Роже Вайян - Избранное
— Слишком дорого обойдется. Да и зачем топить? Вы же прекрасно знаете, что зимой никто не пойдет мыться в душевую. И правильно сделает! Скажите, пожалуйста, какую моду завели — в любую погоду водой себя поливать. Так недолго ревматизм схватить или чахотку.
Нобле говорил совершенно искренне. Кстати сказать, ни ванн, ни душа не было и в тех домиках, где жил административно-технический персонал фабрики. Не было их и в квартире Нобле, и его дочь, двадцатитрехлетняя девица, закончившая заочный курс литературного факультета, раз в год закатывала отцу сцену, требуя, чтобы он оборудовал в кредит ванную комнату. Но делала она это только для standing [14], ведь она читала журнал «Селексьон». Если бы отец уступил ее требованиям, она все равно не стала бы мыться в ванне зимой — такова сила воспитания. Во всем городе было одно-единственное исключение — технический директор инженер Таллагран, мужчина тридцати пяти лет, окончивший Училище гражданских инженеров и женатый на дочери директора горнорудной компании, разбогатевшего при национализации копей. Таллагран устроил за свой счет ванную комнату, и его жена купалась каждое утро, о чем говорил весь город. Такого рода штрихи свидетельствовали о глубоком различии между двумя поколениями административно-технического персонала АПТО. Различие это сказывалось и в их методах работы на фабрике.
В обстановке спальни Пьеретты чувствовались вкусы зажиточных крестьян: ее дядя, мой сосед в Гранж-о-Ване, дал племяннице в приданое кровать вишневого дерева в форме «ладьи», пуховое стеганое одеяло красного цвета, массивный шкаф орехового дерева. Матрас был набит чистой шерстью и стоил больше месячного заработка Пьеретты.
В другой комнате, расположенной между спальней и кухней, стоял нарядный, блестевший лаком буфет со стеклянными дверцами — безумная прихоть мужа Пьеретты, его «подарок» к первой годовщине свадьбы; он купил буфет в рассрочку, а в конечном счете выплачивать за него пришлось Пьеретте. Долгое время ей было противно смотреть на этот буфет, как и на все, что напоминало ей о негодяе муже, которого она выгнала. Теперь она держала в злополучном буфете папки с делами профсоюза.
Пьеретта поставила на плиту суп. Спросила у Миньо, ужинал ли он.
— Нет, — ответил Миньо, — но это неважно.
— Что, опять с женой рассорился?
— Я сам был виноват. Упрекнул ее за то, что она на вечере восхищалась хозяйским сынком Летурно. Ну, она, конечно, разозлилась. «В кои-то веки встретился на ваших вечерах приличный человек, и ты уж недоволен. Тебе хочется, чтобы я водилась с черномазыми…» Опять ее схватила судорога. Я хлопнул дверью и ушел.
— Разве можно так грубо обращаться с женой? — возмутился Кювро.
— А разве с ней можно поладить? Она только об одном мечтает; познакомиться с мадам Таллагран, бывать у нее в доме. Нас всех она ненавидит, мы ей помеха.
Раймонда Миньо плохо разбиралась в укладе местного общества. Жена главного инженера ни за что бы не пригласила ее к себе. Из страха прослыть провинциалкой мадам Таллагран ни у кого в Клюзо не бывала и к себе никого не приглашала. Она гордилась тем, что все ее друзья живут в Париже, и дважды в год ездила туда на две недели. Ей и в голову не приходило, что это высокомерие было самой настоящей провинциальной чертой. По той же причине ни у кого не бывала и дочь господина Нобле.
— Не надо было на ней жениться, — продолжал Кювро. — Или уж разведись, что ли. Но нельзя же день и ночь корить женщину: «Ты мещанка, ты мещанка».
Красавчик улыбался. Он придерживался своих собственных, итальянских понятий относительно правил поведения мужа, желающего быть хозяином в доме. Его насмешливый взгляд приводил Миньо в смущение. Поеживаясь, он подошел к плите и встал спиной к огню, как будто хотел погреться. На глаза ему попалась книжечка стихов Филиппа Летурно — войдя в комнату, Пьеретта положила ее на стол. Миньо раскрыл ее и прочел надпись.
— Ну вот, — сказал он, — и ты тоже готова пасть в объятия красавца Летурно.
Пьеретта спустила ему эту дерзость. Все снисходительно относились к выпадам Миньо. Как человеку не быть желчным и раздражительным, если его замучила сварливая жена? Пьеретта пересказала со всеми подробностями свой разговор с Филиппом Летурно.
— Ты будь с ним поосторожнее, — сказал Миньо. — Он провокатор.
— Ты действительно так думаешь? — спросила она.
— Ну конечно. Он старается влезть к тебе в доверие, хочет, чтобы ты все ему выбалтывала. Наверняка шпик, подосланный к нам правлением.
— Нам скрывать нечего, — сказала Пьеретта.
— Чего там, он просто-напросто гага, — вставил Красавчик.
