Бенджамин Саэнс - Я пел прошлой ночью для монстра
Рафаэль обвел глазами комнату и отпил воды из бутылки. По его лицу текли слезы, но он плакал совершенно беззвучно.
— Мне иногда снятся сны. Сны о нем. В них он приходит ко мне. Он приходит ко мне всю мою жизнь. Несколько лет все было хорошо. Мне было хорошо, потому что я жил со своими сестрами и пытался притворяться нормальным. Я не был нормальным, но мои тетя с дядей были нормальными и они действительно любили моих сестер — они все делали для них, и я видел, что сестры счастливы и что у них нормальная жизнь. Я же… я стал эмоционально отчужденным парнем, отстранившимся от всех и не доверявшим взрослым. Я не хотел быть таким, но не мог ничего с собой поделать. Я не любил разговаривать ни с тетей, ни с дядей — по правде сказать, они и не выказывали желания общаться. Во всяком случае, со мной. Я понимал, что они взяли меня к себе из жалости. Я ненавидел, когда меня жалели — ощущал себя скребущейся в дверь собакой.
— Но они заботились о нас, и в доме был мир и покой. Дядя работал на почте, тетя занималась домом и церковными делами. Я мало что помню о тех годах. Мне было скучно. Я много читал и искусно притворялся счастливым. Для моей тети было очень важно, чтобы мы были счастливы.
— Когда я учился в восьмом классе, дяде с тетей пришлось куда-то уехать и мы все остались на выходные с дядей Висенте. Я очень не хотел возвращаться в тот дом, но ничего не сказал, хотя от ужаса мое сердце чуть не выпрыгивало из груди. И все, чего я боялся, случилось снова. Ночью ко мне пришел дядя Висенте. От него пахло пивом. Он заставил меня целовать себя, и я снова растворился в несуществующем мире. После этого я начал работать. Устроился на склад, помогал выгружать товар по вечерам трижды в неделю. Мне не полагалось работать по возрасту, но владелец склада платил мне наличные. Он платил мне по десять долларов за вечер — для меня это были огромные деньги. Я получал тридцать долларов в неделю, отдавал тете десять, остальные оставлял себе. Она говорила, что я должен копить их, но я ни цента не хранил — тратил их на курево, а потом мне вдруг пришла в голову мысль, что выпивать — тоже неплохо. И я начал караулить взрослых у магазина спиртных напитков, чтобы уговорить кого-нибудь купить мне вишневой водки. Так я привык болтаться на улице, пить и курить…
Меня не отпускала мысль, что мы с Рафаэлем в этом похожи — я его как никто понимал. Я прекрасно знал, о чем он говорил.
— Все друзья считали меня счастливым парнем, потому что я таковым притворялся — очень счастливым парнем. Но я уставал от всего этого притворства. Если бы я показал, что чувствую на самом деле, то, сомневаюсь, что друзья продолжали бы общаться со мной. Так что притворство было не так уж и плохо. Притворяясь, я, в какой-то степени, ощущал себя менее одиноким, а в какой-то — более, потому что чувствовал себя обманщиком. Чувствовал себя фальшивкой.
— Старшие классы я отучился без приключений. Получал хорошие оценки — по правде говоря, очень хорошие. По выходным много пил с приятелями и всегда где-то подрабатывал, чтобы у меня водились деньги на выпивку. Забавно. У меня было много друзей. Полным полно друзей — и никто из них меня не знал. Однажды девушка, которой я нравился, спросила меня: «Какой ты, Рафаэль?» Посмотрев на нее, я ответил: «Непознаваемый». И это была самая правдивая вещь, которую я сказал за всю свою жизнь.
— Дядя с тетей тратили деньги на моих сестер, но не на меня. Тетя говорила, что мне есть где спать и есть что есть, и я должен быть им за это благодарен. И я был благодарен. Был. Когда я окончил школу, дядя сказал, что настало время мне начать самостоятельную жизнь. Я ответил, что это хорошая идея. Еще он сказал, что ему не нравится, что я пью, и теперь, когда я вырос и у меня есть аттестат, мне будет несложно подняться на ноги. И добавил, что если я буду продолжать в том же духе, то допьюсь до смерти. Он сказал, что я весь в отца. Не думаю, что дядя с тетей по-настоящему любили меня.
По его лицу опять текли слезы. Он плакал, и у меня разрывалось сердце. Вот что происходит с тобой, когда ты рассказываешь свою историю — ты истязаешь себя. Неважно, что все это происходило с тобой годы назад, потому что ты переживаешь это снова, сейчас. Поэтому-то я и не хочу рассказывать свою историю. Не хочу ощущать все заново в этом «сейчас». Нет уж, черт возьми, мне это точно не нужно.
Рафаэль снова отпил воды из бутылки.
