Ирина Дудина - Пение птиц в положении лёжа

«Хороший конец», — подумала я. И вспомнила о плохом. При таких же обстоятельствах.

Один знакомый, тогда молодой волосатый красавец, мчался по мокрому шоссе, в условиях плохой видимости. На дорогу неожиданно выскочила пожилая алкоголичка, размахивая пустой авоськой. Свернуть не было возможности. Её подбросило высоко. Она была бездыханна. Было долгое расследование и суд. Несколько раз водителю пришлось выслушивать и зачитывать показания медицинской экспертизы. Больше всего его потрясла подробность, которую назойливо заставляли выслушивать или зачитывать. В описании телесных повреждений, которые машина причинила пострадавшей, присутствовало заключение, что у старушки во время удара произошло обильное семяизвержение, короче — оргазм. Погибшая в момент смерти как бы стала любовницей шофёра.

Такие вот романы бывают у человека с машиной.

Руру вычитала где-то о простом, доступном способе привлечь любовь. Берёшь каплю месячных, подливаешь в бокал красного вина. Даёшь выпить избранному объекту. Он твой навек. Очень могучий приворот.

Решила испробовать на ближнем. На Гусеве. Он и так её любил, по-своему. Ей хотелось любви изобильной, страстной, навек прибитого гвоздями сердца, и гвозди — из платины.

Он пришёл. «На, выпей». Он смотрит на неё близоруко и бледно. Вздыхает тяжко: «Нет. Что-то не хочется». — «Ну выпей, милый. Прекрасное вино. Пре-пре-красное-красное. Чудесный бокал! А какой вечер!» Он посмотрел на неё подозрительно, отвернулся, махнул рукой: «Нет настроения». Вдруг оживился: «Ты сама выпей». Она: «Нет, что-то не хочется». Он: «Выпей, голубка, не стыдись. Давно я что-то не видел тебя разогретой хорошим вином». Она: «Нет, нет, нет. Это специально для тебя. Специальное мужское вино, полезное особенно мужчинам. К тому же разлито мною, моими руками». Он: «Ну ладно. Сделаем так. Отпей. Я допью после тебя. Да-да. Только так. Иначе ни за что не прикоснусь». — «Так. Он что-то заметил неладное. Не доверяет. Надо же, какой осторожный. И что ему только в голову взбрело? В чём он меня подозревает? Прямо какой-то Моцарт. Или Сальери. Или и то и другое в одном флаконе. Ну что ж! Придётся соглашаться!»

Она сделала глоток с величайшим омерзением. Он смотрел на неё пристально. Тяжёлым, испытующим взглядом. Без тени улыбки. Так тигр смотрит сквозь ветки на охотника, не замечающего его, но держащего наготове ружье, правда не в ту сторону. Она заметила эту суровую, жуткую трезвость, поняла, что он не так глуп, как ей кажется. Засуетилась и, неожиданно для себя, выпила весь бокал до дна.

«Ну вот, девочка моя. Ты выпила без меня! И ни капли не оставила!». — Он смотрел на неё с искренним участием и любопытством, даже вроде бы повернул её лицо к свету, чтобы получше рассмотреть.

Я спросила у Руру:

— Ну и как?

— Что — «как»? Никак! С тех пор я люблю только себя. Безумная влюблённость. Другой любви не знаю!

Прочитала книгу В. Пелевина «Генерация П». «Да, — думаю, — литературное слово — вещь сильная! За это надо брать с них деньги. Тем более что, судя по опыту автора, платить они готовы… „На пиру у Флоры“! Воспетая мелкая жизнь под ногами. Правда, в конце вставки о берёзе, яблоне и поле ржи. Переход поэтического глаза к более крупным формам. Надо попытаться продать! И есть кому, как кажется!»

Боже, как много растительности удалось вскормить, вспоить, собрать в пучок. Зеленщики! Озеленители! Чу! Шуршание зелёного! Вот, вот где они. Деньги. Доллары. Зелёная сень. Приют поэзии зелёных… Салон цветов! Пробираясь сквозь строй горшков и рой цветочных листьев. В плену у пестиков и в лапках у тычинок…

В кабинете директора — трое. По углам — несметные полки пустых бутылок. Любят, любят любители цветов взбодрить себя живительным нектаром. Хороший нектар предпочитают. Коньяк «Хэннеси» любят. Остальным тоже не брезгуют. Всё метут, судя по разнообразию тары и этикеток. Недопитого не оставляют.

— Уважаемые господа! Я поэтесса. У меня есть цикл стихов, воспевающих цветы. Да-да, господа. Много цветов воспела я. Почти всё воспето мною, что встречается в наших окрестностях под ногами. И кому, как не вам…

— И кому, как не нам оказать вам спонсорскую поддержку для издания ваших стихов… (Улыбается мило своей догадливости.) Это нам знакомо. Давайте, что там у вас…

Говорящий мужчина проявляет наибольшую активность, берёт первый протянутые в пустоту листы рукописи. Да, вот он, вот он, наверно, директор и есть. Тот, что слева среди этих троих, — не очень русский. Другой — чересчур благороден. Нос — попугайчиком. Глаза — чуть-чуть навыкате. Граф Гурьев с портрета Энгра. Только острота облика как бы размазана мышкой в программе «фотошоп». Срединный путь присущ директору.