Все засмеялись. Что это значит? Почему гага?
Красавчик объяснил: «гага» в Италии называют молодых щеголей, которые носят длинные волосы и коротенькие брючки дудочкой.
— В наших краях говорят хлыщи, — пояснила Пьеретта.
— А еще их называют у нас фертиками, — заметил Кювро. — В давние времена таких шалопаев именовали щеголями и невероятными.
— А по-моему, он просто несчастный малый, — сказала Пьеретта.
— Если у него действительно добрые намерения, — добавил Кювро, — пусть займется работой среди сторонников мира. Он ведь может общаться с докторами, нотариусами, директорами школ — для нас они пока что были недоступны.
— Я вот что подумала, — сказала Пьеретта. — Надо ему предложить подписаться под протестом против ареста ***. Это будет для него первым испытанием. А фамилия внука «великого Летурно» произведет известное впечатление.
— Отличная мысль, — сказал Миньо.
— Хорошо. А кому мы поручим поговорить с ним? — спросила Пьеретта.
Определять задание, назначать ответственного и требовать отчет о выполнении стало у Пьеретты второй натурой.
— Тебе поручим, — сказал Миньо.
— Нет, тебе, — возразила Пьеретта.
— А почему же не тебе? — настаивал Миньо. — Вы так подружились.
— Если я пойду к нему еще раз, то не только тебе, но и другим придут в голову разные глупости, вроде тех, какую ты сейчас сморозил.
— Она правильно говорит, — сказал Кювро. — К тому же ты у нас человек ученый, всякие экзамены прошел. Ты лучше столкуешься с поэтом.
Пьеретта достала из ящика кухонного стола школьную тетрадь и карандаш. Помусолив карандаш, она записала в тетрадку:
«Задание: Получить подпись Ф. Летурно под протестом против ареста ***.
Ответственный: Миньо».
— Ты когда пойдешь к нему? — спросила она.
— Завтра, — ответил Миньо.
Она снова помусолила карандаш и записала:
«Отчет: 28 апреля».
Потом налила супу себе и Миньо — два других ее гостя уже поужинали дома. После супа она приготовила омлет и открыла коробку рыбных консервов. Такое угощенье стоило много дороже, чем обычный обед рабочих в Клюзо. Пьеретта позволяла себе покупать яйца и консервы, потому что терпеть не могла заниматься стряпней, и в конце недели, перед получкой, ей приходилось питаться только кофе с молоком и хлебом — впрочем, ее настроение от этого ничуть не портилось.
Пьеретта Амабль получала, считая и пособие на сына, двадцать пять тысяч франков в месяц, но ребенок ее жил у деда и ничего ей не стоил. Она чувствовала себя менее стесненной в средствах, чем Миньо, — тот получал пятьдесят тысяч франков в месяц, но его жена тратила деньги на сравнительно дорогие вещи, внушавшие ей обманчивую иллюзию ее принадлежности к привилегированному классу: то она покупала холодильник, то цигейковое манто.
Словом, Пьеретте жилось относительно легче, чем Миньо, хотя она была куда беднее; она никогда не ездила в вагоне второго класса, никогда не видала моря, никогда не бывала в Париже, не носила шелкового белья. Четыре раза в год она ездила в Лион на собрания профсоюзных делегатов от рабочих различных предприятий АПТО и, проходя по улицам города, с любопытством рассматривала в витринах роскошных парфюмерных магазинов флакончики и баночки со всевозможными косметическими средствами, об употреблении которых она знала только со слов Маргариты; но покупала она себе самую обыкновенную губную помаду и самый обыкновенный крем в магазине стандартных цен или у парикмахера в Клюзо. Раза два она была в театре «Селестэн» на галерке. Она никогда не имела возможности «не считать деньги» — ужасное выражение! Словом, она хорошо знала бедность, ту трагическую границу, которая отделяет друг от друга социальные классы и резко разграничивает слои внутри классов. Между тем Миньо, имевший в дополнение к основному окладу наградные, прибавку за выслугу, и получивший небольшое наследство, мог иной раз позволить себе не очень «считать деньги» — то съездить на Юг, то купить хороший костюм.
Ежемесячный бюджет педагогов Жакларов, считая пособие для семейных (у них было трое детей), состоял из ста двадцати тысяч франков с лишним. Жаклары тоже были коммунистами, но по материальному своему положению они так же отличались от Пьеретты, как инженер Таллагран отличался от Нобле. Жаклары безотказно предоставляли в распоряжение партийной организации свой автомобиль, если в нем была нужда, а Пьеретта не смела и помыслить о покупке автомобиля, пока «не изменится лик земли»; но это не могло повлиять на нее, как не влияет движение в небе звезды четырнадцатой величины на устойчивость железобетонного моста. Но всякий раз, как она просила у Жакларов автомобиль для кого-либо из товарищей, она изо всех сил старалась поблагодарить Жакларов как можно «естественнее» и очень боялась «дать им почувствовать», что они люди другого круга, чем она, характерное проявление такта рабочего человека.