Какой бы была его жизнь, если бы у него были дети? Я знаю, что у него нет детей — он сам мне сказал. Жаль, он был бы хорошим отцом, потому что он добрый. И хотя где-то глубоко внутри он немного зол, он еще и необыкновенно нежен. Он в чем-то жесткий, а в чем-то мягкий, и нежная, мягкая сторона его натуры сильнее жесткой и злой. Может быть, я горожу бессмыслицу, откуда мне, на хрен, знать. И, боже, как же я надеюсь, что в истории Рафаэля будет хоть что-то хорошее, потому что мне очень нравится Рафаэль…
— … и, черт, как же я был напуган. Я не знал, что делать. Мне было восемнадцать, но я ничего не знал о том, как жить самостоятельно. Я устроился на работу в службу обслуживания зданий, и дядя разрешил мне пожить у них с тетей до конца лета, чтобы я смог скопить немного денег. Затем я переехал в паршивую однокомнатную квартиру и устроился на вторую работу — и это было хорошо, у меня не оставалось времени на выпивку. Я работал семь дней в неделю, читал книги и курил. Такова была моя жизнь. Вот только в действительности я жил у себя в голове, в своем собственном сознании.
— К концу этих двух лет я поднакопил достаточно денег на учебу в университете, хотя понятия не имел, что нужно сделать, чтобы туда попасть. В школе я учился на отлично — не знаю, как мне это удавалось, ведь я ненавидел школу. Не буду вдаваться в подробности, в конечном итоге я поступил в университет и даже получил стипендию. Годы в колледже прошли словно в тумане — я много пил, учился, проводил время с теми, кто любил промочить горло, а потом просто получил диплом.
— Я поехал в Калифорнию с мыслью стать писателем. Питье и писательство — единственное, что я умел делать. Не знаю, почему я подумал о Калифорнии, но мне было двадцать четыре и эта идея в то время показалась неплохой. Приехал я туда без гроша в кармане и сразу же пошел искать работу. Однажды вечером я выпивал в баре и разговорился с парнем, работавшим декоратором на Студии Юниверсалс. Я сказал ему, что хочу писать сценарии к фильмам, что было полной ложью. До этого момента мне вообще не приходило в голову быть сценаристом. Мы с этим парнем, Мэттом, напились и проговорили всю ночь. Он сказал, что если я хочу устроиться в студию декоратором, то он может мне помочь. Он дал мне свой номер телефона, и я перезвонил ему через пару дней.
— Мы встретились, и все пошло как-то странно. Он сказал, что если я с ним пересплю, то он сделает так, что меня возьмут на работу. Я спросил, откуда мне знать, что он выполнит обещанное. Тогда он вытащил бланк анкеты для поступления на работу. «Нам нужны люди, — сказал он. — И сейчас открыто две вакансии». Я заполнил бланк, и он сказал, что на следующий день покажет мне студию, но если я не пересплю с ним, то он сделает все, чтобы я работу не получил. Он и правда показал мне студию и даже представил своему боссу. В общем, я подумал, что может быть, Мэтт не обманывает меня. К моему великому стыду я переспал с этим мужчиной. Я ничего не чувствовал — просто позволял ему делать со мной то, что он хочет. Все было как с дядей Висенте. Вместо меня под ним лежала пустая оболочка. Я ничего не чувствовал, я ушел от реальности.
— Я действительно получил работу, и если Мэтт хотел переспать со мной, я не отказывал ему. Я понимал, что практически занимаюсь проституцией, но мне было плевать. Это длилось недолго. Мэтт нашел нового парня, что меня нисколько не тронуло. Мэтт нравился этому новому парню, к тому же и сам Мэтт понял, что у нас с ним нечего не склеится. Мне была по душе моя работа, и мне так много платили, что я сам себе казался богатым. Я старался поменьше пить и мне это удавалось. Я освоил работу декоратора, подружился с кое-какими людьми и через несколько лет стал потихоньку пробиваться в сценаристы. Это заняло у меня семь лет, но я стал сценаристом. Нет, я не написал ничего значимого — сценарий туда, сценарий сюда. Но я этим жил, и это и хорошая новость, и плохая. Для написания сценариев мне приходилось хорошенько набираться, и я с одинаковой страстью отдавался и писательству, и пьянству.
3Рафаэль не остановился на этом, он еще некоторое время рассказывал о своем пьянстве, работе и неудавшейся женитьбе. Все это звучало очень печально. Но главное-то было в том, что Рафаэль многого добился и стал тем, кем стал. Этот парень, кажется, прочитал все, что только можно — я это вижу, когда мы о чем-то говорим. Он знает кучу вещей. Рафаэль не какой-то наемный писака, зарабатывающий бешеные бабки в Голливуде написанием разного рода дерьма. Он считает себя таковым, но это не так. Он настоящий, и он всегда был по-настоящему одинок. Да, он алкоголик — это правда, и это проблема, но я не вижу в нем психически искалеченного парня, которого насиловал ублюдочный дядя. Я ненавижу его дядю. На полном серьезе — ненавижу. Но, не знаю почему, не вижу в Рафаэле несчастного забитого мужчину. Он сильнее всей этой боли. Вот что я вижу. Может быть, я хочу это видеть. Откуда мне, к чертям, знать?