Джулиан Барнс - Пульс

— Помню, помню, эта процедура пришлась на День святого Валентина.

— И ни одна жопа, ни одна «п» из здесь присутствующих не подумала спросить о результатах.

— Дик, ты получил результаты?

— А как же, мне пришло письмо от человека, скрывшегося за неразборчивой подписью, под которой значилась его должность. Вы не поверите: «Директор проктологического узла».

— Мы туда не пойдем.

— И он сообщил, что у меня все в норме.

— Ага.

— Поздравляю, Дик.

— Но в письме говорилось — цитирую из головы, хотя откуда еще можно цитировать? — что скрининг-тест не дает стопроцентной точности результатов, а потому формулировка «в норме» не означает, что у вас нет и никогда не будет рака кишечника.

— То есть они не дают никаких гарантий?

— Чтобы их не засудили.

— Да, сейчас такое сутяжное время.

— Взять хотя бы брачный контракт… вернемся чуть-чуть назад. Ларри, как по-твоему, о чем свидетельствует брачный контракт — о любви или о сомнениях?

— Не могу сказать, у меня нет опыта. Видимо, он свидетельствует о том, что адвокату поручено сохранить фамильное состояние. Допускаю, что к чувствам это не имеет никакого отношения — просто социальная условность. Подобно тому как во время венчания нужно делать вид, будто принимаешь каждое слово за чистую монету.

— Я, например, не делала вид. Я верила каждому слову.

— «Телом своим славлю» и далее по тексту; да, вспомнил. Ой, Джоанна опять смотрит на меня с укором.

— Наша тема — рак сердца, а не задницы.

— По-твоему, «любовь — это страдание», так, Джоанна?

— Нет, я просто подумала, что некоторые… мужчины, да, определенно мужчины… никогда не страдали от любви. По большому счету они просто неспособны страдать от любви. Это они изобрели систему уклонения и управления, которая гарантирует, что страдание их не коснется.

— А что, в этом есть здравый смысл, разве нет? Эмоциональный эквивалент брачного контракта.

— Возможно, здравый смысл в этом есть, но это лишь подтверждает мою точку зрения. Есть мужчины, которые проходят все этапы: секс, женитьба, отцовство, братство — и ни на одном из них не испытывают страданий. Недовольство, замешательство, скука, злость… это пожалуйста. А страдание для них — это когда женщину ведешь в ресторан, а она потом не дает.

— Кто выдумал, что мужчины циничнее женщин?

— При чем тут цинизм? У каждого из нас есть на памяти два-три таких примера.

— Ты хочешь сказать, кто не страдает, тот не любит?

— Вовсе нет. Я хочу сказать… это как ревность. Любовь всегда оставляет место для ревности. Кому повезет, тот никогда не испытает этого чувства, но если для него нет места, нет возможности, то и любви нет. Страдание — то же самое.

— Значит, Дик не так уж не прав?

— ?..

— Ну, у него не нашли рак задницы, но сказали, что возможность остается.

— Вот спасибо. Реабилитировала. Я же знал, я знал, что дело говорю.

— Нахватался от директора проктологического узла.

— Это ты про Пита?

— Кто такой Пит? Директор проктологического узла?

— Нет, Пит — человек, не знающий страданий.

— Пит у нас — счетовод. Ведет счет женщинам. Может назвать точную дату, когда достиг двузначной цифры, когда дошел до пятидесяти.

— Ну, все мы где-то счетоводы.

— Вот как?

— Да, я хорошо помню, как дошел до цифры «два».

— А у меня было довольно много дробных чисел, если вы меня понимаете.

— Чего уж тут не понять. Вот оно, страдание.

— Нет, это только для Пита страдание. Уязвленное самолюбие. Ему знакомо уязвленное самолюбие и повышенная тревожность. Это самые большие страдания, которые ему известны.

— Нормальный мужик. Он бы мне понравился. Женат?

— Был. Дважды.

— А теперь что?

— Растерялся, немного жалеет себя, немного скучает. Но не более того.

— По твоей теории, он никогда не любил?

— Никогда.

— Но он бы с этим не согласился. Он бы сказал, что любил. И не раз.

— О да, уж он бы сказал, что сто раз.

— Ненавижу двуличие.

— Ах, я не переживу, что сболтнула лишнее.

— Может, это и хорошо.

— Ты о чем?

— Когда веришь, что у тебя была любовь или до сих пор есть. Что тут такого?

— Да то, что это вранье.

— Оставь, пожалуйста. Неужели мы будем мериться добродетелью?

— Только мы познали любовь, ибо мы страдали.

— Я такого не говорила.

— Разве?

