Дай мне шанс. История мальчика из дома ребенка - Лагутски Джон
— Вы хотите сказать, что мужчины вступили в сексуальную связь с этой девочкой?
Адель кивнула. Она схватила ручку и стала что-то быстро писать на листке бумаги.
— Вот адрес. Вы должны это сделать, — сказала она, протягивая Сэре листок.
Не говоря ни слова, Сэра кивнула. Адель отперла дверь и выпустила ее. Оказавшись на улице, Сэра развернула листок. На нем было написано: “Пастухов И. А. 15.3.90. Психоневрологический интернат № 5. Филимонки. Автобус № 611 от станции метро “Юго-Западная”. Потом загородный автобус № 420”.
Вот куда отправили Ваню. В интернат для душевнобольных, до которого надо добираться двумя автобусами. Внизу Адель приписала: “Вернуть в дом ребенка № 10”. Вот такой приказ. Не навестить мальчика, не передать ему кое-какую одежду, а вызволить его из интерната для взрослых. Но как она — иностранка, не знающая здесь ничего, — должна это сделать? Какие, по мнению Адели, у нее для этого есть возможности?
“Если бы Адель попросила меня всего лишь навестить Ваню, — вспоминает Сэра, — я бы немедленно бросилась в интернат. Но вытащить его оттуда было выше моих сил. Я могла организовать посещения врачей, добыть деньги на операции, установить контакт между российскими самодеятельными организациями и западными специалистами, но объявить войну бюрократии — это было немыслимо. Я даже не знала, с чего начать. Ощущала себя персонажем сказки, которым помыкает ведьма, загримированная под милую старушку, и которому предстоит совершить сверхчеловеческий подвиг.
Бумажка, которую мне дала Адель, — продолжает Сэра, — лежала у меня на столе, и вскоре она оказалась погребена под стопкой других, более реалистичных проектов.
Если бы Адель с самого начала подала голос против бюрократов, мобилизовав в свою поддержку людей, которые успели узнать и полюбить Ваню, — Вику, меня, Валентину Андреевну, — многих страданий можно было бы избежать. Но этого не случилось. Она была до мозга костей советским чиновником, привыкшим беспрекословно подчиняться приказам вышестоящих начальников и не оспаривать их ни при каких обстоятельствах, даже если их решения оборачивались роковыми последствиями. Беда была в том, что Адель выросла во времена Сталина, когда людей приучали держать собственные мысли при себе.
Забирая у нее записку с адресом, я еще не подозревала о существовании Вики, как и она — о моем.
Поэтому Сэра, парализованная невыполнимостью поставленной перед ней задачи, не знала, что Адель дала то же поручение и Вике, которая со всем пылом молодости бросилась спасать мальчишку.
6
Май 1996 года
Всем наплевать
Чтобы собраться с духом и навестить Ваню, Вике тоже понадобилось некоторое время.
“В начале марта, — вспоминала Вика, — я отправилась в дом ребенка. Адель и ее заместительница пребывали в смятении. Они рассказали, что согласно полученным из министерства инструкциям Ваню накануне отправили в интернат. Вернувшаяся оттуда Вера была в шоке. В этом интернате было намного хуже, чем в других местах, куда она обычно отвозила детей. Ваня бился в истерике, дергал прутья кровати и молил, чтобы Вера не оставляла его.
У меня вырвалось: "Может быть, мне туда поехать?” Адель взяла меня за руку и поглядела прямо в глаза. Потом написала адрес и вручила мне бумажку со словами: “Съезди, Викочка, съезди”.
Шли недели. На совести у меня было неспокойно. Я придумывала себе отговорки. Мол, на поездку уйдет целый день. Оглядываясь назад, я понимаю, что меня одолевали сомнения в собственных возможностях. Как я, совсем еще девчонка, проникну в специнтернат для взрослых? Вот так и получилось, что поездка все откладывалась и откладывалась.
Но в один прекрасный день я проснулась и поняла, что тянуть больше нельзя. При мысли о Ване, который лежит голый за железными прутьями, я решила действовать немедленно. Позвонила начальнику и сказалась больной. Я довольно долго искала эту работу, и мне очень нужны были деньги. Начальник был страшно недоволен”.
Вика доехала на метро до конечной станции и по бумажке, которую ей дала Адель, сверилась с адресом. Оставалось найти автобус № 611. Вика пробралась через толпу на остановке и успела запрыгнуть в подъехавший автобус, который повез ее мимо одинаковых четырнадцатиэтажных домов. Дорога тянулась бесконечно. Вскоре дома остались позади, а впереди виднелись лишь поля и лес. Автобус остановился на конечной — вокруг не было ничего. Вика последовала за цепочкой людей, поднялась по двум пролетам лестницы к переходу. На другой стороне дороги тоже не наблюдалось никаких признаков жизни.
