Андрей Шляхов - Доктор Данилов в поликлинике или Добро пожаловать в ад!
После обхода Антон Владимирович вернулся к себе, намереваясь спокойно и не без приятности провести в кабинете оставшееся время – выпить чаю, побродить по Интернету. Но не тут-то было…
— Вам письмо, Антон Владимирович!
Козоровицкая с улыбкой вручила шефу продолговатый конверт без марок. На конверте ровными печатными буквами было выведено: «Главному врачу. Лично». Слово «лично» неизвестный корреспондент подчеркнул дважды.
— Кто принес? — Антон Владимирович очень не любил таких вот писем. От них так и пахло неприятностями.
— Почтенный седой джентльмен. Очень взволнованный. Отдал письмо и трижды предупредил, что оно очень важное.
«Очередная кляуза», — решил главный врач. Леди и джентльмены почтенного возраста нередко излагали свои претензии в письменной форме. В их представлении претензии, изложенные на бумаге, были куда весомее тех же самых претензий, высказанных в устной форме.
Забавы ради Антон Владимирович поиграл в Шерлока Холмса – не стал сразу вскрывать конверт, а внимательно осмотрел его со всех сторон и даже понюхал. Тщетно – никаких сведений, которые помогли бы пролить свет на личность корреспондента, ему найти не удалось. Конверт как конверт. Без отпечатков пятен, стертых ластиком надписей и прилипших табачных крошек. Подумав о том, что на этом конверте обломался бы и сам великий сыщик с Бейкер-стрит, Антон Владимирович аккуратно вскрыл конверт пластмассовым ножичком и достал из него сложенный втрое лист бумаги, исписанный мелким, довольно четким почерком.
Вначале, как и полагалось, шел перечень заслуг корреспондента. Участник подавления антисоветского мятежа в Чехословакии, член КПСС с шестьдесят девятого года, заслуженный рационализатор РСФСР, двенадцать с половиной лет руководил цехом сборки кузовов АЗЛК, председатель домового комитета, заместитель председателя Совета ветеранов…
Далее следовала история взаимоотношений с поликлиникой – сколько лет наблюдается и у каких врачей.
Где-то на середине листа Антон Владимирович добрался до сути: «…эндокринолог Шипягина попыталась сделать меня соучастником преступления, предложив мне получить по выписанным ею рецептам в аптечном пункте бисакодил и панкреатин и отдать их ей. Шипягина объяснила эту просьбу своей маленькой зарплатой и необходимостью постоянно тратиться на приобретение лекарств для больной свекрови…»
Два следующих абзаца дышали праведным гневом человека, который «никогда за свою праведную жизнь не шел на сделки с совестью». В конце письма был указан домашний телефон «для сообщения принятых мер».
«Спасибо тебе, добрый человек, за то, что ты написал мне, а не в департамент здравоохранения, — подумал Антон Владимирович. — Но Шипягина-то какова? Вот дура, так дура!»
Именно, что дура – разве умный человек позволил бы себе так рисковать ради экономии копеечной суммы? Упаковка бисакодила и упаковка панкреатина вместе не дотягивали по стоимости до ста рублей. Совершать, как принято выражаться, уголовно наказуемое деяние ради подобной выгоды, да еще и подставлять при этом всю поликлинику, накликая на нее серию внеочередных проверок? В понимании Антона Владимировича это не лезло ни в какие ворота. Неплохая зарплата, постоянные премии… разве нельзя ей было купить эти чертовы препараты? Добро бы выписала что-нибудь подороже… Хотя не исключено, что подобная практика вошла у нее в систему. Вот паразитка! И что теперь прикажете с ней делать?
От любого другого врача, совершившего подобный поступок, Антон Владимирович избавился бы немедленно, подобно тому, как избавился он от «прививочного активиста» Назарова. От любого, но не от эндокринолога.
Больные сахарным диабетом требуют огромного внимания. Неверно рассчитанная дозировка, неправильный подбор препарата, несвоевременный контроль – все это чревато тяжелыми осложнениями, вплоть до комы. Кроме диабета, занимаются эндокринологи другими тяжелыми заболеваниями. Если в поликлинике нет эндокринолога, то его работу делают участковые врачи, они крайние, им деваться некуда. Каким бы умным ни был участковый терапевт, вести эндокринологических больных на должном уровне он не может. В итоге… легко представить, что может получиться в итоге. Ничего хорошего.
Так же ничего хорошего не следует ждать, если эндокринолог недостаточно компетентен (а таких горе-специалистов Антон Владимирович повидал немало) или недостаточно опытен. На фоне неадекватного амбулаторного лечения пациенты будут то и дело «ухудшаться», впадать в комы, экстренно госпитализироваться, а то и умирать… Посредственный врач еще мог устраивать Антона Владимировича в должности подросткового врача, но не эндокринолога. Да и вообще лучше стараться не менять давно работающего в поликлинике эндокринолога, знающего свой контингент как пять пальцев, на нового, пусть даже и такого умного.
«Отдам завтра Пахомцевой, — решил Антон Владимирович. — Ей все неймется кого-нибудь пропесочить, вот пусть на Шипягиной и отыграется. Тем более что врачи-специалисты в ее ведении».
Письмо оставил на столе, чтобы не забыть о нем ненароком, затем отпустил домой Юлию Павловну, никогда не уходившую не спросившись, выпил чашку крепкого чая с тремя кусочками сахара и сделал контрольный звонок домой. Дома все было в порядке, во всяком случае голос жены был спокойным, даже – доброжелательным.
— Я готовлю на ужин биточки с цветной капустой, — сообщила она. — Но ты, конечно, можешь есть свои любимые пельмени. Если захочешь.
— Да ты что! — притворно удивился Антон Владимирович. — Разве какие-то там пельмени могут сравниться с твоими биточками! В половине девятого буду за столом. Как штык!
Он жил на Рязанском проспекте в четверти часа езды от поликлиники. Очень удобно, тем более что добираться от дома до работы и обратно можно было по окольным «второстепенным» улочкам, без пробок и вообще каких-либо напрягов.
Глава пятая
И тогда вы скажете кому-то…
Пахомцева, по своему обыкновению, начала с предварительного следствия. Она обожала собирать сведения, сопоставлять данные и изобличать лгунов.
Пригласив к себе медсестру Казаченко, постоянно работавшую с эндокринологом, Пахомцева сделала суровое лицо и сказала:
— Не ожидала я от тебя, Надежда, подобного поведения! Никак не ожидала…
— Что такое, Татьяна Алексеевна? — забеспокоилась Казаченко. — Что я сделала?
— Ты меня спрашиваешь? — привычно повела допрос Пахомцева, сделав упор на последнем слове. — А я-то думала, что ты мне расскажешь!
— Что рассказывать?
— То самое! Я же вижу, что тебе есть что рассказать. Вон покраснела вся и глазки так и бегают… Давай, начинай, у меня мало времени.
— Я ничего не понимаю, Татьяна Алексеевна…
— Надежда! Не испытывай мое терпение! Рассказывай про ваши махинации с льготными рецептами! Как вы их выписываете и как пациентов заставляете получать лекарства и приносить вам! Это, между прочим, серьезное преступление, да еще и групповое! Отягчающие обстоятельства! На условный срок можно рассчитывать только в случае чистосердечного признания! Ты хорошо меня поняла?
— Поняла-а-а! — разрыдалась Казаченко. — Это вам Крюков нажаловался, да-а-а? Он у нас так развыступался-а-а… Элеонору Семеновну аферисткой обозвал!
— Успокойся немедленно! — Пахомцева выждала, пока Казаченко перестанет всхлипывать, и продолжила:
— Давно вы этим занимаетесь?
— Давно, — кивнула медсестра. — Сколько я с Элеонорой Семеновной работаю, столько и занимаемся. Но мы не часто… только когда нам что-то надо. Глупо же тратить деньги на то, что можно получить так, задаром.
— А о последствиях вы подумали?
— Так они же сами получают и сами отдают, Татьяна Алексеевна! А вы говорите групповое преступление…
— Я знаю, что говорю! Ты разве не видишь, что вокруг творится? Бобриковой за взятку в тысячу рублей два года условно дали, а у вас дело серьезнее, потому что вы в сговоре и занимаетесь этим систематически! Это ты дома мужу рассказывай, что добрые больные дарят вам свои лекарства, в суде этот бред не пройдет! Ладно, умой пока лицо, а то люди подумают, что я тебя тут пытала!
Пока Казаченко умывалась, Пахомцева позвонила эндокринологу:
— Элеонора Семеновна, сейчас же поднимитесь ко мне.
— Но у меня прием…
— Ничего страшного, это на пять минут.
Поняв по виноватому выражению лица своей медсестры, что та уже все рассказала, Шипягина не стала запираться, а сразу же перешла к оправданиям.
— Есть такая поговорка: «Сидя у реки от жажды не умрешь», — сказала она, нагло глядя в глаза начальству. — Я просто не могу покупать то, что в состоянии выписать. Рука не поднимается.
— Как вы просто обо этом говорите, Элеонора Семеновна, — Пахомцева неодобрительно покачала головой. — Как о чем-то само собой разумеющемся.
