Роже Вайян - Избранное
Здание конторы, находившееся в самом центре Клюзо, стояло напротив ворот фабрики, отделенное от нее неширокой площадью, и представляло собой весьма красивое строение из тесаного камня; приезжие нередко принимали его за городскую ратушу. Они не очень ошибались: с 1818 года, то есть со времени основания фабрики, и до 1934 года мэром города всегда бывал или сам фабрикант, или директор фабрики.
Около крыльца конторы резко запахло хлоркой, которую употребляли для дезинфекции; этот едкий запах связывался у Пьеретты с воспоминанием о том дне, когда она впервые, робея и волнуясь, явилась сюда в качестве рабочей делегатки. Да нет, это шло еще с детских лет. Ведь если рабочие говорили: «Надо идти в контору», значит, дело касалось очень важных вопросов: увольнения, готовящегося сокращения, хлопот о пособии, просьбы о выдаче вперед заработной платы; приходили сюда с протестом — такого бунтовщика обязательно заносили в черный список.
В нижнем этаже помещались бухгалтерия и касса. В первые годы работы на фабрике Пьеретте было неловко и даже стыдно стоять в очереди «за получкой», как будто она делала что-то нехорошее, продавала себя; чувство это совершенно исчезло, как только она стала активисткой в профсоюзе; теперь, когда она приходила на фабрику, у нее уже не было ощущения, что она продает свое время, свою жизнь, все свое существо, — нет, она шла туда, как на битву. У окошечка кассы она тщательно проверяла ведомость и расписывалась твердым и четким почерком.
Она быстро поднялась по каменной лестнице. На этот раз она не испытывала никакой тревоги, скорее была заинтригована и посмеивалась в душе. Она отворила дверь с матовым стеклом, на котором белыми эмалевыми буквами было написано: «Управление кадров», а ниже: «Входите без стука». В комнате стрекотала пишущая машинка, на которой печатала секретарша. В глубине, спиной к окну, сидел за письменным столом Нобле. Пьеретта направилась к нему.
— Вызывали меня? — спросила она.
Нобле вскинул на нее глаза и снова принялся писать.
Пьеретта сказала:
— Я пришла.
— Я вас не вызывал, — буркнул Нобле, не поднимая головы, и продолжал строчить.
Самая молоденькая из секретарш фыркнула. Пьеретта хорошо ее знала, они жили в одном корпусе рабочего поселка, знала также Пьеретта, что мать этой девицы занимается репетиторством — дает детям уроки катехизиса.
— Ты хочешь мне что-то сказать? — спросила Пьеретта.
Девушка вся вспыхнула и ничего не ответила. Пьеретта прошла в угол комнаты, где блестела покрытая лаком двустворчатая дверь с медной дощечкой, на которой было выгравировано: «Директор по кадрам». Пьеретта постучалась. Послышались быстрые шаги. Филипп Летурно отворил дверь и посторонился, пропуская Пьеретту.
— Прошу вас, мадам Амабль.
Пьеретта вошла. Филипп Летурно затворил дверь.
Комнату заливал солнечный свет. Пьеретта удивилась. Все знакомые ей служебные кабинеты АПТО представляли собой неприглядное зрелище: полумрак, грязные стекла в единственном окне, которое мыли лишь два раза в год весной и осенью, засиженные мухами стены, облупившиеся потолки.
Кабинет Филиппа Летурно занимал угловую комнату в три окна, солнечный свет весело играл на белых, недавно выкрашенных стенах, где сверкали яркими красками картины в светлых рамах.
— Садитесь, пожалуйста.
И Филипп Летурно указал рукой на так называемое «клубное кресло», поставленное наискось около его письменного стола. Пьеретта хотела было отказаться и сесть у стенки, где выстроились шеренгой деревянные стулья того казенного стиля, который царил на фабрике. Но тут же она спохватилась, досадуя на себя. Разве она, рабочая делегатка, не имеет права сидеть в «клубном кресле» в директорском кабинете?
Итак, она села в глубокое кожаное кресло, слегка выставив одну ногу вперед, а другую согнув в колене, держась, как всегда, прямо и положив руки на подлокотники. Потом она подняла глаза на Филиппа Летурно. Он сидел за письменным столом в кресле, обитом очень светлой кожей, — нечто весьма дорогое и шикарное. И тут же она заметила, что на письменном столе стоит ваза с букетом роз. Летурно торопливо переставил вазу, чтобы цветы не мешали им видеть друг друга.
— Вы удивлены, — спросил он, — что в кабинете фабричного администратора благоухают розы?
— Вы меня вызывали? — не отвечая ему, сказала Пьеретта.