— По-твоему, женщины любят больше, чем мужчины?

— В каком смысле «больше» — чаще или сильнее?

— Только мужик способен задать такой вопрос.

— Против природы не попрешь — я и есть злоебучий мужик.

— После застолья у Фила и Джоанны? Ты себе льстишь. Как мы заметили.

— Что мы заметили?

— Господи, что ж нам теперь, мчаться домой и проверять стояк…

— «Стояк» — тоже отвратительное слово.

— Это мне напоминает американские ток-шоу, типа: мы решим все твои эмоциональные и сексуальные проблемы, выставив тебя в студии перед зрителями, а потом зрители разойдутся по домам и будут радоваться, что они — это не ты.

— Типично британская критика.

— Естественно: я же англичанка. Так вот, была там одна женщина, рассказывала, что не задалась у нее семейная жизнь, а может, любовная связь, и будьте уверены, разговор сразу перекинулся на секс; тогда один из так называемых экспертов, наглый выскочка, спрашивает буквально следующее: «У вас бурный оргазм?»

— Обалдеть. Прямо в точку. В точку «джи».

— А она смотрит на этого сексопатолога и говорит, причем с подкупающей скромностью: «Мне кажется, очень бурный».

— Браво. «Так все мы говорим».

— Так на чем мы остановились?

— Я сказал: не стоит осуждать Пита.

— А кто осуждает? Я не осуждаю. Если он достиг отметки «пятьдесят» — снимаю шляпу.

— Как по-твоему, не потому ли Пит бросает женщин, что не может с ними поладить?

— Нет, я считаю, у него просто низкий порог скуки.

— Когда любишь, порога скуки не существует.

— А по-моему, вполне возможно скучать с тем, кого любишь.

— Мне опять пора опасаться темы «Где руки»?

— Что ты кипятишься?

— Непонятно? Я сюда прихожу не для того, чтобы меня подкалывали, а для того, чтобы от души пожрать и выпить.

— «Спой же за ужин».

— «Получишь завтрак…»

— Что я хочу сказать в защиту этого Пита, которого в глаза не видел: возможно, он любил, возможно, был увлечен, но ровно настолько, насколько позволяла его натура, — это не дает повода его презирать.

— Есть люди, которые не могут влюбиться, если вначале не подготовятся по книжкам.

— Хотя бы на один вечер избавь нас от мудрости лягушатников.

— Сейчас уже можно вынуть руки из-под стола?

— Это всегда небезопасно. Вот дело-то в чем.

— А кстати, дело-то в чем?

— Позвольте мне резюмировать. Для тех, кто не понял. Высокое собрание постановило, что британцы слишком беззастенчиво используют слово на букву «п», что мужчины потому говорят о сексе, что неспособны говорить о любви, что женщины и лягушатники разбираются в любви лучше, чем мужи Англии, что любовь — это страдание и что если у мужчины было больше женщин, чем у меня, это пипец, ибо такой негодяй совершенно не способен понять женщину.

— Блестяще, Дик. Есть предложение принять.

— Ты решил принять Дика? Не иначе как ты заделался директором проктологического узла.

— Замолчите, мальчики. От этого резюме веет мужским шовинизмом.

— А ты сможешь предложить нам женское резюме?

— Не горю желанием.

— Ты намекаешь, что резюмировать — презренная мужская забава?

— Не самая одиозная. Хотя в моем резюме было бы отмечено, что мужчины, рассуждая о вещах, которые вызывают у них комплекс неполноценности, становятся пассивно-агресивными.

— «Пассивно-агрессивными»? Ненавижу это слово, или выражение, или что это. Могу предположить, что в девяноста или девяноста пяти случаях из ста оно встречается в женской речи. Мне даже неясен его смысл. Вернее, неясно, какой смысл в него вкладывают.

— А как мы говорили, когда этого выражения еще не было?

— Может, «воспитанный»?

— «Пассивно-агрессивный» относится к психологическому настрою.

— И «воспитанный» тоже. Причем к нормальному настрою.

— Неужели кто-нибудь всерьез считает, что если бы нам сейчас, метафорически выражаясь, подали традиционный портвейн и дамы удалились в гостиную, они бы в своем кругу стали беседовать о любви, а мы в своем — о сексе?

— В детстве, еще ничего не зная о девочках, я мечтал о них точно так же.

— Точно так же, как и о мальчиках?

— Пипец. Конечно нет — точно так же, как о любви и о сексе.

— Не орите. Тише вы.

— Вы согласны, что в чувственной сфере это явление не имеет себе равных? Страстное желание секса и любви, когда ни то ни другое еще не изведано?