Директор роется, углубляется. Сейфулю Мулюковичу перепадает пара страниц. Орлоносцу — ничего. Последнего директор рекомендует, со смешком таким лёгким: «А это наш поэт. У нас тоже есть свой поэт»… Я трепетно жду привычной реакции на свои стихи. Лёгкое выкатывание глазных яблок, приподнятые пёрышки бровей. Выпячивание всё ощутимее, приподнятость всё сильнее. Уголки губ при этом опускаются всё ниже. Ниже. Ниже. «Нас предали, господа!». «Я не виновата, что немного угловата…!!!» Ей-ей, эта реакция вовсе не нужна мне, нет. Хотелось бы спокойного удовольствия от своих стихов у народа. Увы…

— Гм… Да-а-а… Кто-нибудь ЭТО читал? Где-нибудь печаталось? — Строгие вопросы задаёт Музиль Мухтарович, очень строгие.

— Ну, впрочем, ладно. А что-нибудь о сирени у вас есть? А о ноготках? А есть о мышином горошке? Дело в том, что я знаю о цветах всё. Почти всё. Я не специалист в области поэзии, но сопоставить своё ощущение цветка — и ваше, узнать, насколько похоже… — Директор роется в листках… — «Сирень по средам хороша. Сиренам тело и дыханье твоё…» — Директор выразительно смотрит на меня поверх очков.

Внутри меня всё хихикает и трепещет от веселья и восторга. «Именно так, именно да, по средам, милостивый государь…» — что-то этакое проносится в голове моей поэтической.

— Ха. Ха-ха. Ну! Ну и ну! По средам хороша! А по четвергам как? По пятницам или субботам? Ради ваших стихов мы будем продавать сирень только по средам. А вообще сирень по цвету типа как труп. И воняет трупом. И покупают её для трупов в основном. Вот что я скажу.

В интонациях проступает строгость. Орлоносов и Фазиль Искандерович заметно ожили. Заговорили сразу все. Серая сирень цвета разложившегося трупа и с его же ароматом вызвала в народе одобрение. К мнению директора присоединились все.

— «Сирень по средам хороша»! Чушь какая-то. Бред. Полный бред! — Я вжимаюсь в кресло с ущиплённым авторским самолюбием. — Бред. Но запоминается. Что-то в этом есть. Сирень по средам хороша (бормочет себе под нос)… О, да тут одуванчик!.. Тэк-с. «Вчера блондином шелковистым ты был. Сегодня весь седой. А завтра — лысый…» Что ж. Это предстоит. Это ещё только предстоит. Что ж поделаешь. «Десант парашютистов летит по небу! Грядёт солнцеголовость, седина и лысость!» Хм-м. Опять лысость. Да, грядёт, без этого не обойтись. Хотя можно и пересадку волос сделать. — Смотрит строго на Орлоносова. Тот елозит, похохатывая неявно.

— А что там, кстати, о розе?

— Да-да, хотим о розе!!!

— Посмотрим. Тэк-с.

Орлоносов и Мулюк Гафизович опять заметно оживляются. Сами подобные вчерашнему трупу розы, вспрыснутому водой сегодня и заметно в результате этой процедуры посвежевшие.

Я объясняю скромно, но с достоинством, что о розе написано слишком много. Так много, так много, что пристраиваться в длинный хвост поэтов, воспевших розу, даже неприлично как-то. Всё равно в первых рядах оказаться трудно. Поэтому о розе я написала по-своему. Неожиданно. Свежо. Лаконично.

Писать о розе я не буду.Шаг одинОт розы к роже.Свежи ужи,А розы вянут.

Директор читает стихотворение громко, с нарастающим изумлением. Гуляф Шокирович и Орлоносский начинают, перебивая друг друга, рассказывать истории из своей жизни о встрече с ползучими тварями, которые, действительно, всегда свежи.

Директор забивает всех своим красноречием. Все молчат и слушают. О том, что в младенчестве ребёнок близок к земле, к растительности, к цветам. Ползает среди цветов, и они кивают головками над ним, яркие, прекрасные, как радостная весть из рая. И ничего ярче и сильнее этого впечатления у человека нет. У взрослого младенческие впечатления вытесняются другими, но память о самом красивом, потрясающем тлеет где-то на дне души и даёт о себе знать. Во время самых важных событий своей жизни человек волей-неволей обращается к цветам. Хочет кого-то порадовать — но слов нет у него, одни неясные эмоции, и свои чувства он выражает при помощи цветов. Они, такие яркие, выразительные, с таким богатством цветовых оттенков, ароматов, форм, лучше всего способны отразить эмоциональную сферу человека. Дарить картину, открытку или стихи — это что-то совсем другое. Цветы говорят о чувствах дарителя не так прямолинейно, не так навязчиво, грубо, но зато и более эмоционально, включая почти весь спектр ощущений — зрительные, тактильные, обонятельные. Цветы — универсальный язык для отображения человеческих чувств, понятный всем народам. К тому же простой и доступный любому — и бедному и богатому, и умному и не очень, и галантному и простоватому… Цветы — это…