Алекс Гарленд - Пляж
Палатки, инструменты, консервы, «Нинтендо». Чем больше я видел, тем больше приходил в восхищение. Я восхищался не обустроенностью лагеря, а самим замыслом. Хижины, казалось, появились примерно в одно и то же время. Оттяжки палаток были закреплены камнями, а сами камни были врыты в землю. Ничего случайного; наоборот, все очень точно рассчитано. Торжество планирования над стихийным ходом событий.
Я брел по площадке, стараясь рассмотреть, что лежит в палатках, и изучая рукотворный растительный навес, пока у меня не заныла шея. Чувство благоговения сопровождалось такой же безмерной растерянностью. У меня по-прежнему возникали вопросы, и каждый вопрос тянул за собой следующий. Очевидно, что люди, создавшие лагерь, не могли обойтись без лодки. Это предполагало помощь местных жителей, а значит, здесь бывали и таиландцы. Толстяк с Самуя мог нарушить правила и оставить туристов на острове не несколько ночей, однако намного труднее было представить, что таиландцы привозят сюда еду и плотницкие инструменты.
Странно также, что в лагере никого нет. В нем, без сомнения, жило много людей. Раз-другой мне почудились поблизости какие-то голоса, но никто так и не появился.
Спустя некоторое время тишина и отдаленные голоса стали действовать на меня угнетающе. Сначала я чувствовал себя покинутым, и мне было жалко себя. Я подумал, что Сэл не следовало оставлять меня в одиночестве, ведь я болел и был новеньким в лагере. Вообще-то, Этьен и Франсуаза – мои друзья. А разве друзья не должны быть поблизости, чтобы видеть, что со мной все в порядке?
Вскоре, однако, чувство одиночества переросло в паранойю. Я обнаружил, что вздрагиваю от каждого шороха, доносящегося из джунглей, а мои шаркающие по земле шаги звучат необычайно громко. Я поймал себя на том, что изображаю непринужденность, как будто в расчете на тех, кто следил за мной из-за деревьев. Отсутствие Этьена и Франсуазы стало поводом для новой тревоги.
Возможно, это объяснялось тем, что я был еще не совсем здоров; а может быть, все это было нормальной реакцией на ненормальные обстоятельства. Так или иначе, но непонятная тишина сводила меня с ума. Я решил, что нужно выбраться из лагеря, поэтому вернулся к дому за сигаретами и ботинками, но, увидев темный коридор, через который мне нужно было пройти к кровати, я отказался от своего намерения.
Из лагеря вело несколько тропинок. Я выбрал ближайшую из них.
К счастью, выбранная мною тропинка вела прямо на пляж. Песок был слишком горячим для босых ног, поэтому я сразу побежал к кромке воды. Отметив про себя, в каком месте я вышел из джунглей, я подбросил воображаемую монетку и повернул в левую сторону.
Выбравшись из вызывавшей клаустрофобию лесной «пещеры», я успокоился. Когда я шел по мелководью, я уже не знал, на чем остановить взгляд.
С водопада открывался вид на громадное кольцо гранитных скал – препятствие для спуска. Но сейчас они воспрепятствовали бы подъему. Таким грозным стенам могла бы позавидовать любая тюрьма, хотя лагуна ничем не напоминала тюрьму. Помимо чувства восхищения красотой лагуны, создавалось впечатление, что утесы служили защитой – служили стенами замка, но не высящегося, а спрятанного ниже уровня моря. Во время беседы с Сэл у меня не возникло ощущения, что владельцы полей с марихуаной представляют угрозу для обитателей лагеря, однако существование горной преграды между нами все равно действовало успокаивающе.
Лагуна была почти такой же по величине, как и окружавшая ее суша. Не более полутора километров в диаметре, хотя я не ручаюсь за точность. Теперь, оказавшись ближе к обращенным в море скалам, чем в тот момент, когда я находился на вершине водопада, я мог лучше разглядеть их поверхность. У кромки воды скалы были все в черных пустотах и пещерах. Создавалось впечатление, что пустоты глубоко уходили в скальную породу – достаточно глубоко, чтобы по ним можно было проплыть на небольшой лодке. Берег моря был усеян торчавшими из воды гладкими валунами, отполированными волнами и лившими в течение нескольких веков тропическими дождями.
Пройдя по пляжу несколько сотен метров, я увидел вдалеке плещущиеся в воде возле одного крупного валуна тела. Странно, конечно, но сначала у меня мелькнула мысль, что это тюлени. Приглядевшись получше, я понял, что это люди. Наконец-то мне удалось кого-то найти.
