Татьяна Бонкомпаньи - Девушка из высшего общества
Лили подавила смешок:
— Сноу сказала, что Патрик ее друг.
— Ради Бога! — Эллисон закатила глаза. — Он дружит со всеми нами, но это не значит, что завтра он не пришлет Сноу счет.
Лили сделала глоток, но чай оказался слишком горячим, и она обожгла язык. Закашлявшись и сдерживая боль, Лили спросила:
— А мы будем играть с детьми?
— Шутишь? Ты можешь представить, что Умберта сядет на пол в своем наряде от Миссони?
— Но это же трикотаж!
— Есть только одна причина, которая заставит Умберту Веррагранде встать на колени на пол, но это не имеет отношения к ее ребенку. Слышала историю про нее и того фотографа в туалете закрытого клуба на крыше отеля «Грамерси-парк»? Зачем нанимать пресс-агента, если можно просто сделать минет папарацци?
Лили фыркнула:
— Если серьезно, мне кажется, это самая отвратительная история из всех, что я слышала в этом году.
— Куда уж серьезнее, — подмигнула ей Эллисон.
— Ты ужасная женщина.
— Нет, просто меня все достало. Не знаю, как долго еще смогу это выносить. Я вхожу в состав комитета по организации студенческого благотворительного бала пяти округов Нью-Йорка вместе с Морган де Рамбулье, — кивнула Эллисон в сторону дивана, где чрезвычайно худая женщина, чьим единственным недостатком была вена, как у Анжелины Джоли, вертикально пересекающая слишком широкий лоб. Всего несколько мгновений назад она активно обнимала и целовала присутствующих дам, а сейчас, похоже, начала заседание «королевского совета».
— На прошлой неделе я вынуждена была взять с собой Джастина на одно из заседаний. Он проголодался, так что мне пришлось кормить его грудью. Не такое уж большое дело. И я вела себя скромно — перекинула через плечо одеяльце. Так что нельзя сказать, что моя грудь была выставлена на всеобщее обозрение. Но Морган вышла из себя и в самый разгар заседания перед всеми заявила, что я должна кормить ребенка в туалетной комнате. Самое смешное, что если вдруг «Вог» объявит это модным, она первая начнет выставлять свои крошечные сиськи напоказ на каждом заседании. — Эллисон понизила голос почти до шепота. — У Морг уже остеопороз, ведь она очень давно страдает анорексией.
— Но если это правда, почему друзья не повлияют на нее? — шепотом спросила Лили.
— О, мы пытались, уже очень давно.
— И что?
— Она сказала, что мы все — я цитирую — ревнивые, ужасно толстые суки, и начала носить кучу браслетов от сглаза, желая защититься от всех дурных мыслей, которые мы напускаем на нее. Можно подумать, у нас нет других занятий, кроме как мечтать стать такими же худющими и стервозными, как она. Если тебя интересует мое мнение, у этой стервы параноидальный бред. Ну ладно, возвращаясь к нашей теме… На том заседании я смолчала и отправилась кормить Джастина в туалетную комнату, а вчера Морг позвонила мне и сообщила решение комитета. Они считают, что дети «слишком отвлекают» и я не должна больше брать малыша с собой. Представляешь? Она даже поинтересовалась, планирую ли я кормить его целый год, как будто это ее дело.
— Но ты собираешься? Кормить так долго?
— Конечно. Это же полное слияние с ребенком. Кроме того… Кто-нибудь здесь читает газеты? Грудное молоко — лучшая еда для растущего младенца.
— Поэтому я и терпела, несмотря на застой молока и трещины на сосках. И все же это ложь — что кормление не портит фигуру. Каждый раз, когда я смотрю на себя в зеркало, мне хочется плакать: так обвисла грудь. Как думаешь, она когда-нибудь станет прежней?
— Нет. Но для чего тогда существует лифтинг?
Лили рассмеялась:
— Роберт никогда мне этого не позволит. Он ненавидит пластическую хирургию!
— Секрет в том, чтобы договориться об этом еще до беременности. Именно так сделала Верушка. Она хотела найти суррогатную мать, которая выносила бы ребенка, но ее муж не желал, чтобы чужой человек имел отношение к малышу. Так что она уступила и потребовала, как только станет известно о беременности, перевести деньги на операцию по пластике груди и живота на ее банковский счет.
— И во сколько же сейчас обходится подтяжка груди?
— Примерно? От тридцати до сорока тысяч.
— Господи, это ведь куча денег! Но из-за них я не стала бы заводить ребенка, если бы сама этого не хотела. Ведь глубоко в душе Верушка не была против, правильно?
— Не знаю. Думаю, прежде всего она заботилась о своей финансовой безопасности.
— Добрачное соглашение?
