Дай мне шанс. История мальчика из дома ребенка - Лагутски Джон
Слова няни полностью совпадали с моими собственными наблюдениями. Я уже не сомневалась: будущее детей зависит от развития негосударственных детских организаций.
Мою точку зрения разделяли и остальные члены нашей благотворительной группы. Однако по мере того, как крепла наша репутация, на нас все более косо стали поглядывать наши попечители из Международного женского клуба. Эта организация, созданная при посольствах, требовала безоговорочного уважения к бюрократической иерархии. А наша благотворительная группа стала действовать слишком “профессионально”.
Теперь-то я понимаю, что их раздражала наша непочтительность к системе дипломатической иерархии, вернее, к замшелым чиновничьим нравам. Одна из лидеров нашей группы, талантливая двадцатичетырехлетняя женщина-психолог, не состояла в браке — какое безобразие! — со своим партнером. Могу себе представить, что об этом думали высокие начальники. К тому же они были просто не в состоянии оценить ту работу, которая проводилась от их имени, то есть от имени Международного женского клуба.
Должна признаться, мне было гораздо проще иметь дело с русскими энтузиастами, которые в сырых подвалах занимались с детьми-аутистами, чем с дамами из Международного женского клуба. Несправедливые упреки, беспочвенные обвинения… Гроза копилась долго, а потом грянул гром. Состоялось заседание, на котором в довольно редкой для дипломатов форме наша группа была заклеймена как “подлежащая удалению раковая опухоль” и исключена из Международного женского клуба. К счастью, для нас это не имело никакого значения. Мы все так же продолжали заниматься благотворительностью и прошли официальную регистрацию. Однако все это заняло немало времени”.
В конце марта Сэра приехала в дом ребенка № 10 по приятному поводу. Для Ани, энергичной и умненькой девочки, очаровавшей американского врача, было доставлено инвалидное кресло-коляска. Правда, процедура доставки заняла целых девять месяцев, но… хорошо то, что хорошо кончается. Аня удивленно наблюдала, как российские врачи из британской благотворительной организации собирают драгоценное средство передвижения и подгоняют к сиденью подушки. Наконец Аню усадили в кресло-коляску, и через несколько секунд она уже отлично управляла ею. Она ездила вперед и назад, поворачивала вправо и влево, запрокидывала голову и от души смеялась. Вокруг толпились воспитательницы. Они изумленно таращили глаза и хлопали в ладоши. Девочка, которая всю свою жизнь провела сидя на стуле или в уголке манежа, у них на глазах неожиданно превратилась в настоящего ребенка.
Без предупреждения Аня рванулась на свободу. Она выехала из комнаты, в которой проводила двадцать четыре часа в сутки, и помчалась по коридору. Ковер кончился, начался линолеум, и коляска покатила еще быстрей. Восхищенные наблюдатели, смеясь, бежали за девочкой. Вот немного потеплеет, и Аня сможет вместе с остальными ходячими детьми гулять во дворе, а не сидеть одна в группе. Однако Сэру неотступно терзала мысль, что для спасения Ани от уготованной ей участи одной коляски недостаточно. Вот если бы у коляски выросли крылья, и она унесла Аню туда, где девочка могла бы развить свои способности!
Глядя на счастливое детское личико, Сэра ощутила уколы совести. Она уже во второй раз приезжала в дом ребенка в связи с доставкой коляски, и каждый раз ей не хватало времени, чтобы подняться к Ване во вторую группу.
Адель, по обыкновению, не показывалась иностранцам на глаза. Перепрыгивая через две ступеньки, Сэра побежала вверх по лестнице. Едва она распахнула дверь, как сразу поняла — что-то произошло. Комната казалась пустой и безжизненной. Андрей сидел на своем обычном месте и с несчастным видом раскачивался взад-вперед. Стул рядом с ним пустовал.
— Где Ваня? — спросила Сэра.
Услыхав знакомое имя, Андрей дернул головой, но, не увидев своего друга, вновь погрузился в молчаливое отчаяние.
Время было обеденное, и воспитательница принесла поднос с мисками.
— Где он?
Воспитательницу вопрос застал врасплох.
— Кто — он?
— Ваня.