Я подавил сильное желание крикнуть им только из-за смутного инстинкта самосохранения. Вместо этого я побежал обратно в джунгли, решив посидеть в тени и подождать, пока купающиеся не вылезут из воды. Здесь я обнаружил человеческие следы, майки и, к своему восторгу, вскрытую пачку «Мальборо». Преодолев мгновенное колебание, я стащил из пачки сигарету.
Я сидел с довольным видом, пуская колечки дыма в неподвижный воздух. Неожиданно обнаружилось, что колечки, долетая до пляжа, быстро поднимаются вверх и, не теряя формы, проскальзывают между пальмовыми листьями. Мне понадобилось несколько затяжек, чтобы догадаться, что причиной этого был нагревшийся от песка воздух.
Купающиеся же показались мне весьма сообразительными. Они ловили острогами рыбу. То и дело выныривали из воды и пристально всматривались в нее, держа наготове остроги. Потом все разом бросали остроги, ныряли снова, поднимая при этом фонтаны брызг, и все повторялось сначала. Они, по-видимому, поймали много рыбы.
Рыба
С мокрыми волосами и сильно загорелой кожей, все шестеро купающихся казались точными копиями друг друга. Я узнал среди них Этьена и Франсуазу лишь после того, как они вышли из воды со своим уловом и начали раскладывать пойманную рыбу.
Прежде чем выбраться из своего убежища, я некоторое время колебался. Очень странно было видеть, что мои друзья в столь приятельских отношениях с остальными. Все весело смеялись и называли друг друга по имени. Тут я понял, сколько потерял, проспав в одиночестве первые сутки своего пребывания в лагере. Когда я вышел из укрытия, меня никто не заметил. И я несколько секунд стоял возле них с ухмылкой на лице, дожидаясь, когда кто-нибудь посмотрит в мою сторону.
В конце концов, не зная, как еще привлечь их внимание, я кашлянул. Шесть голов, как по команде, обернулись ко мне.
– Привет, – неуверенно произнес я. Ответом мне было молчание. Франсуаза слегка нахмурилась, как будто не узнавала меня. Потом лицо Этьена расплылось в улыбке.
– Ричард! Тебе уже лучше! – Он бросился ко мне и обнял меня. – Слушайте все! – сказал он, крепко схватив меня одной мокрой рукой и энергично жестикулируя другой. – Это наш друг, который заболел.
– Привет, Ричард, – хором отозвались остальные.
– Привет…
Этьен снова сжал меня в объятиях:
– Я так рад, что тебе стало лучше.
– Я тоже.
Я взглянул через плечо Этьена на Франсуазу. Она стояла вместе с остальными, и я улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ, но какой-то кривой… или заговорщической улыбкой. Интересно, что я наговорил ей в бреду?
Как будто для того, чтобы усилить мое паническое состояние, она подошла ко мне и легонько провела ладонью по моей руке.
– Приятно видеть, что тебе полегчало, Ричард, – сказала она без всякого выражения. Я было открыл рот, чтобы ответить ей, но она отвернулась.
– Я поймал рыбу! – объявил Этьен. – Первый раз в жизни попал на рыбалку и поймал такую большую рыбу! – Он показал на свой улов. – Видишь эту большую синюю рыбу?
– Ага, – ответил я, слушая его лишь вполуха, поскольку в голову уже лезли леденящие душу мысли.
– Это я поймал ее!
Меня познакомили с остальными.
С Моше – высоким израильтянином, обладателем оглушительного смеха. Моше пускал в ход смех, как сумасшедший ружье, – наобум. От взрывов этого смеха я инстинктивно моргал, как будто слышал удары молота по кирпичу или металлу. Я видел собеседника, но стробоскопический эффект от постоянного конвульсивного движения моих глаз затруднял наше общение.
Здесь были также две высокомерные девушки из Югославии, чьи имена я так и не научился выговаривать, и уж тем более писать. Они очень важничали, потому что приехали из Сараево. Они говорили: «Мы из Сараево», – а затем делали многозначительную паузу, как будто ожидали, что я упаду в обморок или поздравлю их.
Еще был Грегорио. Он мне сразу понравился. У него было доброе лицо и мягкая романская шепелявость. Знакомясь со мной, он сказал:
– Очень рад познакомиться. – Прежде чем протянуть мне руку, он вытер ее о свою майку, добавив при этом: – Мы все очень рады видеть тебя.
Никак не могу вспомнить, что говорил мне Этьен, когда мы шли обратно по мелководью. Кажется, он вел рассказ о том, что произошло за время моего долгого сна, и у меня в голове запечатлелось, как бережно он нес свой улов, прижимая его к темной от загара груди, казавшейся густо покрытой серебряной чешуей. Все остальное полностью выпало из моей памяти. Вот насколько я был встревожен тем, что такого я мог сказать в бреду Франсуазе.
