Татьяна Соломатина - От мужского лица (сборник)

— В смысле?

— Просто делать чай или делать чай для меня. Просто я или я для тебя. И так далее. Когда нужно приготовить чай, просто готовь чай.

— Я не в счёт?

— Ты женщина. Поймёшь это — будешь счастлива.

— Вот здорово.

— Здоровее даже, чем ты думаешь. В твоих системных файлах написано чёрным по белому: «Обрящешь свою сущность — познаешь радость бытия».

— Сущность в подчинении?

— Фу, какая банальность. Подчинение — вторичный фактор агрессии, давления, даже диктата. Я же говорю о естестве. Не женщина в подчинении, но женщина на своём месте. Мужчина — воин, женщина — хранительница очага. Это разные аспекты мироздания. И понимать это каждый может в меру своей внутренней силы и готовности. Или испорченности. От варианта скво и садо-мазо до возможности закрутить вихрем звёздный ветер и слить сердца со Вселенной. Каждый должен исполнить свой долг, познав сущность своего естества.

— И сущность женщины — хранить очаг?

— Это аллегория, хотя, как это ни смешно, и буквальный смысл тоже иногда срабатывает.

— Как скажешь.

— Лесть неуместна. Это должно быть естественно.

— Естественна только бесконечность игры.

— Женщины верят в это, я знаю. Но если хочешь мудрости, помни о том, что это лишь свойство марсиан.

— Марсиан?

— Все женщины — марсиане. Другие условия существования, и как следствие — марсианская половина человечества, свято верящая в безупречность игры. И с этим трудно спорить. Но это всего лишь ментальная заморочка, позволяющая тебе одновременно быть рядом со своей сущностью и тешить самолюбие. Внутренний лис. Но подумай, что движет нами в игре? Желание. Оно искренно. Итак, внутри игры есть одно настоящее реальное место — наше желание играть. Уже неплохо для начала.

— Для начала чего?

— Для начала обретения сущности. Не дожидаясь программных уроков личной судьбы, а экстерном, вливая силу через те немногие искренние места, что есть внутри нас, обходя гордыню, лень и фальшь.

— Тебе с лимоном?

— Да.

— Сахара два?

— Четыре.

— Ты пропадаешь на целую вечность, возвращаешься как к себе домой, будто бы ушёл только вчера вечером, и рассказываешь мне о моей сущности? Ты ничего не перепутал?

— Кто хочет внять — внемлет, кто хочет просто проводить время — просто проводит время.

— И что это значит?

— Это значит, что пространственно-временной континуум и твои координаты в мироздании как сущности — это не одно и то же. Ничего не меняется. То, что мы говорим или делаем, хранится в вечности не дольше, чем пока мы это говорим или делаем. Но наш дух сам составляет вечность. Время не имеет значения, на самом деле. Все значения мы присваиваем вещам сами — из внутренних, глубоко запрятанных корыстных побуждений. Мазохизм в чистом виде.

— Ты ненормальный.

— Марсиане любят ненормальных. Неуверенность в завтрашнем дне пробуждает в них желание жить.

— Про других марсиан я ничего не знаю.

— Не злись. Исходя из твоей логики, ты должна была убить меня на пороге, или как минимум не пустить в дом, или просто послать к чёрту. Но я здесь, ты приготовила мне чай, мы разговариваем — и это нормально. Ненормально опутывать эту картину рассуждениями, упрёками и поисками справедливости.

— Ты жестокий человек.

— Настоящая жестокость вызывает страх, но я не вижу его. Я вижу другое. То, что ты называешь жестокостью во мне, — всего лишь ощущение тобой правильного состояния. Co-стояния, понимаешь? Мы все одиночки. Приходим такими в этот мир и такими же оставляем его. Мы нужны друг другу только для того, чтобы поговорить с собой и оставить потомство. Ты общаешься с собой, я лишь повод, толчок к этому общению.

— Я ужасно соскучилась.

— Если бы я не хотел тебя видеть, меня бы здесь не было.

— Будь проще.

— Я здесь, что может быть проще…

— Я всё-таки не понимаю, как ты здесь живёшь один?

— Ко мне изредка заглядывают проблемы, как и ко всем. Потом, когда они уходят, я выхожу на улицу и подолгу смотрю на оставленные ими следы — и понимаю, что первый же ливень смоет их.

— Да, но в остальное время ты один.

— Я не думаю об этом. Поверь, можно очень долго ни о чём не думать.

— Хочешь, я тебе погадаю?

— Попробуй, хотя обычно я это делаю сам.

