Всеволод Кшесинский - Страсти по Вечному городу
После смерти матери Константин в 330 году перестроил сессориум в церковь, от которой сегодня осталась только капелла Святой Елены…
За всеми переделками о трофеях, привезенных Еленой из Иерусалима, как-то позабыли. Их обнаружили замурованными в стену во время очередных ремонтных работ в 1492 году. Теперь благодаря этим находкам Санта-Кроче-ин-Джерузалемме входит в обязательный маршрут паломников в Риме наряду с соборами Святого Петра, Святого Павла, Сан-Джованни-ин-Латерано и Санта-Мария-Маджоре…
От переизбытка информации рассудок Лёки Ж. несколько помутился. Она пожелала немедленно покинуть церковь и выбежала на улицу. Яркий солнечный свет ослепил привыкшие к полутьме глаза, в результате чего Лёка Ж. вместо того чтобы двинуться к Колизею, помчалась в противоположную сторону. Она неслась с такой скоростью, что я насилу догнал ее.
Так мы оказались в садике музея военной истории, где пушки и прочие орудия уничтожения разных эпох были расставлены среди лимонных и мандариновых деревьев. Чувство голода вернуло Лёку Ж. к жизни. Она набросилась на цитрусовые, срывая плоды и скидывая их мне в сумку.
— Делай вид, что мы здесь просто гуляем, — приговаривала Лёка Ж., одной рукой очищая сорванный мандарин, а другой срывая лимоны.
Еще один час пролетел незаметно.
Набрав полную сумку цитрусовых, Лёка Ж. решила, что пора удалиться. Съев пятый мандарин, она поняла, что «они какие-то невкусные» и предложила мне тоже попробовать. Мандарин действительно оказался со странным привкусом, как будто он был сорван зеленым и лежал так долго, что успел испортиться. Тем не менее, как только Лёка Ж. утолила голод, к ней вернулся рассудок, а затем и память. Она вспомнила, что мы не купили итальянскую сим-карту. Приобрести ее можно было в «Tabacchi».
«Табакки» это сеть табачных киосков, в которых, как объяснил Гарик, можно купить любую мелочь — от сим-карт и билетов на транспорт до шоколадок и сигарет. Причем цены ни на один товар там не указаны — видимо, они зависят от настроения продавца.
Ближайший «Табакки» я видел рядом с баром, в котором Лёка Ж. хотела позвонить ночью. Поэтому нам пришлось вернуться обратно. По пути у Лёки Ж. возникла вполне здравая мысль зайти домой и оставить там нелегально сорванные цитрусовые. Но я, понимая, что тогда мы, возможно, сегодня уже никуда больше не пойдем, категорически эту идею отверг и предложил их просто выкинуть. С этим не могла согласиться Лёка Ж., которая потратила так много сил, чтобы собрать урожай.
Препираясь, мы дошли до «Табакки» и обнаружили, что киоск закрыт. Что характерно, часы работы указаны не были. Бар, в который мы заходили ночью, тоже оказался закрыт. Из находившихся вокруг заведений работал только «Diacount frutta» — маленький фруктово-овощной рынок, расположившийся на первом этаже дома, в помещении гаражного типа, между «Табакки» и баром. Судя по надписи, сотрудники рынка свободно владели английским и итальянским.
Лёка Ж. зашла внутрь и сразу же остановилась — она увидела на лотке мандарины и лимоны. Мандарины продавались по 1,5 евро за килограмм, лимоны — по 1,6.
— Дикие люди! — сказала мне Лёка Ж. — Зачем продавать мандарины, когда они растут на улице! Полный привет!
Продавец, смуглый тип восточно-метисской наружности, прислушавшись, радостно замахал руками.
— Прывэт? Руссы? — Он широко заулыбался.
Выходит, здесь знают еще и русский…
— Руссы, руссы, — подтвердила Лёка Ж.
— Хатэт мандарыни? Карашо мандарыни! — приступил продавец к делу.
— Нет, хотеть карашо сим-карта, — ответила Лёка Ж.
Продавец заморгал.
— Гаварыт руссо плоха, — признался он, задумался о чем-то и, хлопнув себя по лбу, весело сказал: — Руссы блят карашо!
Лёка Ж. оторопела, открыла рот, но смогла издать только шипение. Я поспешил вмешаться, предположив, что какой-нибудь турист-весельчак ввел продавца в заблуждение. После беседы с использованием русских, английских, итальянских слов и жестов моя догадка подтвердилась. Так и есть: один русский синьор объяснил торговцу, что если он хочет сделать комплимент русской девушке, то пусть наювет ее «блят».
— Нет-нет, блят это плохой, очень плохой девушка, — объяснила Лёка Ж. продавцу на доступном для него, как она считала, языке. Затем на всякий случай перевела: — Вэри-вэри бэд герл, понимаешь?
Продавец кивнул.
— Понымаш. Карашо!
