Алекс Гарленд - Пляж
Незаметно пролетали минуты. Я вспотел, и мне было трудно дышать. Со свечи капал воск, падавший в пыль и превращавшийся в шарики. Со стропила крыши мне в ноги упала ящерица.
Меня пришла навестить ящерица, с которой мы вместе пережидали грозу.
– А-а, – сказал я. – Привет. – Я протянул руку и попытался схватить ее, но она вырвалась, оставив у меня в руках лишь розовый кончик хвоста длиной в сантиметр.
Одна из игр мистера Дака.
Я выругался и поднял хвост. Он слегка щелкнул меня по руке.
– Очень остроумно, Дак. Не знаю, что бы это значило, но все равно очень остроумно. – Я опустился обратно на подушку. – Эй, Дак! Вот это мальчик, да? Хорош малыш!
– С кем это ты разговариваешь? – спросил чей-то сонный голос из темноты.
Я снова сел на кровати:
– Это ты, Дак? Что у тебя с голосом?
– Это Багз.
– Багз? Да, да, помню. Подожди-ка, я попробую угадать. Багз Банки, правильно?
Последовало долгое молчание:
– Да, – наконец ответил голос. – Ты угадал.
Я почесал голову. В волосах было полно каких-то липких комочков.
– Так я и думал. Значит, ты принял эстафету от Дака? Кто же следующий? – Я захихикал. – Роуд Раннер?
В темноте о чем-то невнятно заговорили двое.
– Порки Пиг? Йосемит Сэм? Обожди-ка, до меня дошло… Уайл Д. Койот. Это Уайл Д. Койот, не так ли?
В оранжевом пламени свечи я увидел какое-то движение. Ко мне приближалась какая-то фигура. Когда она оказалась ближе, я узнал стройные очертания.
– Франсуаза! Эй, Франсуаза, этот сон лучше предыдущего.
– Тс-с, – прошептала она и опустилась на колени возле моей кровати. Длинная белая майка поднялась у нее на бедрах. – Ты не спишь.
Я покачал головой:
– Нет, Франсуаза, мне снится сон. Поверь мне. Посмотри, сколько крови на полу. Это кровь из порезанных запястий мистера Дака. Она никак не остановится. Ты бы видела, во что превратилась моя комната в Бангкоке.
Она оглянулась, а потом снова посмотрела на меня:
– Кровь идет у тебя из головы, Ричард.
– Но…
– Ты разбил голову при падении.
– …Мистер Дак…
– Тс-с. Все уже спят. Пожалуйста, успокойся.
Я лег на кровать, ничего не понимая. Франсуаза положила руку мне на лоб:
– У тебя небольшой жар. Как ты думаешь, ты сможешь заснуть?
– Не знаю.
– Ты попытаешься?
– О'кей.
Она накрыла мне плечи простынями и слегка улыбнулась:
– Ну вот, все в порядке. Закрой глаза.
Я послушно закрыл глаза.
Подушка сдвинулась, когда Франсуаза наклонилась. Она нежно поцеловала меня в щеку.
– Я сплю, – забормотал я, когда ее шаги стали удаляться. – Я так и знал.
Мистер Дак повис надо мной, как бескрылая летучая мышь. Он обхватил ногами стропило крыши, из-за чего его живот превратился в какую-то гротескного вида впадину. Из покачивающихся рук его непрестанно капала кровь.
– Я так и знал, – сказал я. – Я знал, я знал, что ты где-то рядом. – В этот момент мне на грудь полилась кровь. – Какая холодная! Как у чертовой рептилии.
Мистер Дак бросил на меня сердитый взгляд:
– Такая же теплая, как и твоя. Она холодит из-за того, что у тебя жар. Ты должен накрыться простынями. Иначе умрешь.
– Слишком жарко.
– Гм. Слишком жарко, слишком холодно…
Я вытер рот влажной рукой:
– У меня малярия?
– Малярия? Скорее, это от нервного истощения.
– А почему его нет у Франсуазы?
– Она не так нервничала, как ты. – Громадная челюсть мистера Дака выдалась вперед, и на лице у него появилась озорная усмешка. – Она очень внимательна к тебе. Очень внимательна. Пока ты спал, она два раза приходила взглянуть на тебя.
– Я сплю?
– Естественно… Крепко спишь.
Пламя свечи ослабевало по мере того, как расплавленный воск заливал фитиль. Снаружи стрекотали цикады. Сверху капала похожая на ледяную воду кровь. Меня бросало от нее в дрожь, и, чтобы согреться, мне приходилось кутаться в простыни.
– Что случилось с ящерицей, Дак?
– С ящерицей?
– Она убежала. Во время грозы она оставалась у меня на ладони, а здесь она убежала.
– Мне помнится, она убежала во время грозы, Рич.
– Но я держал ее в руке.
– Ты в этом уверен, Рич?