— Ты скучный.

— Так бывает не всегда.

— Значит, это просто мне не везёт.

— Не криви душой, я не так часто пребываю в прострации, чтобы обобщать.

— Некоторые всю жизнь так проводят.

— До некоторых мне нет дела.

— А до меня есть?

— …

— Просто мне скучно.

— Ты могла не приезжать.

— В следующий раз так и сделаю.

— Грубо.

— Взаимно.

— Я не грубил.

— Значит, ты — осёл. Как можно говорить такие вещи женщине?!

— Какие вещи?

— «Могла бы не приезжать»… Бр-р-р…

— В таком случае ты, приехав, могла бы воздержаться от упрёков. А то я, видите ли, с настроением своим ей не угодил.

— Но ты же у нас такой умный и внимательный. Мог бы и сделать что-нибудь со своим настроением. Для меня хотя бы.

— Я не хотел бы рассчитывать что-то наперёд. Ты говоришь, что любишь меня, а потом требуешь, чтобы я погасил векселя твоей скуки и амбиций.

— Амбиции — это ты.

— День мог бы быть прекрасным.

— Он и будет прекрасным. Только без тебя. Отвези меня на автобус или вызови такси.

— Как пожелаешь.

— Мог хотя бы извиниться.

— Мне не за что извиняться. Тем более я и так всегда это делаю вне зависимости от объективности.

— Ты?!

— Да, я.

— Ладно, всё! Когда речь заходит об объективности, ты становишься упрямее бетонного столба.

— Я побуду некоторое время бетонным столбом, а ты пока успокойся.

— Я спокойна. Просто ты испортил мне всё настроение.

— Такова изначально была моя цель.

— Не смешно.

— Ещё бы.

— Прекрати издеваться.

— Какие уж тут издевательства, всё так и есть.

— Малости не хватает, чтобы быть счастливой, а именно — понять, почему я всегда одна…

— Если ты думаешь, что в результате понимания чего бы то ни было можно стать счастливым, — без комментариев. То, что мы счастливы, мы понимаем, когда понимаем, что были счастливы. Это сказка, которая оживляется нашей кровью и до всего остального доходит с приличным опозданием. Тот, кто в состоянии остановить этот момент, больше никогда не вернётся на эту засранную планетку. А на такие дела уже воля бога. И так тому и быть. У глупцов огромное преимущество. Они считают, что можно войти в один поток дважды… И трижды. И вообще, сколько влезет…

— Я есть хочу.

— Закономерно после такого стресса.

— Какого?

— Нашей десятиминутной беседы.

— Опять.

— Ну, всё, всё, молчу. Что ты хочешь поесть?…

На самом деле больше всего мне нравилось молчать. Почему всё время получается наоборот? Но ведь воздушный змей летает, лишь когда привязан. Привязанность. Полёт на привязи. Или в связке… Как понять? А отвяжи? Беспорядочное движение и смерть. Отвязанное не живёт долго. Отвязное…

Женщины…

Женщины, к которым меня тянуло, которые разжигали во мне огонь, просто находясь рядом.

Женщины, с которыми удобно. Послушные. Ты прав — потому что ты мужчина, никаких нюансов.

Женщины, с которыми нужно оставаться друзьями, потому что они единственные, с кем можно говорить на одном языке, зеркало твоих слабостей и достоинств.

Женщины, с которыми нужно оставаться врагами, потому что ни на кого больше нельзя так положиться…

Неужели всё это нельзя было понять сразу, не оставляя грязных следов в чужих прихожих? Женщина. Настоящая. Твоя. Только когда она уходит, ты понимаешь, что мир уже больше никогда не будет таким, каким он был с ней — струящимся. То, к чему ты лишь стремишься, у неё уже есть, и, уходя, она уносит это с собой. Вот так. Я ждал долго. Наверное, слишком долго. Но это на самом деле, наверное, единственное, что я умею, если разобраться, — ждать.

Кто это?

не знаю

буду ль жив ко времени прихода

мятежных откровений

тревоги нет

и нет боязни тления

и времени пространственного хода

не чувствуется

на небесах лишь облака и тени

от крыл чудачеств разных человека

я бесконечностью закрыл себе глаза

и будто сплю

— Что, статус игрока превыше всего? Представляешь собой малость грустную, скачешь по верхам и балдеешь, разглядывая в зеркале благородный профиль? Мир смеётся над тобой, а у тебя всегда есть выбор — смеяться с ним вместе или быть надутым пузырём. Или злорадным пузырём… Даже не соображу, что забавнее…