Карлос Оливейра - Современная португальская повесть
И так же неожиданно, как появился, сержант в сопровождении двух полицейских удаляется в сторону Алто-да-Лаже.
Полчаса спустя их встречает тусклый свет окон на холме Валмурадо. Осторожно со всех сторон обходят они лачугу. Подходят к двери и с шумом распахивают ее.
Паника охватывает сидящих у очага. Жулия и Аманда Карруска вскакивают. Ардила принимается лаять. И только Бенто остается ко всему безразличным. За упавшими на лицо волосами он ничего не видит.
С зажженным фонарем и пистолетом сержант Жил, кликнув сопровождающих его полицейских, заходит за перегородку.
— Где твой муж?
Бледнея от ужаса, Жулия смотрит ему в глаза. Все происходящее кажется ей невероятным, призрачным.
— Я спрашиваю тебя, где твой муж?
— Ушел! — кричит Аманда Карруска.
— Куда?
— Не знаем!
С дрожащими от злости губами старуха выходит вперед. Двое полицейских удерживают ее. Сержант Жил трясет Жулию за плечо.
— Лучше скажи, где он!
Аманде Карруска удается вырваться. Стремительно, всем телом она бросается на сержанта и отталкивает его от дочери.
— Если ты ее тронешь, мой зять убьет тебя, собака!
Потеряв равновесие, сержант Жил падает на стол. Фуражка летит на камни камина.
На фоне освещенной языками пламени стены четко вырисовывается маленькая сгорбленная фигура старухи с вскинутыми вверх руками и всклокоченными от ярости волосами. Ардила скалит зубы.
От неожиданности сержант Жил, стараясь приклеить к пылающей лысине жалкие пряди волос, проводит рукой по голове. Найдя фуражку, он надевает ее. Утратив спокойствие и чувствуя себя оскорбленным, сержант понимает, что арест Палмы срывается.
— Ну что ж, буду действовать по-иному, — цедит он сквозь зубы, беря за руку Жулию. — Пойдешь с нами!
— Я пойду! — ударяя себя кулаком в грудь, кричит Аманда Карруска. — Бери меня, забирай меня, если так тебе хочется.
Мутный взгляд Жила быстро скользит по старухе, избегает ее взгляда, испытывая неловкость при виде такой ненависти.
Закрывая лицо руками, Жулия пятится. Полицейские карабинами преграждают путь Аманде Карруска.
— Никуда она не пойдет, — визжит старуха, стараясь освободиться от полицейских. — Ишь бездельники. Чертовы бездельники!
Сержант Жил гонит Жулию к двери, хватает за руку и вытаскивает во двор.
Дав сержанту уйти, полицейские следуют за ним. Старуха, воюя со скрещенными перед ней карабинами, рычит, потом ее обнаженная, исхудавшая рука просовывается в дверь:
— Бездельники! Негодяи!
Голос ее срывается. Ей не хватает воздуха. Почувствовав, что она обессилела, полицейские оставляют ее. Аманда Карруска падает на ступени и лежит, сжимая пульсирующие виски.
Когда же ей удается подняться, она оглядывается вокруг, будто припоминая что-то срочное, неотложное. Собрав последние силы, она идет к оврагу.
Уже перейдя на другую сторону, старуха слышит шаги.
— Это ты, Мариана?
Изменившийся голос Аманды Карруска настораживает Мариану. Она молча подходит к бабке, наклоняется, пытаясь заглянуть ей в лицо.
— Арестовали твою мать! — бросает ей старуха. — Пришли за отцом, за ним, а взяли ее!..
Она отстраняет внучку и бежит.
— Пригляди за братом. Я разбужу поселок, криком подниму всех на ноги!
— Бабушка, послушай. Поди сюда!..
Выбиваясь из сил, Аманда Карруска останавливается. Но ярость гонит ее вперед. Осознав, что она одна в ночи, старуха превозмогает себя. Словно подталкиваемая беспорядочной сменой мыслей, она снова бросается бежать, спотыкаясь, обивая в кровь ноги в дырявых башмаках.
Около Алто-да-Лаже, почти у дороги, что-то заставляет ее остановиться. Лавка уже закрыта. Старуха как обезумевшая стучит в дверь.
— Кто здесь?
— Откройте!
Слышен скрежет снимаемой цепи. Из-за круглой физиономии Жозе Инасио Миры выглядывает мрачное, вопросительно смотрящее лицо Франсиски. В ее поднятой руке керосиновая лампа.
— Арестовали мою дочь! Дочь мою арестовали! Они хотели знать, куда ушел ее муж… Нужно предупредить его!..
— Не кричите, тише! Идите сюда.
— Я пойду в поселок…
— Только не это.
Жозе Инасио Мире удается заставить старуху войти. Он запирает дверь.
— Полицейские были и у нас, — доверительно говорит ей Франсиска. — Тут дело не в контрабанде.