Восковая лужица на верхушке свечи стала слишком большой. Неожиданно она пролилась через край, и фитилек снова ярко загорелся, обрисовывая четкую тень на потолке. Там был контур бескрылой летучей мыши с повисшими когтями и тонкими лапами.
– Молния, – прошептал я. Челюсть выдалась вперед:
– Вот молодец…
– Да пошел…
– Хорош малыш.
– … ты.
Минуты пролетали незаметно.
Разговор
Утро уже давно наступило, подумал я. Просто стало очень жарко. Внутри дома царила темнота, свеча по-прежнему горела, а значит, временные ориентиры отсутствовали.
В ногах моей кровати сидел Будда в позе лотоса. Ладони его покоились на бледно-желтых коленях. Необычный Будда – женщина с американским акцентом. Под ее темно-оранжевой майкой отчетливо обрисовывались тяжелые груди; ее длинные волосы были собраны в пучок, отчего ее лицо казалось совершенно круглым. На шее у нее висело ожерелье из морских ракушек. Возле нее горели курительные палочки. Ароматный дым тонкими спиралями устремлялся к потолку.
– Доешь, Ричард, – сказала Будда, указывая глазами на миску, которую я держал в руках. Она была сделана из половинки недавно сорванного кокоса, и в ней еще оставалось немного приторного рыбного супа. – Доешь его.
Я поднес миску ко рту. Запах благовоний смешался с запахом рыбы и сладкой приправы.
Я снова опустил миску:
– Не могу, Сэл.
– Ты должен доесть его, Ричард. – Меня вырвет.
– Ты должен, Ричард.
У нее была американская привычка часто повторять ваше имя, что производило странное впечатление обезоруживающей фамильярности и одновременно принужденности в обращении.
– Честное слово, не могу.
– Тебе это поможет.
– Я уже почти все съел. Посмотри.
Я поднял миску, чтобы она могла убедиться, что я не вру. Мы уставились друг на друга через испачканные кровью простыни.
– Ну хорошо, – наконец вздохнула она. – Наверное, этого будет достаточно. – Она скрестила руки на груди, прищурила глаза и сказала: – Ричард, нам нужно поговорить.
Мы были одни. Время от времени кто-то заходил в дом, кто-то выходил, но я не смог никого увидеть. Я слышал, как открывалась дверь в противоположном конце дома. Пока она оставалась открытой, в темноте виднелся маленький прямоугольник света.
Когда я начал рассказывать о том, как обнаружил тело мистера Дака, Сэл помрачнела. Ее реакция была не слишком явственной: у Сэл только резко дернулись брови и напряглась нижняя губа. Наверное, она уже знала о смерти Дака от Этьена и Франсуазы, поэтому эта новость не ошеломила ее. Ее эмоции было трудно понять. Казалось, она больше всего сопереживала мне и будто сожалела о том, что мне приходится рассказывать такие ужасные вещи.
Больше Сэл ничем не выдала своих чувств. Она не перебивала меня, не хмурилась, не улыбалась и не кивала головой. Она просто неподвижно сидела в позе лотоса и слушала. Сначала ее бесстрастие приводило меня в замешательство, и я умышленно сделал паузу после изложения основных событий, чтобы дать ей время высказать свое мнение, но она лишь молча ждала продолжения моего рассказа. Вскоре у меня пошел сплошной поток сознания. Я все говорил и говорил, как будто она была магнитофоном или священником.
Она действительно вела себя как священник. У меня возникло чувство, что я нахожусь на исповеди. Я виновато описывал панику, охватившую меня на плато, и пытался оправдаться в своей лжи полицейским. Молчание, с которым она все это выслушивала, было похоже на отпущение грехов. Я даже невнятно упомянул о своем влечении к Франсуазе, чтобы снять камень с души. Наверное, слишком невнятно… и Сэл не поняла меня, но попытку я сделал.
Единственно, о чем я умолчал, так это о том, что я дал еще двум людям карту, на которой было указано, как добраться до острова. Я понимал, что должен рассказать ей о Зефе и Сэмми, но подумал, что ей может не понравиться, что я выдал тайну. Лучше подождать, пока я больше узнаю про обстановку на острове.
Я также не сказал ей о своих снах, в которых появлялся мистер Дак, но я не сделал этого по другой причине. Не видел в таком признании никакой необходимости.
Я нагнулся за лежавшей в моем мешке пачкой с двумя сотнями сигарет, чтобы дать понять, что заканчиваю рассказ о моих приключениях, доведя его до того момента, как я вошел в лагерь и потерял сознание. Сэл улыбнулась, атмосфера исповеди улетучилась, резко сменившись на прежнюю, исполненную непринужденности.
– Э-эй, – протянула Сэл слово в типичной североамериканской манере. – Ты, без сомнения, прибыл сюда подготовленным.
– Гм, – ответил я, насколько это позволял процесс прикуривания от пламени свечи. – Я самый наркоманистый из наркоманов. Она рассмеялась:
