Жоржи Амаду - Тереза Батиста, уставшая воевать

Капитан вытягивает короткие ноги и, потирая руки, спрашивает:

— Сколько, кума?

Тереза убежала на кухню, потом появляется снова во дворе, она играет с собакой, обе бегают, катаются по земле. Лает пёс, смеётся Тереза, она тоже животное, маленькое наивное животное. Капитан Жусто перебирает кольца своего золотого ожерелья, близорукие глаза стали узенькими.

— Сколько, говорите?

Жустиниано Дуарте да Роза вытащил пачку денег и медленно, неохотно считает бумажку за бумажкой. Он не любит расставаться с деньгами, испытывает почти физическую боль, когда нет другого выхода, как заплатить, дать взаймы или вернуть долг.

— Только из уважения к вам, которая, как вы сказали, вскормила и воспитала малышку. И если я оказываю вам поддержку деньгами, то только по собственному желанию. Потому что, захоти я увезти её, кто бы мне помешал? — Он бросил презрительный взгляд в сторону Розалво, слюня палец, чтобы продолжать считать купюры. Потухший взгляд Розалво устремлён в пол, он бессильный свидетель этой сцены, которая его и пугает и злит. Этих денег, вырванных с таким умением, не только денег, даже их цвета он, конечно, не увидит, если только не выкрадет их, хоть это и рискованно. Ах, чего он ждал, ведь план в его голове давно сложился, и очень подробный! Всё просто, быстро и легко. Самое трудное — выкопать могилу, чтобы захоронить труп, но Розалво рассчитывал, что, когда придёт время, Тереза ему поможет. Кто, как не Тереза, больше всех в том заинтересована, ведь она освободится от домашней тирании и станет его женой и хозяйкой дома, фермы, кур, борова! Долгие месяцы вынашивал он этот план, всё обдумывая и наблюдая, как подрастает племянница, становится девушкой. Он уже заметил появившиеся бугорки грудей и покрывшийся нежной порослью лобок.

Когда сражённая тяжёлым сном уставшего за день человека Фелипа спала, он при слабом свете нарождающегося дня то и дело поглядывал на Терезу, спавшую на топчане, покрытом грязным тряпьём, и, возможно, видевшую сны. Её обнажённое тело и ещё не определившиеся, но уже красивые формы будили в нём желание, оно поднималось, жгло грудь, захватывало его целиком.

Он мечтал о том уже близком дне, когда Тереза станет женщиной. В этот праздничный день он пойдёт в лес за спрятанными там вещами и осуществит задуманное: мотыги и других инструментов вполне достаточно, чтобы покончить с Фелипой и выкопать для неё могилу — простую яму, без креста и надписи, она это, презренная, заслужила. Инструмент он украл с плантации Тимотео полгода назад и спрятал, полгода назад решил и убить Фелипу, как только Тереза станет женщиной.

А о том, что исчезновение Фелипы будет замечено соседями и знакомыми, что пойдут расспросы и дознания, он даже не думал. Как не думал и о том, что Тереза будет против, будет защищать тётку, откажется помочь ему и принять как мужчину. Со всем этим сразу голова Розалво не могла справиться, достаточно и того, что она сообразила, как прикончить Фелипу, украсть мотыгу и верёвки и совершить всё, пока она спит, ведь даже то, что она проснётся, не приходило ему в голову. Лёжа на постели рядом с женой, Розалво представлял, как мотыга раскроит ей череп и изуродует лицо. Видя кровавое месиво, он говорил себе: пусть эта старая шлюха ищет себе самца в аду. Он даже слышал глухой стук мотыги, разбивающей хрящи и кости, и дрожал от наслаждения. Но дальше этих планов и видений мозг Розалво не способен был ничего вообразить. Однако и этого было вполне достаточно, чтобы кашаса приобрела вкус, а жизнь Розалво наполнилась надеждой. Жизнь и смерть возникают из первой капли крови невинной Терезы — жизнь Розалво и смерть Фелипы.

Теперь его планы и мечты рушились, Фелипа продавала Терезу капитану; Фелипа, эта дрянь, способная продать свою собственную племянницу, дочь своей сестры, девочку, у которой нет ни одной родной души на свете. Почему Розалво не осуществил своего плана, зачем ждал, когда Тереза созреет, когда окрасится алым цветом её золотая роза и она станет девушкой, почему не действовал ради жизни и смерти? Теперь Тереза достанется капитану, Фелипа продала сироту-племянницу, смертный грех!

— Да, кто бы мне помешал, а? — Жустино поворачивается к Розалво. — Кто-нибудь осмелится, как думаешь, Розалво? Уж не ты ли?

Ответ Розалво еле слышен, голос идёт из глубин страха, точно из-под земли:

— Никто, сеньор. Я? Сохрани меня Бог и помилуй! Сделка почти совершена. Но до получения денег Фелипа держится стойко, хоть и сама любезность.

— Да и вы, капитан, скажите, где это вы найдёте такую девушку, способную всё делать и по дому, и в огороде, умеющую читать и считать и торговать на рынке, да ещё такую красавицу? И найдётся ли такая в городе, чтобы годилась ей в подмётки? Разве что сыщется в столице. Ведь так, капитан?

Капитан спокойно пересчитывает купюры, Фелипа, боясь, что он передумает, вдруг откажется, продолжает поддерживать разговор:

— Я вам скажу, капитан, к нам уже приходил один человек, и не какой-нибудь, хотел жениться на Терезе.

— Жениться? И кто же, разрешите узнать?

— Сеу Жовентино, может, знаете? Парень, у которого плантация кукурузы и маниоки в трёх легуа отсюда, у реки. Работящий.

Розалво вспоминает: в базарные дни, по субботам, Жовентино, продав кукурузу, маниоку, бататы и муку, бывало, заходил к ним, рассказывал какие-то истории, толковал о разных происшествиях, задерживался надолго. Фелипа из кожи вон лезла, считая, что предмет его интереса она, но он-то, Розалво, сразу понял намерения этого типа: он шлялся к ним из-за Терезы. И тут же решил прогнать его, но не знал, как это сделать, за что уцепиться. Жовентино очень скрытный, дальше взглядов не шёл, два слова скажет и молчит, ну и приглашал Розалво пропустить по рюмке, Фелипе — пиво, Терезе — лимонад. Фелипа вертела задом, как в молодые годы.

А в одно из воскресений Жовентино появился при галстуке, с разговором о женитьбе. Очень было смешно видеть всё это. Фелипа просто осатанела. Целый час торчала перед зеркалом, прихорашиваясь, а парень сидел с Розалво за бутылкой кашасы в ожидании её появления, а когда она, причёсанная и надушённая, перед ними предстала, то услышала, что тот пришёл свататься к Терезе. Она тут же выставила парня. Где такое видано: просить руки двенадцатилетней девчонки? Она ещё не девушка. Придёт же такое в голову! Фелипа была в ярости.

— Я подожду и приду позже, — сказал, уходя, Жовентино.

Теперь она не достанется ни Жовентино, ни Розалво! Капитан закончил считать деньги. Конто и пятьсот мильрейсов — большие деньги, Фелипа!

— Пересчитывайте, если хотите, а я пока вам чек в лавку выпишу.

Он отрывает чек от чековой книжки, карандашом пишет цифру и ставит замысловатую подпись, которой гордится.

— Это вам на покупки в моём магазине. Можете на эту сумму всё взять сразу или когда потребуется. Сто мильрейсов, и ни тостана больше.

Розалво уставился на деньги. Но Фелипа складывает, заворачивает их в чек и прячет в пояс юбки и тянет руку.

— Что ещё? — удивлённо спрашивает Жустиниано Дуарте да Роза.

— Кольцо. Вы же сказали, что подарите кольцо.

— Я сказал, что подарю девушке, это её приданое. — Он смеётся. — Жустиниано Дуарте да Роза никого не оставит без внимания.

— У меня оно сохранится лучше. Девушка в этом возрасте не знает цены вещам: может потерять, где-нибудь оставить. А я сохраню для неё же. Она моя племянница. У неё ведь нет ни отца, ни матери.

Капитан внимательно посмотрел на стоящую перед ним цыганку-вымогательницу.

— Ведь мы договорились, капитан, разве это не так?

Он привёз кольцо, чтобы отдать его девушке и тем завоевать её симпатию, оно ведь ничего не стоит, стекло зелёного цвета и позолоченная латунь. Он снимает с пальца фальшивое кольцо с ярким зелёным камнем. В конце-то концов, что ему симпатия девчонки — она ведь его, он за неё заплатил деньги.

Фелипа потёрла камень об одежду, надела на палец и, довольная, залюбовалась его игрой на солнце. Больше всего на свете она любит украшения: ожерелья, браслеты, кольца. На безделушки, покупаемые у бродячих торговцев, она всегда тратила свои сбережения, пусть даже маленькие.

Капитан Жусто подтянул ноги, встал, на груди зазвенело ожерелье из золотых колец — колокольчики невинности. Завтра в этом ожерелье появится новое кольцо, восемнадцатое.

— Теперь зовите девчонку, мне пора.

Ещё во власти радостных чувств от полученного кольца, Фелипа громко крикнула:

— Тереза! Тереза! Иди сюда скорее.

Девочка прибежала вместе с собакой и остановилась в дверях.

— Вы звали, тётя?

Ах, если бы сердце Розалво вспыхнуло от искры ярости, если бы он встал, оторвав приросшие к полу ноги, перед своей женой Фелипой, как хозяин и господин. Но нет, он неподвижен и молчит, точно набрал в рот воды, сдерживает рвущиеся с языка слова и проклятия: Фелипа, чума ты этакая, мерзкая, бессердечная женщина! Когда-нибудь ты поплатишься, Бог призовёт тебя к ответу! Не продастся сирота-племянница, как скотина какая-нибудь, это наша дочь, которую мы вырастили, наша дочь, Фелипа, ах ты, мерзкая из мерзких! Чума, чума!