— Да, да… — подтвердил Филипп и стал перебирать бумаги и книги, лежавшие на столе. — Вот, — сказал он. — Господин Нобле дал мне на подпись приказ об увольнении трех чернорабочих со склада, явившихся на работу в нетрезвом виде.
Он улыбнулся, как будто извиняясь перед Пьереттой.
— Это я цитирую докладную записку…
И он отчеканил деревянным тоном, как жандарм из комедии:
— …каковые явились на работу в складское помещение в нетрезвом виде, что замечено за ними уже четвертый раз за последний месяц, за каковое нарушение правил им в указанный период времени было сделано последовательно одно за другим три предупреждения…
«„Последовательно“ — это уж он от себя прибавил, — подумала Пьеретта, хорошо знавшая стиль приказов фабричной администрации. — Будто хочет сказать: я не такой, как Нобле, я человек образованный, в университете учился».
— Ну-с, так что вы об этом думаете? — спросил Летурно.
— Я не в курсе дела, — ответила Пьеретта. — Надо сначала выяснить факты, разобраться. Скажите мне, пожалуйста, фамилии трех провинившихся рабочих.
— Это лишнее, — произнес Летурно. — Я отказался подписать приказ.
И он, смеясь, взглянул на Пьеретту.
«Сколько ему лет? — думала Пьеретта. — Говорят, двадцать четыре, а смех у него совсем детский. Очевидно, даже не понимает, что такое ответственность. Такие люди никогда взрослыми не становятся».
— Спасибо, — сказала она с бесстрастным видом.
— Если к ним опять будут придираться, — продолжал Летурно, — я их вызову… И мы поговорим с ними… Мы, то есть вы и я… Мы вдвоем поговорим с ними.
Пьеретта встала.
— Благодарю вас от их имени, господин директор.
Она кивнула ему на прощание и, повернувшись, направилась к двери.
— Подождите, мне надо еще кое-что сказать вам, — быстро проговорил Филипп.
Пьеретта опять подошла к столу. Филипп встал с кресла.
Одно мгновение они молча стояли друг против друга. Он поднял руку и, не поворачиваясь, указал большим пальцем на картину, висевшую за его спиной.
— Что вы скажете о такой живописи? — спросил он.
«Как поступить? Повернуться и уйти? — думала Пьеретта. — Или же сухо ответить: „Мне платят деньги на фабрике не за то, чтобы я разглядывала картины“. Но зачем обижать парня, он ведь до сих пор…» У нее вдруг мелькнула мысль: «А что если картина какая-нибудь непристойная? Ну уж тогда получишь, голубчик, пощечину!» Она подняла глаза, взглянула на картину и расхохоталась.
— Ну как? Что вы думаете?
— Ничего, — ответила она. — Ничего я об этом не думаю.
— Это превосходная репродукция картины Пикассо того периода его творчества, который я больше всего люблю. Вы не находите, что от нее веет счастьем?
— Не знаю, право, — сказала Пьеретта.
— Вам, конечно, известно, что Пикассо — член коммунистической партии.
— Он, бесспорно, хороший человек… — проговорила Пьеретта.
— Но его картины вам не нравятся? Да? — допытывался Филипп Летурно.
— Я не такая образованная, чтобы судить об этих вещах, — ответила Пьеретта.
— Вот это-то и интересно! — воскликнул Филипп. — А как вы хорошо сказали: «Я не такая образованная…» Нет, вы и представить себе не можете, какая вы чудесная…
Пьеретта удивленно посмотрела на него, широко раскрыв свои огромные черные глаза. Он заметил ее удивление.
— Да, да, — подтвердил он, — и самое чудесное в вас — это ваша простота. Я уверен, что вы понимаете живопись гораздо лучше, чем вам это кажется.
— Но я совсем не разбираюсь в живописи, — сказала она. — Попадались кое-какие картинки в почтовом календаре, а других я, можно сказать, никогда и не видела.
— Простите, — сказал он. — Извините меня…
— За что? — спросила Пьеретта.
Он помолчал немного и вдруг выпалил:
— За что вы меня ненавидите?
Пьеретта засмеялась.
— Вот выдумали! Никакой ненависти я к вам не испытываю.
Он стоял перед ней, смущенный, неловкий.
— Я даже думаю, — добавила она, — что вы славный малый.
— Я не враг рабочим, — торопливо проговорил он и замотал головой. — Вы же видите, я отказался подписать приказ о наказании трех ваших товарищей. Нобле, конечно, донесет об этом в правление АПТО. Впрочем, мне в высокой степени наплевать на них на всех.
— Не верится, — сказала Пьеретта.
— Вы не верите, что мне наплевать на АПТО?
