Катрин Панколь - Белки в Центральном парке по понедельникам грустят
— Ты уже выбрал пирожное? Или ты не будешь? Никогда не знаю, что заказать… Здесь все так вкусно…
— Ты считаешь, что на мне можно ставить крест? Мне больно это видеть, Гортензия!
— Ничего подобного… Слушай, скажу тебе прямо. Мы тут разговаривали с Марселем, и, насколько я поняла, момент в делах сейчас довольно напряженный… По крайней мере, с его слов. А вы ведь работаете в одной сфере, нет?
— Вот тут-то ты, красавица моя, и заблуждаешься. Я теперь работаю в финансовой сфере. В высших кругах! Провожу операции, спекулирую…
— На собственные средства?
— Скажем так, средства есть.
— И рассчитываешь хорошо заработать?
— Более чем.
— Не скрою, меня это интересует. Я хочу создать собственную марку, и мне нужны будут деньги. Нужен инвестор с солидным бюджетом, который готов меня поддержать.
— К твоим услугам!
— Слушай, Брюно…
Услышать свое имя в устах Гортензии для Шаваля было слаще музыки. В пору, когда они встречались, она называла его только по фамилии. Ни о какой нежности между ними не было и речи. «Секс и деньги, ясно?» — отрезала она как-то, когда он решился заявить, что сходит по ней с ума.
— Послушай, Брюно, — заговорила Гортензия, отчетливо выговаривая каждый слог, словно обкатывала его в рту, и облизнула губы. — Я говорю серьезно, а не так, абы что…
— Я тоже!
— Надеюсь… Потому что мне до смерти надоело, когда человек хвалится-хвалится, а как попросишь материально поддержать, сразу сдувается. Языком болтать легко! Но судят по делам, а не по словам…
Ей пришло в голову, как вызвать Шаваля на откровенность.
— Ты имеешь в виду кого-то конкретно?
— Да, и ты его знаешь. Я очень на него зла, просто ужасно!
— Скажи мне, кто это, и я его немедленно убью! — предложил он полушутя-полусерьезно.
— Знаешь, что я скажу… Если придумаю, как его обчистить, обдеру как липку без всяких угрызений совести. Да он и не заметит! У него денег куры не клюют! А мне осточертело перебиваться с копейки на копейку, Брюно… У меня столько задумок, столько планов… Но что прикажешь делать без денег? А помочь мне никто не хочет. В этом году я лучшая студентка на курсе, я нарисовала несколько моделей, которые взяли крупные марки… Только мне это ничего не принесет! Ни гроша! А когда я обращаюсь к человеку, у которого денег завались, и прошу одолжить немного… Заметь — не подарить, одолжить! Я все верну до цента! Так нет, он не хочет. Говорит, мне еще рано, у меня, дескать, молоко на губах не обсохло. Ненавижу его, ей-богу, ненавижу!
— Успокойся. — Шаваль чувствовал себя настоящим мужчиной, сильным и надежным.
— Какой, спрашивается, толк иметь кучу идей? Куда мне их девать? Если у меня нет ни копейки, чтобы провести все это в жизнь?.. — Гортензия яростно стукнула кулаком по столу.
— Я тебе помогу, обязательно помогу.
В ответ она раздраженно вздохнула. К столику подошел официант. Гортензия с усталым видом заказала фруктовый пирог и копченый чай. Официант записал и удалился.
— Не хочу стать девчонкой на побегушках, — пробормотала Гортензия себе под нос, но так, чтобы Шаваль расслышал.
— Терпение, — проговорил он, — терпение!
Шаваль так разволновался, что ни на секунду не заподозрил обмана. С былой фатовской самоуверенностью он полагал, что блудная овечка вернулась — она не может без него, ей снова хочется вкусить с ним плотских утех. От этой упоительной мысли у него раздувались ноздри, ширилась грудь, кружилась голова, мешался рассудок. Чтобы четко все уяснить, он решил переспросить:
— У кого ты просила денег?
— Какая разница? Все равно ты тут ничего не сделаешь. Ох, как же я на него зла!..
— Ты сказала, я его знаю?
— Ты только его и знаешь.
— Это, часом, не Марсель Гробз? — вкрадчиво предположил Шаваль, напустив на себя проницательный вид, как заправский конспиратор.
— Как ты догадался?! — воскликнула Гортензия. — Ну и ну, Брюно, вот это да! Ничего себе! А он-то мне заливал, что ты человек конченый, выжатый, впору на свалку… Он об тебя, дескать, и ног бы не стал вытирать…
— Это он так говорил?!
— Именно в этих выражениях!
— Ну, он мне за это заплатит!
— Но я не стала ему верить, — добавила Гортензия с умильным видом. Так кошка смотрит на молоко, сама же опрокинув лапой блюдце. — Как видишь, совета по поводу «Банана Репаблик» я решила спросить у тебя.
— Ох и пожалеет старикан, что сказал такое!
Шаваль наклонился к Гортензии и кивнул ей, чтобы она придвинулась поближе. Она вытянула под столом ногу, коснулась коленом ноги Шаваля, и тот окончательно потерял голову.
— Я как раз в него и мечу. Разбогатею именно за его счет!
— То есть как?! — удивилась Гортензия.
— Я выведал секретный код его банковских счетов и понемногу снимаю с них деньги. Я уже оплатил первый взнос за «мерседес». Потом, когда переведу побольше, открою собственный бизнес. Я уже об этом думал. Так вот, решено: открою его с тобой! Отыграемся за тебя сполна, красавица! Ха! Значит, я выжат до капли, меня впору на свалку?.. Еще посмотрим, кто там будет первым!
Гортензия смотрела на него ободряюще. Теперь надо не соглашаться сразу, а потянуть время, чтобы он разговорился и выболтал о своих махинациях все до конца.
— Ты чудо, Брюно…
На слове «чудо» она нарочно вытянула губы трубочкой, чуть крепче прижала к нему колено и с удовлетворением заметила, что Шаваль залился краской.
— Но это же так рискованно… А вдруг ты попадешься? Я буду переживать…
— Да нет! — загорячился Шаваль. — Я-то сам ничем не рискую. Все шито-крыто. Весь риск — на Анриетте. Деньги снимает она, а потом просто переводит половину мне. А я технически нигде не значусь.
— Так это она дала тебе коды?! — делано изумилась Гортензия.
— Нет, не она. Одна девица, которая втрескалась в меня по уши. Она мне и дала все номера. Кстати, она сама об этом не знает… Она работает в «Казамии». Некая Дениза Тромпе. Для своих — Пищалка.
Вот оно что, подумала Гортензия. Да, Младшенький — голова. Осталось только выяснить, к чему там джеллаба.
— Ты с ней спал? — спросила она с жалобной гримаской обманутой женщины и опустила голову, словно не в силах совладать с собой.
— Бог с тобой, любимая, о чем ты говоришь! Не спал я с ней! Я просто обольстил ее парочкой нежных взглядов, клянусь тебе! И потом… я уже ее бросил.
— Что я могу сказать? — горько вздохнула Гортензия. — Как будто женщина может перед тобой устоять. Кому как не мне, это знать…
— С Пищалкой это было легче легкого!
И Шаваль пустился пересказывать ей всю операцию, отведя себе самую благородную роль. О Пищалке он отозвался с глубочайшим презрением, высмеял ее платья из занавесок и убогую дряблую кожу, свел участие Анриетты к самой малости и, совсем разойдясь, щедро прибавил к сумме выручки несколько нулей.
— Я богат, Гортензия, богат как никогда. Можешь больше не искать спонсора, я оплачу твой проект!
— С ума сойти, — восхищенно кивнула Гортензия, — просто с ума сойти! А Марсель не догадается, как вы его обставили?
— Он слепо доверяет Пищалке, а эта курица втюхалась в меня будь здоров. Все под контролем!
У Шаваля на ходу рождались грандиозные планы. Он рассуждал, какие модели нужно нарисовать в первую очередь, отметил, что на первых порах продавать их лучше через Интернет, — «за Сетью будущее, дорогая моя! Так мы сразу быстро раскрутимся, а потом уже можно будет открывать реальные магазины…»
— Вот увидишь, вдвоем мы с тобой заработаем очень много!
Но Гортензия скептически надула губы. Ни в коем случае не выказывать воодушевления! Надо выяснить, не затевает ли он еще что-нибудь. При чем тут все-таки джеллаба?
— Думаешь?
— Послушай, если ты действительно злишься на Марселя…
— Я его ненавижу!
— Тогда поразмысли обо всем хорошенько. Спешить нам некуда. А пока ты думаешь, я буду снимать деньги. Действие — противодействие, действие — противодействие, — заключил он, подчищая зубы ногтем.
Очень воспитанно, отметила про себя Гортензия, очень элегантно! Вот она, истинная-то натура!
— Ты прав, мне надо подумать. Только никому больше не рассказывай, хорошо? Надо вести себя очень осторожно.
— Само собой! Ты меня совсем за олуха держишь? Да и кому мне рассказывать?
— Я имела в виду Анриетту. Ни в коем случае не говори ей, что мы с тобой встречались.
— Хорошо. Обещаю.
Шаваль положил локти на стол, посмотрел на девушку и покачал головой:
— Кто бы мне сказал три месяца назад, что я снова разбогатею и ко мне вернется любимая женщина!
— Счастье покровительствует смелым.
— Какие у тебя планы на вечер? Может, сходим куда-нибудь?
— Ой, так обидно… Я обещала матери и сестре, что поужинаю с ними, я их толком и не видела, как вернулась из Лондона… Но в другой раз обязательно, ладно?
