Уильям Сароян - Мама, я люблю тебя
— Ну хорошо, а почему твоя мать зовет тебя Лягушонком?
— Я люблю лягушек. Я ловлю их все время и очень люблю их.
— Да и сама она была ужасная попрыгунья, — очень серьезно объяснила Мама Девочка.
В дверь позвонили, и мисс Крэншоу сказала:
— Вероятно, Майк. Я просила его прийти, как только он освободится.
Она открыла дверь, и вошел Майк Макклэтчи.
— Кэйт, — сказал он, — ничто никогда меня так не радовало, как твоя уверенность в том, что пьеса провалится…
А потом он поздоровался со мной и с Мамой Девочкой, и принял от мисс Крэншоу чашку чая, и сказал:
— Это означает для меня одно: тебе пьеса нравится. А раз она тебе нравится, я хочу поставить ее — с твоей помощью, конечно.
— Как раз об этом мы сейчас говорили, — сказала мисс Крэншоу.
— Годится Сверкунчик на роль девочки? — спросил Майк.
— О, я думаю, можно найти сколько угодно девочек, у которых уже есть опыт и с которыми работать легче.
— Ну а с ней ты работать станешь?
— Я уже с ней работаю.
— И твое мнение?
— Она и есть та девочка.
Майк Макклэтчи поглядел на Маму Девочку и сказал:
— Тогда чего же мы ждем? Давайте радоваться.
— Она еще не сказала, что хочет быть этой девочкой, — проговорила Мама Девочка.
Майк Макклэтчи поглядел на меня и спросил:
— Но ведь ты хочешь?
— Да, хочу, — сказала я, — но не могу, потому что не умею.
— Мисс Крэншоу тебя научит, — ответил Майк.
— Ну, так как, Лягушонок? Решай сама, — проговорила Мама Девочка.
— Если мой отец разрешит, я могла бы попробовать.
— Хорошо, — сказал Майк Макклэтчи. — Вот телефон. Позвони ему.
Мама Девочка подняла трубку и сказала телефонистке номер телефона в Париже. Мы все стали ждать, а потом Мама Девочка протянула мне трубку и сказала:
— Все в порядке, Лягушонок, можешь поговорить с отцом.
— И с братом тоже?
— Ну конечно, — сказала мисс Крэншоу, и я поговорила с отцом, а потом с братом, а потом снова с отцом и уже собиралась прощаться, когда Мама Девочка попросила:
— Лягушонок, дай мне, пожалуйста, тоже поговорить с ними.
Мама Девочка поговорила с ними и сказала моему отцу:
— Она должна была попросить у тебя разрешения играть в пьесе, но забыла.
И Мама Девочка ответила моему отцу на много разных вопросов о пьесе, а потом отдала мне трубку и сказала:
— Спроси его сама, Лягушонок.
И я спросила его:
— Так мне можно?
— А ты хочешь?
— Хочу.
— Очень-очень?
— Да.
— Хорошо, попроси тогда маму послать мне авиапочтой экземпляр пьесы. Я прочту и телеграфирую ей. А пока ты можешь поступать так, как если бы я сказал «да»; но ты ведь понимаешь, Сверкунчик, что сперва я должен прочитать пьесу.
— Хорошо, папа. А когда ты приедешь домой?
— Вообще-то я чувствую себя здесь как дома, но, конечно, очень скучаю по тебе.
И тихо-тихо добавил:
— И по маме тоже — только ты не говори ей об этом, пожалуйста.
— Ладно, папа.
— Пит хочет еще с тобой поговорить.
Мой брат Питер Боливия Сельское Хозяйство взял трубку и сказал что-то по-французски, а потом объяснил:
— Это значит: почему вы с мамой не приедете в Париж?
— Не могу. Чем ты занимаешься, Пит?
— Да в основном учусь, но все равно много интересного. Каждый день, конечно, занимаюсь музыкой. Сам сочинил несколько пьесок, я их тебе когда-нибудь сыграю. Ты знаешь, папка в моем возрасте сочинил целый фортепьянный концерт! Так что я тоже решил сочинить до моего дня рождения. До свидания, Сверкунчик. Если удастся, посмотри игру команд Американской лиги — сейчас самый разгар.
— Хорошо, Питер, — сказала я, — постараюсь. До свидания.
Я положила трубку и рассказала всем, что мне сказал отец, и сказала Маме Девочке, что он просит прислать ему пьесу авиапочтой, и тогда Майк Макклэтчи достал из портфеля пьесу и большой коричневый конверт, Мама Девочка написала на нем адрес моего отца, Майк вложил в него пьесу и запечатал, и сказал, что не пройдет и часа, как пьеса уже будет в пути, а завтра ее должны получить в Париже.
— Ну, так как, по-твоему, — спросил он меня, — разрешит тебе отец играть или нет?
— Разрешит.
Майк улыбнулся и сказал:
— Знаешь, Кэйт, я склонен думать, что пьеса эта будет иметь колоссальный успех!
