Александр Снегирев - Как мы бомбили Америку
— Я, пожалуй, передохну, сэр, — обратился я к Па, а про себя подумал, что не хватало мне схлопотать инфаркт или ещё какую-нибудь хрень в этом роде. Тогда проблем не оберёшься. А может, я поступил подло, ведь оставшимся, в том числе Юкке, пришлось вкалывать за четверых. Предательство ли это было, или самосохранение ради общего блага, решат на небесах, а Па, подумав, что я перебрал дури и пива, дал мне бутылку Хайнекена похмелиться и отправил отдыхать в фургончик. Там я и провалялся до вечера. Много позже я узнал, что покалывания в области сердца вовсе не означают приближение инфаркта. Более того, обычно, это даже не связано с самим сердцем.
Наша работа на мосту подходила к концу. Накануне Юк созвонился с хозяином мотеля в Вильямсбурге. Он ждал нас к себе. Вечером мы планировали получить причитающееся и отчалить. Однако в конце дня Па пробулькал.
— У меня нет с собой денег, мексиканцы. Мне их должен был подвезти сын, но он не приехал. Наверное, напился. Вам придётся смотаться ко мне домой.
Надо было возвращаться обратно в Северную Каролину!!! Возникла серьёзная дилемма. С одной стороны на следующее утро мы обязались выйти на работу в мотеле, с другой — мы не могли упустить заработок, доставшийся с таким трудом.
— Я еду, ты остаёшься, — молниеносно решил Юк. — Позвони Лаки, так зовут хозяина мотеля, попроси чтобы он тебя забрал отсюда, а я вечером приеду, — он сунул мне бумажку с телефоном. — Бабки есть?
— Шестьдесят дэ…
— Эй, вы едете?! — крикнул Пэт.
— Дай десятку на всякий случай. Тебе нужнее, придётся платить за ночь в гостинице.
Я протянул Юкке банкноту.
— Боишься?
— Боюсь, — он пожал мне руку и вскочил в отъезжающий минивэн.
— А что Алекс? — услышал я вопрос Пэта.
— Он остаётся, — ответил мой друг.
Я остался один, на пересечении двух автотрасс, у бокового выхода мотеля где-то на окраине Ричмонда.
Часть 2
Один
По телефону я кое-как объяснился с Лаки. Он должен был заехать за мной в девять утра. Спал я тревожно, проснулся в семь. Сделал китайскую зарядку и нашу, обыкновенную. Подрочил. Наложил на волсы специальную маску. Через двадцать минут смыл маску шампунем против выпадения волос. Гладко выбрил лицо. Выдернул пинцетом все лишние волоски. Сделал зарядку для мышц лица. Мышцы моего лица должны быть эластичными. Выгибая шею, изучил в зеркале спину. Посмотрел телевизор. Надел чистую одежду.
За завтраком съел шесть кексов, два бублика, несчётное количество масла и джема. Выпил кофе и апельсинового сока. Вернулся в номер и опять включил телевизор.
В голову лезли ужасные мысли. Казалось, что Юкка никогда не вернётся, что строители-реднеки прирежут его в своём фургоне и выкинут на обочину. Нам причиталось около пятисот баксов. По-моему, Пэт мог и родную маму порешить за половину этой суммы. Я уже представил себе, как оплачиваю новые зубы Юккиной матери, выполняя его последнюю волю. Как даю ей торжественное обещание найти могилу сына на бескрайних просторах Америки и отомстить. Как езжу по глубинке, выискивая ниточки, которые могут привести к злодеям, убившим моего друга. Я найду их всех: Па в опиумном салоне, Пэта — в борделе, Дэйва — на пляжах Майами, о которых он так мечтал. Месть будет страшной… Чтобы не зацикливаться, я решил сделать гимнастику у-шу. Это расслабляет.
Лаки приехал без опозданий. Здоровый бугай, с крепким рукопожатием и боевито-ободряющими интонациями офицера американской армии.
— Рад познакомиться, сынок! — сказал он, отняв от уха мобильный и кивнув на сиденье своего нового пикапа марки «додж».
Путь занял около часа. Серый асфальт стелился под пикап. Мимо бежали макдональдсы, бургеркинги, вэндис, пиццахаты и волмарты. Сверху синело горячее небо штата Вирджиния. Лаки болтал по мобильному и не надоедал вопросами. И вот мы уже въехали на территорию белого с красным мотеля. «Джордж Вашингтон Инн» прочёл я на вывеске.
— Алекс, сегодня поработаешь на пару с моей женой, — Лаки подвёл меня к слегка усохшей даме лет сорока пяти. — Олимпия тебя всему научит.
— Приятно познакомиться, — произнесла дама с твёрдым европейским акцентом, пожимая мне руку. К уху дамы крепился наушник рации, левое запястье стягивал спортивный манжет, волосы были собраны в хвост — все приметы низкооплачиваемой деловой женщины.
Весь день я волочился за ней следом, вникая в премудрости мойки унитазов, складывания полотенец «бантиком» и перестилания простыней.
