Софи Бассиньяк - В поисках Алисы
— Ну, нам не дано управлять своими чувствами… Хотя было бы логично, если бы ты опечалилась.
Алиса ничего не ответила. На набережной царил полярный холод. Река медленно и бесшумно двигалась вперед, словно живое существо, влекомое неведомой целью. Венсан обнял ее. Глядя из-за плеча, она видела, как в каком-то окне опустилась штора и сразу за тем погас свет.
— На меня что-то сыплется, — сказала она.
Венсан вздохнул и выпустил Алису.
— Ты совершенно права. Снег пошел.
У него зазвонил телефон, и он отошел на несколько шагов. Алиса ждала, следя глазами за хороводом крошечных белых звездочек, кружившихся в синеватой тьме. Больше всего на свете она любила снег. Настоящий, живой снег и снег на полотнах художников и на фотографиях, снег в городе и в горах, снег, хлопьями оседающий в стеклянных шарах и тяжелой шапкой лежащий на еловых лапах. «Все это неспроста», — мелькнуло у нее. Толкование всевозможных знаков давно вошло у нее в привычку, и эта привычка особенно настоятельно напоминала о себе в периоды усталости, когда слабели защитные барьеры и моральные устои. Венсан закончил разговор. Она подошла к нему и присела рядом на скамью — летом такую удобную, а теперь заиндевелую.
— Завтра вечером мне надо быть в Париже, — голосом, лишенным всякого выражения, произнес он. — Так что сочельник проведете без меня. Я вернусь утром двадцать пятого.
Почти двадцать лет Алиса существовала в ритме его отъездов и возвращений. В холле вечно громоздились чемоданы, в ванной — груды грязного белья, с которого сыпались ошметки засохшей земли и песок. Они писали автоматическими карандашами с маркой иорданских отелей в блокнотах с грифом Европейского сообщества, мылись фирменным мылом китайских гостиниц, а зимой, ложась спать, надевали носки с лейблом «Эр Франс». Даже отсутствуя, Венсан постоянно был с ними, потому что в доме о нем напоминала чуть ли не каждая вещь. Как-то раз Клотильда, бывшая проездом в Париже, обнаружила утром на паркете гостиной крылатых муравьев — три или четыре штуки. Пропутешествовав из Африки в чемодане Венсана, они закончили свое бренное существование в нескольких остановках метро от Эйфелевой башни. «Не понимаю, как ты все это терпишь», — возмутилась сестра, более озабоченная постоянными отлучками зятя, нежели конголезскими муравьями.
— Ладно, — не стала спорить Алиса. — Тогда на сочельник я останусь здесь, а ты потом подъедешь.
Она не слишком огорчилась, поскольку его отъезд означал, что на сей раз родители Венсана, у которых они отмечали каждое второе Рождество, обойдутся без них. Они ее недолюбливали. Она восстановила их против себя тем, что не желала с пылом обсуждать, как рискует Венсан в своих командировках. Ее спокойствие они принимали за равнодушие. Никто из мужниной родни даже не догадывался, что все его поездки по горячим точкам представлялись ей сущей ерундой по сравнению с тем адом, который пережила она сама. Алиса знала, что вынесет что угодно — свою долю страданий она уже получила. Это не была бесчувственность — это говорил инстинкт самосохранения.
— Брр, холодрыга какая! — передернул плечами Венсан.
— Угу, — согласилась она. — Зато как красиво. — Подняла голову и протянула ладони снежинкам. Оседая, они превращались в капельки ледяной воды. — Снег — это всего лишь иллюзия.
Венсан не удивлялся, когда она отпускала такие реплики.
Они с обоюдным удовольствием поговорили о детях. Венсан задавал вопросы, она отвечала.
— Куда на этот раз? — поинтересовалась она.
— В Нью-Йорк. На саммит ООН.
— Кто еще едет?
— Как обычно. Сюрло, Массен, Лельевр, Херш.
Алиса закашлялась.
— А откуда ты знаешь?
Он непонимающе смотрел на нее.
— Херш ведь такими репортажами не занимается.
— Она мне звонила сегодня утром. Из Нью-Йорка. Она там с другим заданием, ну, а раз уж так совпало, ее включили в команду для «Матча».
— А зачем она тебе звонила?
— Просила привезти оптику, я у нее как-то брал. Ты что, Алиса?
Она вдруг вскочила со скамьи и закружилась под снегопадом, изображая восторг. Ей не хотелось выдавать своего изумления. «Эта дрянь» ничего ему не сказала и, судя по всему, не скажет. Алису раздирали противоречивые чувства — восхищение и ненависть. Почему эта девка так себя ведет? Или ей на все плевать, или она проявляет душевную чуткость. Оба варианта равно невыносимы.