— А хорошей девушке надо говорить так, — тут Лёка Ж. почему-то положила правую руку на грудь и сказала с грузинским акцентом: — Какой красывый дэвушка! Ты — первый чудо в моя жизнь. Понымашь?
Я тихо давился смехом и не мешал Лёке Ж. посвящать продавца в тонкости русского этикета. Должна же у меня быть хоть какая-нибудь радость…
— Понымаш. Како красывы дэвушк, — повторил продавец и снова весело произнес любимое слово: — Карашо!
— Я пойду покурю, — сказал я Лёке Ж. и выскочил на улицу.
Еще чуть-чуть, и я бы просто помер, сдерживая смех.
Лёка Ж. вышла ко мне минут через двадцать и сообщила, что она выяснила: здесь никто не работает с полудня до четырех. В это время у них якобы сиеста.
— А эти почему не отдыхают? — кивнул я в сторону продавцов фруктового рынка.
— Ну ты же видишь, они не местные, — ответила Лёка Ж. — Они откуда-то приехали, то ли из Турции, то ли из Албании — я не поняла.
Итальянские гастарбайтеры подсказали Лёке Ж., что нужно идти на виале Карло Феличе, там есть и бары, которые работают в это время, и «Табакки».
— Надеюсь, ты узнала, как туда добраться? — спросил я, в принципе уже догадываясь, что Лёка Ж. ответит: «Доверься моей интуиции».
Я доверился. Интуиция Лёки Ж. водила нас от бара к ресторану, от ресторана к бару, которые оказывались либо закрытыми на сиесту, либо слишком дорогими, чтобы утолить Лёкин голод. Затем Лёкина интуиция, опоздав на зеленый и не в силах дождаться, когда же он снова загорится на светофоре, бросила нас на дорогу прямо на красный. Пять минут назад Лёка Ж. боялась ступить на пешеходный переход, так как машины срывались с места, едва гас зеленый цвет. Теперь же, когда пешеходы нарушили все установленные правила, водители притормозили и терпеливо дожидались, пока мы уберемся с проезжей части.
В конце концов Лёкина интуиция привела нас на виа Мерулана, где Лёка Ж. решила бросить якорь в первом же попавшемся баре. Так мы скоротали еще часок.
Бар назывался так же, как и улица, на которой он стоял, — «Merculana». Лёка Ж. сразу же направилась к барной стойке, так как где-то прочитала, что если заказывать у стойки и не садиться за столик, то заказ обойдется вдвое дешевле.
— Мы должны экономить, — строго сказала Лёка Ж., придирчиво изучила меню и заказала один капучино за 1,5 евро, за который тут же и расплатилась с барменшей, чтобы не давать чаевых. — Этим я и пообедаю, — пообещала Лёка Ж.
— А я, пожалуй, пообедаю чем-нибудь съедобным, — сказал я и открыл меню.
— Ты слишком много ешь! — парировала Лёка Ж., отняв у меня меню. — Я сама выберу. А то знаю я твой необузданный аппетит.
В результате после долгих консультаций с барменшей, постепенно начинавшей терять терпение, Лёка Ж. остановилась на тарелке антипасто, итальянской закуски, за 12 евро и бокале белого сухого вина за 3 евро. Потом заказала еще один бокал и сказала мне, чтобы я сразу рассчитался за все. Барменша предложила присесть за столик.
— Видишь, какая хитрая! — сказала мне Лёка Ж. — Хочет с нас содрать побольше.
Лёка Ж. не двинулась с места. Вцепившись в стойку мертвой хваткой, она широко улыбнулась и светским тоном поинтересовалась, где она может «смок». Барменша объяснила, что курить разрешено только «он зэ стрит».
— Нет, ну ты посмотри! — зашипела мне Лёка Ж. — Она хочет, чтобы я села за стол, заплатила вдвое больше, да еще и бегала на улицу курить!
Я напомнил Лёке Ж., что в Италии действительно нельзя курить в помещениях баров и ресторанов, и предложил сесть за столик на улице. Но Лёка Ж. твердо стояла на своем.
— Ни за что! Я буду есть за стойкой.
Барменша меня поддержала, пообещав синьорине, что нам обязательно принесут заказ.
Я отцепил Лёку Ж. вместе с чашкой капучино от стойки и вытащил на улицу. Столики, покрытые красной скатертью, на четверых каждый, занимали ровно половину ширины узкого тротуара. Я выбрал самый дальний, за окнами бара, чтобы привлекать поменьше внимания. И не зря. Держа марку, Лёка Ж. еще некоторое время упорно отказывалась садиться. Но после того, как я опустился на стул и спокойно пообещал ей, что никуда с ней больше не пойду, Лёка Ж. сдалась, плюхнулась на стул напротив и залпом выпила остывший капучино.
Вскоре нам принесли вино, оказавшееся настолько приятным, что его оценила даже Лёка Ж., которая вообще-то вина терпеть не может. Допускаю, что причиной тому Лёкино похмелье, но она порывалась выпить также мой бокал и заказать еще. Я вовремя защитил свое вино от посягательств и напомнил о необходимости экономить.