— Поклянись, что никому не расскажешь. Говорят, в нем записано, что она должна родить двоих детей в первые пять лет брака, иначе муж имеет право подать на развод. И тогда она не получит ни цента. Судя по всему, условия о детях в последнее время стали очень популярными. Слава Богу, в моем соглашении их нет. Конечно, чтобы завести ребенка, мне не нужен подобный стимул, но все же это унизительно.
Лили продолжала болтать с новой знакомой, пока Умберта не позвала Эллисон на диван.
— Думаю, нам лучше присоединиться к остальным, — сказала она, расстроившись, что их тет-а-тет подходит к концу. — Но я очень хочу записать твой телефон. Нужно как-нибудь вместе выпить кофе.
— С удовольствием, — просияла Лили. Она так долго оставалась отрезанной от внешнего мира, что забыла, каким интересным и волнующим может быть знакомство, пусть даже короткое и поверхностное.
Устроившись на диване рядом с Верушкой, Лили взяла себе побег спаржи, завернутый в ветчину, и креветку в беконе. Жуя, она слушала, как гости обсуждают — вполне предсказуемая тема — условия приема в детские сады.
— Самое главное — это рекомендательные письма и связи в попечительском совете, хотя никто открыто в этом не признается, — со знанием дела заявила Кейт де Сантос.
— Если так, то мой муж играет в сквош с двумя членами попечительского совета сада с Девяносто второй улицы, так что, думаю, Даниэля непременно туда возьмут, — сказала Морган и повернулась к Лили: — Кстати, что касается сквоша… Говорят, Роб в последнее время много играет.
Лили чуть не подавилась спаржей. Неужели королева светского общества Нью-Йорка обращается к ней? С трудом проглотив жесткий кусочек ветчины и недоумевая, зачем она вообще ест на подобных вечеринках, Лили придумала ответ:
— Похоже, он никак не может наиграться. Сквош — его новая страсть.
— Кристиан говорит, его уже почти невозможно победить. — Морган пригладила длинные локоны шоколадного оттенка. — Скажи, как Робу удается так много тренироваться?
— Гм, думаю, он просто находит время.
— Ах да, конечно, я совсем забыла. Он ведь ушел из «Кэратерс», правильно?
— Он переходит в хеджевые фонды, — забормотала Лили, безуспешно пытаясь поймать взгляд Эллисон или хотя бы Сноу, которая так смотрела на миниатюрные кексы с розовой глазурью, лежащие на тарелке, словно они могли ожить и станцевать перед ней па-де-де из балета «Щелкунчик».
— Боже мой! По-моему, в наше время все к этому стремятся! — съязвила Морган.
— Даже не знаю, — пробормотала Лили. — Мне кажется, Роберт считает, что готов к более серьезным задачам. Юридическое образование позволяет ему в равной мере…
— Прибереги его резюме для кого-нибудь другого, — перебила ее Морган.
— Того, кому это небезразлично! — услышала Лили голос Дианы. Прикрыв рот рукой, она обращалась к Джемайме.
Морган продолжала:
— Меня скорее интересует, чем ты занималась все это время. Чем-то интересным, видимо?
«Что ж, давайте посмотрим. Я недавно родила ребенка».
— Почти все мое время посвящено ребенку.
— А для чего же тогда няня? — Слоан в недоумении наморщила нос — и лоб, если бы он не был весь обколот «ботоксом».
«И еще я боялась, что Хасинта уйдет от нас».
Лили задумалась, ища подходящее объяснение.
— Ну, я многое делаю сама.
— Много ем, например, — прошептала Диана Джемайме и прыснула в чашку.
В этот момент в гостиную ввалился молодой человек с бледной, словно у вампира, кожей, темными волосами, темно-красными губами и греческим носом.
— Привет, дамы, — произнес он, и двадцать пять пар рук нырнули в сумочки и карманы в поисках блеска, увеличивающего объем губ, и пудрениц.
Лили подумала, что парень — подающий надежды актер или модель, и именно поэтому все женщины так открыто прихорашиваются. Но когда он достал из сумки большой черный фотоаппарат, она поняла, что это фотограф, о визите которого упоминала (и не один раз!) Сноу.
— Патрик передает привет, — сказал фотограф, он же модель — как позже узнала Лили, его звали Чаз, — и принялся наклоняться и щелкать затвором камеры, со всех углов снимая розовые праздничные украшения и разряженных гостей.
— Если на празднике нет фотографа, настоящий ли это праздник? — пробормотала Лили, обращаясь к Верушке, но та лишь безучастно взглянула на нее и встала, чтобы вместе с Умбертой и Морган сфотографироваться рядом с тортом из «Фошон». Умберта взяла золотую ягоду, украшающую глазурь, и, отклонив назад голову и полузакрыв глаза, поднесла ко рту. Это была очень чувственная поза, совсем неуместная на детском празднике. Чаз сделал пару снимков, и Умберта отправила экзотический плод в рот. Зажав его между зубами и оторвав листочки, она подмигнула фотографу.