Все засмеялись, а он сказал:
— Мне надо бежать.
— Нам тоже, — сказала Мама Девочка.
— Куда?
— Прогуляться, — ответила Мама Девочка. — В этот раз — по улицам.
Мы поблагодарили мисс Крэншоу и распрощались с ней, и вместе с Майком Макклэтчи пошли в лифт.
— Я страшно рад, — сказал Майк. — И пожалуйста, ни о чем не беспокойтесь. Сегодня я ужинаю с Эмерсоном. Я намерен сказать ему, что девочку мы, кажется, уже нашли, а потом подожду, чтобы он заглотил эту наживку поглубже. Я знаю, он обязательно захочет познакомиться с ней — ну и конечно, с ее матерью. На завтрашний завтрак не договаривайтесь ни с кем — хорошо?
— Никогда заранее не договариваюсь на завтрак, — ответила Мама Девочка.
На Пятой авеню Майк вскочил в такси, а мы с Мамой Девочкой пошли прогуляться, в этот раз — по улицам.
Глэдис Дюбарри
Я не успела оглянуться, как прошла неделя. Наверное, мне так никогда и не вспомнить всего, что за это время произошло. Мой отец получил пьесу и прочитал ее, но вместо того, чтобы телеграфировать, позвонил. Они с Мамой Девочкой о чем-то долго говорили, а потом он сказал мне:
— Если ты действительно хочешь играть в этой пьесе, то я не против, потому что она замечательная и когда-нибудь я сделаю из нее оперу.
Мама Девочка рассказала обо всем этом Майку Макклэтчи, и через несколько дней мой отец и Майк созвонились и поговорили о пьесе, и мой отец согласился написать к ней музыку. Майк попросил его приехать в Нью-Йорк, но от этого мой отец отказался.
И еще другие события произошли за эту неделю. На следующее утро после Большого Чая у мисс Крэншоу Майк Макклэтчи и автор пьесы, Эмерсон Талли, позавтракали в «Пьере» вместе с нами, и в тот же день Майк позвонил Маме Девочке и сказал, что обе мы Эмерсону очень понравились и теперь он собирается переписать всю пьесу заново, потому что хочет, чтобы Мама Девочка сыграла роль девочкиной мамы.
И тогда Мама Девочка очень обрадовалась и сказала:
— Ну, Лягушонок, нам с тобой надо становиться профессионалами. Надо работать, работать и работать, и нам будет так хорошо, как еще никогда не было.
Вечером мы поехали на такси в контору к Майку на Пятую авеню, и там были несколько сотрудников Майка и его адвокат. Майк и Мама Девочка просмотрели вместе контракты, которые мы должны были подписать, как только получим ответ от моего отца. Никогда я не видела маму такой взволнованной и счастливой, и такой удивленной. Потом, когда мы шли от Майка, она сказала:
— Нет, ты подумай только, Лягушонок: они будут платить тебе, как звезде!
— Уж кто звезда, так это ты, — сказала я. — Вот ты действительно самая настоящая звезда.
— Ты станешь богачкой, — продолжала Мама Девочка, — и я тоже получу немало. Свои деньги я буду транжирить вовсю, но твои почти все положу в банк на твое имя. И я очень рада, что мы с тобой такие друзья.
— Друзья? Да ведь ты для меня гораздо больше чем друг. Если бы не ты, я бы даже и не родилась.
— Твой отец тоже имел к этому некоторое отношение.
— Но если бы ты не познакомилась с ним и не вышла за него замуж, где бы я была теперь?
— Ну, обратного хода тебе уже нет в любом случае. Твой отец — это твой отец, твоя мать — это твоя мать, а ты — это ты, и тут уже ничего не изменишь. Но в довершение всего ты станешь звездой — а уж это только благодаря Матушке Виоле.
— Она-то тут при чем?
— При всем. Приди она вовремя на Макарони-лейн, я бы пошла на обед к Кларе Кулбо, и мы не поехали бы в Нью-Йорк.
— О, а я об этом и забыла! Надо написать Матушке Виоле и поблагодарить ее.
— Я ее поблагодарю? Обещала прийти, нахалка, и обманула.
— А разве ты не рада теперь, что она не пришла?
— Конечно рада, но я не люблю, когда обманывают.
— А может, она тогда заболела — или заболели ее дети и внуки.
— Надо было позвонить. Я ужасно зла на нее.
Каждый день столько всего происходило!
И каждую ночь, лежа в постели, мы с Мамой Девочкой разговаривали и вспоминали, но мне никогда не вспомнить всего, потому что так много нового и так быстро произошло в течение одной недели после того, как мой отец разрешил мне идти на сцену.
Во-первых, со мной стала очень много заниматься мисс Крэншоу. Каждый день в восемь утра мы с Мамой Девочкой приходили к ней в номер и до десяти занимались. Мисс Крэншоу учила нас стоять, ходить, танцевать, брать вещи, смотреть на них, говорить — а говорить можно тысячью разных способов.