— А, Ваня. На него пришла путевка. — Она говорила так, словно Ваня принадлежал далекому прошлому, словно не он совсем недавно одним своим присутствием оживлял мертвящую атмосферу этой комнаты. — Его перевели в интернат.
— В какой интернат?
— Откуда мне знать.
Воспитательница отвернулась, чтобы взять бутылочку для Маши. С тех пор как сломалась лошадка-качалка, Маша постоянно находилась или в зафиксированных ходунках, или лежала в кроватке.
Сэра опустилась около Андрея на колени, и он посмотрел на нее пустым взглядом. Сэра погладила его по плечу.
— Ты скучаешь по Ване.
— Ваня, — едва слышно произнес малыш. Жестокая система разлучила двух мальчиков, которые были близки как братья.
— Андрея переведут туда же, куда и Ваню? — спросила Сэра.
Наступила очередь Маши получить свой обед. Похоже было, что воспитательница кормит не ребенка, а животное. Наклонившись над Машей, она держала бутылку в вытянутой руке, проявляя меньше нежности, чем фермер, кормящий теленка или ягненка. Воспитательница не смотрела на ребенка и не говорила ни слова. Потом повернулась к Сэре:
— Не знаю. Зависит от того, где будет свободное место.
— Но ведь Андрей без него пропадет!
— Ну и что?
На этом воспитательница поставила в их разговоре точку. Пока Сэра шла по коридору и спускалась по лестнице, она никого не встретила. Из-за закрытых дверей кабинетов дефектологов, логопедов, массажистов слышался звон посуды и доносились голоса. Ее все сильнее одолевала ярость. Они же совсем не работают с детьми! К каждой группе была прикреплена только одна воспитательница, в обязанности которой входило менять колготки и кормить двенадцать детей. И ни одна из этих ленивых женщин не помогала им во время обеда. А где в этот “счастливый” день пряталась Адель? В доме ребенка были и другие малыши, нуждавшиеся в креслах-колясках, однако ни одной из воспитательниц даже в голову не пришло составить список. Есть уникальная возможность изменить детишкам жизнь к лучшему, а никто и пальцем не шевельнет. Сэра знала: чтобы собрать денег на такую же коляску, одна пожилая женщина в Уэльсе напекла несколько дюжин кексов и продала все вещи с чердака. А здешний персонал только и делает, что пассивно принимает подарки.
Сэра с силой толкнула дверь. На улице было холодно, но уже ощущалось приближение весны. Снег почти совсем сошел, и во дворе появились лужи. На липах набухли почки, которые скоро превратятся в листья. После долгих зимних месяцев природа просыпалась. Настала весна, а там и лето не за горами. И только в доме ребенка ничего не двигалось с места. Эти дети обречены на вечную зиму.
Сэра подходила к воротам, когда услышала за спиной шаги. С удивлением она узнала Адель. Медицинский колпак съехал ей на ухо, и тонкие туфли мгновенно промокли.
— Сэра! Сэра! Мне надо с вами поговорить. Пожалуйста, пойдемте в дом.
“Как странно, — подумала Сэра, — Адель сама зовет меня. Наверное, следила за мной из окна. Что ей нужно?”
Адель привела Сэру в свой кабинет и заперла дверь. В углу была свалена куча старых вещей — никому не нужные обноски.
— Эту одежду отвезут в интернат, — сказала Адель. — Понимаете, там у детей и такого нет. И у Вани тоже нет. Это страшное место.
Адель говорила сбивчиво, но в конце концов Сэра все поняла. Ваню перевели в Филимонки, в психоневрологический интернат для взрослых. Получив отчет Веры о том, куда отправили Ваню, Адель испытала приступ раскаяния и послала на разведку свою дочь. Вернувшись, дочь рассказала о том, что происходит в интернате. Адель слушала ее, не веря своим ушам. Ваню держат голым. Он в ужасном состоянии. Плакал и просил дочь Адели забрать его обратно в дом ребенка. Но это еще было не самое страшное.
— В интернате дочь говорила с одной девочкой. И та рассказала, что недавно на автобусе приезжали какие-то мужчины. Они кому-то заплатили… и эту девочку…
Договорить до конца у нее не было сил, но ее интонация не оставила у Сэры никаких сомнений по поводу того, что сделали с девочкой.