Олимпия носилась как ракета. Она не расставалась с рацией, по которой получала инструкции от Лаки, и подбадривала меня словами типа «мы команда». Она была этаким политруком в битве за чистоту сортиров и свежесть простыней.
— Грязное бельё относишь в прачечную, там же берёшь чистое, — инструктировала Олимпия.
Прачечной заправляла Кристина, высокая стройная девица. Как обнаружилось позже, Крис целыми днями смотрела сериалы и заказывала пиццу. Если телевизор ломался, а пиццу ещё не привезли, она запихивала грязные полотенца в огромную стиральную машину, а уже выстиранные — в сушильную. Работать Крис не любила, и белья постоянно не хватало. Её плечи покрывали наколотые имена любовников, обрамленные в сердечки.
Когда после обеда работа закончилась, Олимпия поручила мне отнести ключ от всех дверей на ресепшн. В мотеле был такой ключ, он выдавался уборщикам-хаускиперам, и его следовало сдавать после работы.
На ресепшне я увидел настоящую красотку. С острыми локтями, с копной пепельно-золотых кудрей. Она не обратила на меня внимания. Я потоптался, а потом хриплым голосом произнес:
— Я Алекс…
Красотка подняла на меня серо-зелёные глаза цвета самого редкого гранита в московском метро. Я запнулся. Она смотрела вопросительно.
— Я… э-э-э… ключ, — идиотски разинув рот, произнёс я. В тот момент я не мог вспомнить ни одного английского слова. Златовласке явно было не впервой. Её глаза походили на московский гранит не только цветом, но и холодностью. Моё дыхание остановилось.
— Давай сюда.
Она протянула руку. Я неотрывно смотрел в её глаза, а потом захлебнулся и пошёл на дно. Я опустил ключ от всех дверей, а заодно и от моего сердца, на ладонь Златовласки, слегка коснувшись её кончиками пальцев. Она хмыкнула и отвернулась.
— Ты в порядке, Алекс? — с усмешкой поинтересовалась Кристина, сидевшая во дворе с каким-то мужиком, — Парень ходил к Мишель, — она подмигнула своему приятелю. Они пили пиво.
— Глотни, — мужик кинул мне банку Бадвая.
— Поосторожнее, Мишель дочка Лаки. У греков с этим строго.
— Они что, греки?
— Точно. Натуральные американские греки. Держись от девчонки подальше. Хотя, ты, я вижу, и так слишком плох, — Кристина со своим хахалем заржали. Содрав непослушными пальцами закупоривающее колечко, я порядочно отхлебнул. Близился вечер. Я тоскливо поглядывал на дорогу.
— Мой приятель не звонил? — интересовался я у Лаки каждый раз, когда тот проходил мимо. В итоге Лаки пригласил меня на барбекю.
— Вчера мы наловили омаров в океане. Вымочили в пиве и собираемся запекать. Присоединяйся.
Лаки с приятелем орудовали возле мангала. В тазу копошилась гора одурманенных пивом омаров. Клешни не причиняли вреда рукам в перчатках, бросающим их на раскалённую решётку. Живёшь себе тихо, никого не трогаешь, и тут кто-то решает, что ты — деликатес. И пошло поехало! Ты сам, твои внуки и все последующие поколения обречены на роль вожделенной добычи. Не хотел бы я быть деликатесом.
— Нравится? — поинтересовался Лаки.
— Вкуснятина! — ответил я, выковыривая кусок белого мяса из-под очередного панциря.
Мы чокнулись пивом.
— Мы греки, Алекс, — сказал Лаки.
— Я уж слышал.
— Ты православный? — поинтересовался он.
— Ага.
— Это хорошо. А то мы не любим мусульман и чернокожих. Про реднеков слыхал?
Я поперхнулся.
— Знаешь, кто такие реднеки?
— Видал я нескольких реднеков.
— Ты не беспокойся, сынок. Вы свои. А вот чёрных мы не любим. Мы не против чёрных, но лучше бы их не было, понимаешь?
— Ещё бы…
Как можно быть греком по крови, православным по вере и реднеком по убеждениям?
Юкка прибыл вечером. Позвонил с автобусной станции, и Лаки, прихватив меня, съездил за ним. Я был счастлив, будто мы не виделись целую вечность и Юкка воскрес из мёртвых.
— Чувак, это ты! — я крепко обнял друга.
Юкка отстранился, он не любил сантименты.
— Эй, Алекс, ты не педик? Мне что педик, что чёрный! — пошутил Лаки.
— Просто я беспокоился…
Когда мы расселись на лужайке с пивом и омарами, Юкка поведал мне историю своей поездки за деньгами.
Туда и обратно
Юкка, как Наполеон в России, отступал по дороге, по которой ещё недавно прорывался с победами. Весь путь, давшийся с таким трудом, проносился с бешеной скоростью в обратном направлении. Кассета жизни перематывалась назад по чьему-то высшему желанию.