— Тут дело совсем в другом, — говорит Жозе Инасио Мира, стараясь прекратить шум. — Если вы пойдете в поселок, то только хуже сделаете. Вы ведь не знаете, что ваш зять намеревается избить Элиаса Собрала?
— Нет. Не знаю.
— Вот так! И этот тип пожаловался, у меня на этот счет никаких сомнений нет. Ну, что в этом случае они могут сделать? Самое большее — два-три дня продержать Палму в тюрьме. Вот если бы дело касалось контрабанды, было бы куда хуже. Они ведь не собирались арестовывать вашу дочь. И пришли только потому, что обязаны…
— Нет, я пойду в полицейский участок.
— Нет, вы этого не сделаете! Разве что хотите дочери навредить?
— Чем это я могу ей навредить?
— Всем! Ее взяли на допрос, не для чего больше. И тут же выпустят. Им надо наказать Палму. Только Палму — за все, что можно. Но если вы там появитесь и наделаете глупостей — будет хуже.
Засомневавшаяся Аманда Карруска в нерешительности переводит взгляд с. Жозе Инасио Мира на Франсиску.
— Если ты не врешь…
— Это уж слишком. Какой смысл мне вас обманывать? Или за прохвоста меня принимаете?
Франсиска протягивает руку к прилавку и ставит на него керосиновую лампу.
— Знаете, что вам нужно делать? Идти домой и вести себя как можно тише. На вашем месте лично я только так бы и поступила.
Старуха прячет выбившиеся из-под планка седые волосы. Сопя, проводит пальцами по носу. Сморкается.
Спустя минуту лицо ее оживляется, и она принимается рассказывать все, как было с того момента, как появились полицейские. Желание рассказать все как можно подробнее заставляет ее повторять малозначительные факты и упускать важное. Но как только она вспоминает еще что-нибудь, она снова возвращается к началу. Так, то и дело прерываясь, рассказ ее движется вперед. Время от времени она говорит о несправедливости Элиаса Собрала.
Жозе Инасио Мира и Франсиска терпеливо слушают старуху, давая ей выговориться.
17
Ардила, несмотря на то что ее все время гонят, не покидает хозяйку. Опустив морду, она упрямо следует по пятам за Жулией. У входа в полицейский участок собаку отшвыривают сапогом. Ардила клубком катится по земле. Воя и прихрамывая, она усаживается под кустом.
Жулия безучастна ко всему. Страх парализовал ее. Закрыв лицо руками и согнувшись в три погибели, она с трудом волочит ноги и не переставая плачет. В кабинет сержанта ее вталкивают силой. В изнеможении она падает на стул.
— Встать!
Она чувствует, как ее поднимают и, подталкивая, под руки выводят на середину комнаты. Свет лампы ударяет ей в лицо. Она отводит глаза.
— Как тебя зовут?
Какой смысл во всем этом. В этом вопросе. Потолок низкий, тяжелый. По стенам быстро скользят тени. Ее пугает собственный голос. Он звучит откуда-то издалека, будто не она, а кто-то другой отвечает, произносит ее имя по слогам.
Ручка скребет бумагу. Другие вопросы задают ей другие, кто находится здесь, в этой комнате. Задают быстро, стараясь запутать. Она всхлипывает, чуть заметно качая раскалывающейся от боли головой.
Сержант Жил отстраняет полицейских и начинает допрос. Разговор краткий и беспощадный.
— Нет! Жалованья твоей дочери хватать не может. А сколько приносит твой муж?
— Он ничего не приносит…
— Врешь!..
— Нет…
— Я знаю, что ты врешь! Где твой муж? Куда он отправился сегодня ночью?
Сержант Жил ударяет кулаком по столу. Черные тени полицейских сходятся, сапоги скрипят, обступая ее со всех сторон.
— Говори!
Вдруг все успокаивается. Тишина, кажется, нисходит со сводчатого потолка и стынет в кабинете. Объятая страхом, Жулия прижимает руки к груди, колени ее подгибаются. Огромная поблескивающая лысиной голова сержанта почти у ее лица. Она чувствует его дыхание.
— То, что ты молчишь, только хуже. Галрито все рассказал! Он здесь, в участке, и во всем признался.
— Нет!..
— Да, рассказал. Сказал, что твой муж и Корона работают на Миру!
— Нет…
Слезы брызжут из ее глаз, она громко, надрывно всхлипывает.
— Перестань! — Голос сержанта становится мягким, вкрадчивым. — Никто не умер. Ты понимаешь это. Твой муж, который ничего не зарабатывает…
— Я не хотела, — рыдает Жулия. — Это все Галрито, это он виноват.
— Пригласил его, да?
— Да, это он…
Облегченно вздохнув, сержант Жил выпрямляется.
— Вот так! Видишь? Все и открылось!..