— Пошли домой, а? — взмолился Венсан.
Атмосфера в гостиной сгустилась, хоть ножом режь, — Анри выигрывал. Проходя мимо спальни мальчиков, Алиса с Венсаном с удивлением услышали гундосый хрип Боба Дилана и осторожные шепоты. Из-под двери тянуло табачным дымом. «Завтра разберемся», — пообещала себе Алиса. В темной комнате со шкафами они, чтобы согреться, занялись любовью. Потом Алиса еще долго слушала приглушенный тремя или четырьмя стенными перегородками гнусавый голос Дилана, напомнивший ей несколько неудачных романов с гораздо менее красивыми, чем Венсан, парнями — «обломов», память о которых навсегда застряла болезненным комом в горле: чем я ему не понравилась? «I’m not the one you want, babe, I’m not the one you need»[8]. Она подумала о своей утраченной юности, о Клотильде — какая она была красавица! — о Пикассо, чья молодость прошла со стариками родителями где-то вдали от нее. В ту пору она притворялась, что ей нравится Дилан, потому что он считался крутым, хотя на самом деле никогда не понимала, что в нем хорошего — поет все время одну и ту же песню.
«Бедняжка!» — ахала Клотильда, воздевая очи горе.
I want you, I want you,I want you so bad,Honey, I want you[9].
Незаметно Алиса уснула, укрытая, как одеялом, телом мужа.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Завтрак накрывали несколько раз. Звонили телефоны, из кранов текла вода, шумели кофеварки, хлопали двери. Наконец все собрались в зимнем саду, припорошенном инеем, и только тут заметили, что кое-кого не хватает.
— А где Алиса? — спросил Венсан у четверки вчерашних нарушителей вечернего спокойствия.
Ирис скривила губы, и ее гримасу тут же повторил Виктор. Поль смотрел в окно, а Шарль беспокойно встрепенулся — по-другому выражать свое понимание мира он не умел. Обыскали весь дом, никого не нашли, и в конце концов Клотильда накинула пальто и выскочила, буркнув на ходу: «Ну она у меня дождется!» Впрочем, услышал ее только расстроенный Пьер.
Она прочесала поселок частым гребнем. Алиса обнаружилась в бистро на набережной, куда Клотильда влетела, бледная от гнева, не замечая, что разговаривает сама с собой. Алиса улыбнулась ей улыбкой идиотки. На столе перед ней стояла опустевшая пивная кружка.
— Пошли! — приказала Клотильда, не вынимая рук из карманов пальто.
— Успеется. Не на пожар…
Алиса махнула официанту: повторите. Клотильда вздохнула и уселась напротив сестры.
— Отдаешь ей последнюю дань, что ли? — Она ткнула подбородком в кружку.
Алиса внимательно посмотрела на нее. Клотильда еще никогда не видела у нее такого взгляда, представлявшего собой гремучую смесь: бессильная злоба младшего перед старшим плюс детское отчаяние.
— Мне кажется, я туда не пойду.
Клотильда сардонически рассмеялась:
— Да что ты говоришь? Пойдешь, милая, еще как пойдешь! Пешком, верхом или в лимузине! Ты не только туда пойдешь, ты будешь всем пожимать руки, и принимать соболезнования, и выслушивать собачью чушь, которую они станут пороть, и глазом не моргнешь! Мне не нужны осложнения, поняла? Ты здесь не в Париже, поняла? Здесь не моют ноги в фонтане и не устраивают скандалов в чужих домах! — Клотильда прикусила язык, но было уже слишком поздно. Она решительно подозвала официанта: — Бокал белого.
Обе молчали. Алиса безучастно следила глазами за экраном телевизора, на котором с выключенным звуком мелькали картинки «Магазина на диване». Подошел официант и поставил на стол бокал зеленовато-белого вина.
— Знаешь, о чем я вчера думала? — сказала Клотильда и отпила глоток. — Она никогда не учила нас музыке.
— Ни музыке, ни чему другому. Брось, Клотильда.
— Ты права. Предполагается, что мы должны постараться ее понять, но на самом деле…
И они дружно уставились в экран телевизора, на котором подтянутого вида девушка в блестящем обтягивающем комбинезоне демонстрировала спортивный тренажер и улыбалась в камеру, как будто прилагаемые усилия не стоили ей ровным счетом ничего. Потом девушку сменила пожилая дама, жестом фокусника выставившая перед зрителями баночки с кремом разных размеров — от самой маленькой до самой большой.
— Все в порядке? — На плечо Клотильды легла рука Пьера.
Та вздрогнула. Телереклама, вино и мирная обстановка кафе заставили ее на миг забыть, какой сегодня день. Сестры нехотя поднялись из-за стола и потащились к «альфа-ромео», фыркающему включенным мотором у тротуара.