У Вики не было ни малейшего представления о том, где она, но тем не менее она продолжала идти следом за остальными пассажирами автобуса. Спустившись по еще одной лестнице, Вика попала в канаву и по извилистой тропинке, проложенной в траве, приблизилась к бетонному строению. За ним открылась площадь, посреди которой выстроились друг за другом три загородных автобуса. Они были очень старые, панели ограждения двигателей были сняты, чтобы в случае поломки водитель мог быстро выскочить и починить механизм. Вика отыскала автобус № 411, забралась в него и стала ждать.
Понемногу старый автобус стал заполняться пассажирами. Один из мужчин нес в руках флакон шампуня “Хед энд шоулдерс”, и Вике пришло в голову, что он тоже собрался в интернат. Учреждение предназначалось для взрослых. Не исключено, что он едет купать родственника. У женщины сетка с бананами. Возможно, подумала Вика, она везет их своему сыну. Вскоре в автобусе уже яблоку негде было упасть.
Вика посмотрела в окошко. Автобус ехал по открытому пространству, и поля по обеим сторонам зеленели травой — оптимистическое зрелище. Правда, окошки были грязными и все в царапинах, как будто Вика надела, не протерев, чужие очки.
Подъехав к деревне, автобус остановился перед ветхим деревянным домом, довольно сильно покосившимся. Двор был завален металлическим ломом. На автобус лениво загавкала привязанная собака.
— Это Филимонки? — спросила Вика у женщины с бананами.
— Нет. Следующая Филимонки.
Автобус выбрался из деревни и поехал по дороге, которая теперь извивалась между полями, заросшими сорняками. Развернувшись, автобус остановился, и Вика увидела прямо посреди поля чудовищный комплекс шестиэтажных зданий, похожих на армейские казармы. Очевидно, это и был интернат, вот только Вика с трудом представляла себе, как отыщет там Ваню. Немного погодя она обратила внимание на одинокую кирпичную башню позади зданий. Это была церковная колокольня. Если есть церковь, решила Вика, значит, все не так ужасно.
Выйдя из автобуса, Вика пошла за мужчиной с шампунем.
— Вы тоже в интернат? — спросила она.
— Нет, но могу показать вам дорогу. Перейдите на ту сторону, потом через поле, а там увидите вывеску.
Мужчина повернул в противоположную сторону. Автобус уехал, и Вике ничего не оставалось, как в одиночестве двинуться через поле. Она шагала, и трава щекотала ей ноги. Ей представилось, как она возьмет Ваню на пикник. У нее в сумке лежали пара булочек, несколько яблок и огурцов.
Тропинка привела Вику к березовой роще, и между серебристыми стволами она разглядела переходы, соединявшие шестиэтажные здания. Приближаясь к воротам, Вика замедлила шаг. Теперь она лучше видела очертания высокой церкви из красного кирпича, стоявшей посреди комплекса. Сердце у нее сжалось, когда она поняла, что церковь и колокольня сильно разрушены, стоят без кровли, с выбитыми стеклами, да и кирпичи почернели за десятилетия дождей и мороза. На колокольне росли тоненькие деревца. Словно природа брала у человека назад то, что принадлежало ей. Как ни странно, ворота были не заперты, и Вика вошла во двор.
Несколько минут Вика стояла, не зная, куда податься. Парадного входа видно не было. И чего ждать, Вика тоже не знала. Подспудно она готовилась найти здесь нечто похожее на дом ребенка, где все дети сидят взаперти по группам, под строгим наблюдением персонала. Правда, здесь были и взрослые пациенты, которые, вероятно, могут за себя постоять. Тут Вика увидела странную пару. Обритая наголо и одетая лишь в одну сорочку женщина придерживала мужчину, который не мог идти сам. У него подгибались колени, и он вертел головой из стороны в сторону, таща за собой на веревке какой-то предмет из яркой пластмассы. В конце концов он повалился на землю, и женщина наклонилась над ним, стараясь его поднять. Она ругала его и беспомощно озиралась по сторонам. Увидев Вику, она с мольбой уставилась на нее. Но Вика словно вросла в землю. К ней приблизились еще три женщины с обритыми головами, взрослые женщины, но ростом с двенадцатилетних детей. На одной был застегнутый кардиган, правда, без одной пуговицы, надетый прямо на голое тело, без белья. Они подошли к Вике и стали ощупывать ее одежду и волосы. Все трое говорили одновременно, но что именно, было не разобрать. У всех трех не хватало половины зубов, а те, что оставались, были черными от гнили.
