Анна Гавальда - Просто вместе
Да где же она, черт побери, и кто притащил ее в этот музей?
К подсвечнику был прислонен сложенный вдвое листок: Я не решился побеспокоить вас сегодня утром и отправился на работу. Вернусь к семи. Ваша одежда на кресле. В холодильнике утка, в изножье кровати — бутылка минеральной воды. Филибер.
Филибер? Что она забыла в постели этого парня?
Караул.
Она собралась, пытаясь восстановить в памяти невероятную картину вчерашнего ночного загула, но вспомнила только бульвар Брюн, автобусную остановку и какого-то типа в темном пальто, которого умоляла вызвать ей такси… Неужели это был Филибер? Нет, но… Да нет, конечно, не он, она бы вспомнила…
Кто-то выключил музыку. Она услышала шаги, ругательства, хлопнула одна дверь, потом другая, и все стихло. Наступила тишина.
Ей до смерти хотелось писать, но она выждала еще несколько минут, прислушиваясь к малейшему шуму и ужасаясь самой мысли о том, что придется сдвинуть с места свои несчастные кости.
Она откинула простыни и приподняла одеяло, показавшееся ей тяжелее дохлого осла.
Ее пальцы поджались от соприкосновения с полом. На краю ковра стояли кожаные шлепанцы. Она встала, поняла, что на ней куртка от мужской пижамы, сунула ноги в тапочки и накинула на плечи свою джинсовую куртку.
Осторожно повернула ручку двери, оказалась в огромном, метров пятнадцать в длину, и очень темном коридоре и отправилась на поиски туалета…
Нет, это шкаф, здесь — детская с двумя кроватками и старой-престарой лошадкой-качалкой. А тут… Она не знала… Возможно, кабинет? На столе перед окном было так много книг, что они загораживали свет. На стене висели сабля, белый шелковый шарф и вдетый в латунное кольцо конский хвост. Настоящий лошадиный хвост. Странноватая реликвия…
Ура! Вот он, сортир…
Щеколда и ручка слива были из дерева, а толчок, учитывая его возраст, наверняка повидал не одно поколение задниц в кринолинах… На секунду у Камиллы зародились сомнения, но оказалось, что все функционирует идеально. Когда она спустила воду, раздался ошеломляющий шум. Прямо грохот Ниагарского водопада…
У Камиллы кружилась голова, но она продолжила путешествие в поисках аспирина и вошла в комнату, где царил неописуемый бардак. Повсюду была разбросана одежда, вперемешку с газетами, журналами, пустыми бутылками и ворохом бумаг: квитанции, чеки, инструкции от бытовых приборов и грозные уведомления из Казначейства. На прелестной кровати эпохи Людовика XVI валялось безобразное пестрое одеяло, а на маркетри ночного столика — курительные принадлежности. Здесь пахло хищником…
Кухня в самом конце коридора оказалась холодной, серой и унылой, черные плитки бордюра оттеняли выцветший кафель стен. Рабочие поверхности столов были из мрамора, шкафчики пустовали. Ничто — разве что древний холодильник — не наводило на мысль о том, что дом обитаем… Она нашла упаковку лекарства и опустилась на пластиковый стул. Высота потолка завораживала. Внимание Камиллы привлек белый цвет стен. Краска, должно быть, старинная, на базе свинцовых белил, годы придали ей нежную патину, этот цвет не назовешь «грязно-белым» или «цветом яичной скорлупы», скорее, «белый молочной рисовой каши» или «сладкого молочного пудинга»… Камилла мысленно смешала несколько красок и пообещала себе вернуться сюда с двумя-тремя тюбиками и проверить. На обратном пути она заблудилась и испугалась, что никогда не отыщет свою комнату. Найдя наконец нужную дверь, она скользнула внутрь, рухнула на кровать, подумала было позвонить на работу, но мгновенно провалилась в сон.
22
— Ну как дела?
— Это вы, Филибер?
— Да.
— Я что, в вашей постели?
— В моей постели?.. Но, но… Конечно, нет, что вы… Я бы никогда…
— Так где же я?
— В квартире моей тети Эдме, тетушки Ме — для близких… Как вы себя чувствуете, дорогая?
— Без сил. Так, словно побывала под асфальтоукладчиком…
— Я вызвал врача…
— Ох, ну зачем?!
— То есть как это зачем?
— Ну… Вообще-то… Вы правильно поступили… Мне в любом случае понадобится освобождение от работы…
— Я поставил подогреваться суп…
— Не хочу есть…
— Придется себя заставить. Вам понадобятся силы, иначе организм не сможет изгнать вирус… Чему вы улыбаетесь?
— У вас прямо Столетняя война получается…
— Надеюсь, вы свою битву выиграете скорее! Ага, звонят… Должно быть, врач…
— Филибер…
— Да?
— У меня при себе ничего нет… Ни чековой книжки, ни денег, совсем ничего…
— Не беспокойтесь. С этим мы разберемся позднее… После заключения мира…
23
— Ну что?
— Она спит.
— …
— Она член вашей семьи?
— Она мой друг…
— В каком смысле?
— Она… она моя соседка… соседка и друг, — смешался Филибер.
— Вы хорошо ее знаете?
— Нет. Не слишком.
— Она живет одна?
— Да.
Врач поморщился.
— Вас что-то беспокоит?
— Можно сказать и так… У вас есть стол? Я должен присесть.
Филибер провел его на кухню. Врач достал рецептурные бланки.
— Вы знаете ее фамилию?
— Кажется, Фок…
— Вам кажется или вы уверены?
— Возраст?
— Двадцать шесть лет.
— Это точно?
— Да.
— Она работает?
— Да, в конторе по обслуживанию помещений.
— Простите?
— Она убирается в конторах и офисах…
— Мы говорим об одном и том же человеке? О молодой женщине, которая отдыхает сейчас в большой старинной кровати в последней по коридору комнате?
— Да.
— Вам известен ее распорядок дня?
— Она работает по ночам.
— По ночам?
— Вечерами… Когда служащие уходят…
— Вас, кажется, что-то беспокоит? — робко поинтересовался Филибер.
— Угадали. Ваша подружка на грани… Ее силы на исходе… Вы это понимаете?
— Нет, то есть да, конечно… Я замечал, что она плохо выглядит, но я… Знаете, я ведь не так уж хорошо ее знаю, я… Прошлой ночью я отправился к ней в комнату, потому что там нет отопления и…
— Слушайте, я буду с вами откровенен: учитывая полную анемию, вес и давление пациентки, я мог бы немедленно забрать ее в больницу, но как только я об этом заговорил, она впала в такое отчаяние… У меня нет истории болезни, понимаете? Мне неизвестны ни ее прошлое, ни анамнез, и я не хочу форсировать события, но как только ей станет лучше, она должна будет немедленно пройти обследование, это совершенно необходимо.
Филибер в отчаянии заломил руки.
— Но главное для нее сейчас — набраться сил. Вы должны силой заставлять ее есть и спать, иначе… Так, я даю ей больничный на десять дней. Вот рецепты на долипран и витамин С, но повторяю: никакие лекарства не заменят хорошего антрекота с кровью, тарелки спагетти, свежих овощей и фруктов, понимаете?
— Да.
— У нее есть родственники в Париже?
— Не знаю. А почему у нее такая высокая температура?
— Тяжелый грипп. Наберитесь терпения… Следите, чтобы она не потела, берегите ее от сквозняков и заставьте вылежаться дня три-четыре…
— Хорошо…
— Что-то у вас очень встревоженный вид: я, конечно, сгустил краски… хотя… не так уж и сильно… Вы справитесь?
— Да.
— Скажите-ка, это ваша квартира?
— Э-э-э… да…
— И сколько тут квадратных метров?
— Триста — или чуть больше…
— Ну-ну! — присвистнул врач. — Возможно, я покажусь вам бестактным, но скажите, чем вы занимаетесь в этой жизни?
— Спасаюсь от всемирного потопа.
— Что-что?..
— Да нет, ничего. Сколько я вам должен, доктор?
24
— Камилла, вы спите?
— Нет.
— У меня для вас сюрприз…
Он открыл дверь и вошел, толкая перед собой искусственный камин.
— Я подумал, это доставит вам удовольствие…
— О… Как это мило, но я ведь тут не останусь… Завтра вернусь к себе…
— Нет.
— Как это нет?
— Вы подниметесь в свою комнату, когда потеплеет, а пока останетесь здесь и будете отдыхать, так велел доктор. А он дал вам бюллетень на десять дней…
— Так надолго?
— Вот именно…
— Я должна его отослать…
— Простите?
— Бюллетень…
— Я схожу за конвертом.
— Нет, но… Я не хочу оставаться здесь так надолго, я… Я не хочу.
— Предпочитаете, чтобы вас забрали в больницу?
— Не шутите с этим…
— Я не шучу, Камилла.
Она заплакала.
— Вы им не позволите, правда?
— Помните войну в Вандее?
— Ну-у… Не так чтобы очень… Нет…
— Я принесу вам книги… Не забывайте: вы в доме Марке де ла Дурбельеров, и синих здесь не боятся!
— Синих?
— Республиканцев. Они хотят упрятать вас в общественное заведение, не так ли?
— Куда же еще…
— Значит, вам нечего опасаться. Я буду поливать санитаров кипящим маслом с верхней ступеньки лестницы!
— Вы совсем чокнутый…
— Все мы таковы, разве нет? Зачем вы побрили голову?
