Эмир Кустурица - Смерть как непроверенный слух
Побежал я и, сдавленно подвывая, сделал последний, стремительный и почетный круг по стадиону, с мышью в кроссовке. Было это концом моей атлетической карьеры.
В соответствии с новой установкой «алкоголь дома, а не в кафане», ситуация в нашей семье развивалась в позитивном направлении. Такими словами журналист из сараевской газеты описал бы состояние дел у нас дома. Отец собирал лучших друзей, которые приходили, привлеченные запахом мяса, запеченного по-боснийски, в горшочке. Видел я докторов, инженеров, режиссеров. Причем, сейчас я мог наблюдать их не одним глазом, как раньше, когда мы жили в Горице. Теперь я сидел с ними вместе, но в разговор не вмешивался. Иногда я чувствовал, что на какую-то тему и мне есть что сказать, но осмеливался вклиниваться во взрослые разговоры только со словами одобрения.. Это вовсе не означало, что я со всем там соглашался. Было найдено и оправдание моему отсутствию в школе. Шиба Крвавац раздобыл для меня от какой-то своей любовницы бумагу, в которой было написано, что я полтора месяца проходил терапию больного колена.
В конце семестра, этот кинокудесник организовал мне перевод из Пятой гимназии во Вторую. Сербский язык и философия стали моими профильными предметами. Там я открыл для себя Радое Домановича и жизнь моя стала куда осмысленней, а в философии я, изучая силлогизмы, осознал преимущество своих герцеговинских корней. Логические выводы мы, герцеговинцы, всегда делали слишком поспешно, и поэтому в Сараево, желая нас оскорбить, говорили: «В нем борются герцеговинец и человек». Учился я делать логические выводы, что уже было важным делом. Особенно понравился мне профессор философии Срето Миланович. Он был забывчив и рассеян, но все его любили. Однажды он ушел из школы домой с журналом подмышкой, а на следующий день вернулся с тем же журналом, но в домашних тапочках. Поскольку была весна, он этого так и не заметил, пока коллеги в учительской не обратили на этот факт его внимания.
Вечер у нас дома начинался с того, что, перед ужином все собирались смотреть новости по телевизору. Садились мы в кресла, и первой новостью, конечно, была: «Товарищ Тито сегодня посетил... то-то и то-то».
Доктор Липа поворачивался к Шибе и тихонько его спрашивал, подмигивая Мурату:
- Так он что, в парике ходит, что ли?
- Исмет, не провоцируй! - пытался его угомонить Шиба.
- Чего не провоцировать-то, это ж не его волосы!
- Как так не его? - вмешивалась Сенка. - Не знала я, что вы, мужчины, такие завистливые, боже ж ты мой!
- Причем тут зависть, Сенка, ну-ка, посмотри хорошенько, это ж не его волосы!
- Конечно его, просто крашеные.
- Да ты чего несешь-то? - отзывался Шиба, показывая на люстру, и было непонятно, то ли он шутит, то ли и впрямь указывает на опасность прослушивания. Был это уже не тот панический страх, как в горицких разговорах с отцом. Тогда он делал все, чтобы избежать выслушивания и даже понимания того, что произносил отец. Когда не получалось по-другому, он отцу, на середине фразы, начинал петь и не переставал, пока тот не умолкнет.
- Кто это чушь несет? - спрашивал дядя Омерица.
- Ты, Омерица!
- Да почему чушь-то, сам посуди, ну как может быть у человека его возраста ни одного седого волоска?
- Сейчас такие шампуни есть, помоешь ими голову, и седины не видать! - защищала Сенка Тито.
- То, о чем ты, Сенка, говоришь, называется хна.
- Божья матерь, мне ли не знать, что такое хна, это ж я хной голову крашу, а не ты!
- Ну так посмотри на его голову, совсем на настоящие волосы непохоже, - настаивал на своем доктор Липа.
Отец мой помалкивал и в обсуждении Тито участия не принимал, что было необычно. И наконец он ворвался в разговор , внезапно и убийственно:
- Люди, правильно говорит Омерица, то, что вы видите, это не настоящие титовы волосы, он их красит гуталином!
- Чем, прости? - переспросил Шиба. - Гуталином?! Сенка, твой муж-то совсем рехнулся! - раздраженно сказал он.
- Да ты что, неужто прямо гуталином? - принялся поддакивать Омерица, помогая отцу дразнить Шибу.
- Да, дорогие мои, гуталин подходит лучше, потому что человеческие волосы это протеин, и реагируют только на сильную химию. Гуталин для здоровья безвреден, надо только с ним осторожно, чтобы не переборщить!
Отец сохранял серьезнейшее выражение лица, как Боро Тодорович в роли хулигана.
- Бога ради, Мурат, ну почему ты такой?!?
- Какой это такой? - спросил отец мою маму, с упором на «такой».
- Ну как же это так можно красить волосы кремом для обуви. Ты просто бессовестный.
И тут вмешался Шиба, так, чтобы его было слышно не только присутствующим, но и по подслушке.
- Он, Сенка, не бессовестный, он ненормальный, гуталином когда-то мазались белые актеры, когда нужно было сыграть негра на сцене, а не президент республики! - сказал знаменитый режиссер приключенческих фильмов, вспомнивший, как людей гноили на Голом острове за куда более безобидные вещи, чем вся эта хреновина с окраской титовых волос.
- Давайте-ка лучше споем что-нибудь, люди, на хрена нам эта политика, чтоб ее разодрало к чертовой бабушке?
- Да причем тут политика, Сенка, видишь, мы изучаем тайны парикмахерского искусства! - настаивал мой отец, будто актер на сцене, в патронташе которого не кончились еще пули, которыми он и дальше хочет развлекать публику.
- Перестань, Мурат, Бога ради тебя прошу! - теперь мама уже начинала сердиться, показывая ему на испуганного Шибу Крвавца. Омерица запевал: «Зацвели уж розы у меня в саду...»
Я воспользовался случаем и после всех этих забав о гуталине и Тито попросил дядю Шибу зайти ко мне в комнату. Он едва дождался зайти за мной и сказал:
- Как же они постарели, Эмир, поистрепались, Боже ж ты мой.
Удивил я его вопросом, давно мучившим меня. Смотрел я разные фильмы, и многого не понимал. Нравились мне его фильмы о дружбе во время войны. Особенно фильм «Мост», где боец вынес своего товарища на плечах. А так как этот товарищ, которого несли, был опасно ранен в ногу, попросил он своего друга оставить его и спасать себя. Но товарищ не захотел обрекать раненого на плен, и сказал:
- Никогда, побро.
Это было сокращение от «побратим», но то, с каким выражением Бурдуш сказал это, было, вероятно, художественным приемом усиления эмоции. Задал я Шибе вопрос, хотя не потому вовсе, что мне был так уж интересен ответ. Хотелось мне ему показать, что, несмотря на все эти двойки, в совсем не такой уж глупый.
- Дядя Шиба, очень мне нравятся партизанские фильмы, но почему в нашей стране никто не снимает хороших любовных фильмов?
- Просто все ждут, когда ты закончишь киноакадемию!
- Да ладно вам шутить, я ж серьезно спрашиваю?
- А с чего ты решил, что я шучу?
- И чего это, я запросто так смогу стать режиссером, что ли?
- Ну, это совсем несложно, поучишься всему понемногу, тут не обязательно быть специалистом в какой-то области, то есть знать надо все, но поверхностно.
- То есть все, и ничего? - спросил я.
- Вот именно. Нужно обучиться только ремеслу! - И я подумал: вот это для меня, все равно ведь сую свой нос повсюду, и все мне интересно!
- А ремеслу где можно научиться, в школе?
- И на практике. Мы все учились, ассистируя другим.
А я, по своему обыкновению, упрямо настаивал:
- Нет, ну а как мне научиться снять любовный фильм?
- Да ты, парень, влюбился, что ли?
- Нет, но был влюблен полтора раза! - Кажется, проживание в полуторных квартирах отразилось и на моей любовной жизни.
- Как это влюблен полтора раза?
- А так, первый раз я был влюблен в Снежану Видович и несколько раз пугал ее и целовал, а Невенку я держал за груди!
- Что ты делал?
- Просто держал ее за груди, и ничего больше.
- Больше ничего?
- Ну, хорошо, теперь пришло твое время поцеловать, взяться за груди, потом помять их, как делают женщины, когда разминают тесто для питы, а потом довести дело до конца и сделать это!
- Что?
- Соединить вместе и первое, и второе, и эту твою половину, чтобы все стало целым!
Стало мне неловко и я покраснел, будто рак, потому что догадался, что нужно было сделать.
- На самом деле, любовный фильм в современной версии должен основываться на классическом сюжете с использованием современных костюмов и сценографии, а тема любви являет собой извечную человеческую проблему. Двое любят друг друга, а третий им препятствует в борьбе за эту любовь. Они сражаются, преодолевают великие препятствия, но в конце концов любовь побеждает. Как, скажем, Ромео и Джульетта, Омер и Мейрима. Тут те же законы, что и в книгах, история должна иметь свои начало, середину и конец. Всему этому можно научиться в школе.
