Андрей Шляхов - Доктор Данилов в поликлинике или Добро пожаловать в ад!
— Почему «сразу»? — удивился главный врач. — Ты что, забыл про два строгих выговора – за пьянство на работе и за прогул? Сейчас получишь третий. И клянусь тебе чем хочешь, что я не пугаю, а просто информирую.
— Сейчас приду!
Что-что, а каяться Игорь Сергеевич умел. Исконно русскому человеку так и положено – и нагрешить от души, и каяться так же искренне.
— Простите меня, великодушно, Илья Николаевич… — басил Сабуров, прижав к груди обе ладони.
«Надо же – то якобы фамилию забыл, а тут и имя с отчеством вспомнил!» – подумал Антон Владимирович.
— …сорвалась с языка глупая шу… рекомендация…
— Вы считаете эти слова рекомендацией? — поинтересовался Гармазкин.
— Глупостью я их считаю! Полной глупостью! Абсолютной! И умоляю меня простить! И вы, Антон Владимирович, не сердитесь, пожалуйста, подобное больше не повторится…
Насладившись унижением уролога, Гармазкин сменил гнев на милость и ушел успокоенным. Антон Владимирович завел Сабурова в кабинет и строго сказал ему:
— Ну, то что ты то и дело не можешь удержаться, чтобы не выпить на работе, я еще могу понять – это болезнь у тебя такая. Но вот какого хера ты свой язык так распускаешь, я понять не могу. Если остроумия некуда девать – иди в цирк, клоуном работать! Если же хочешь оставаться у меня, то держи язык, где хочешь, хоть за зубами, хоть в жопе, но воли ему не давай. Вот зачем из ничего на ровном месте проблему создавать?
— Ко мне друг из Астрахани приехал, икорки черной привез, которую сейчас и не купить нигде, — улыбнулся в усы Сабуров. — Я как раз хотел спросить – вы черную икорку уважаете?
— Уважаю, если ей отравиться нельзя…
— Обижаете, Антон Владимирович! — улыбка Сабурова стала шире. — Я первым делом тещу угостил, надо же старших уважать, вчера сами ели. Никаких отрицательных эмоций – одни положительные. Завтра сами убедитесь.
— Иди, работай, — Антон Владимирович дал понять, что инцидент исчерпан.
Третья посетительница была просто дурой. Как еще можно назвать человека, явившегося прикрепляться в поликлинику, не имея на руках полиса обязательного медицинского страхования?
— Я забыла его дома, в Волгограде, вы понимаете – в Вол-го-гра-де? — все повторяла она. — Что ж мне теперь за ним специально ехать? Это такие концы и немалые деньги…
Глубоко посаженные недружелюбные глаза, сжатые в ниточку губы и тяжелый подбородок выдавали в посетительнице человека, руководствующегося в жизни принципом: «а мы постоим – на своем настоим».
— Не хотите ехать – пусть вам его вышлют!
— Так некому высылать! Ну неужели в Москве, в столице нашей родины, мне никто не может дубликат выписать?
— Обратитесь в страховую компанию, которая выдала вам полис, — терпеливо внушал Антон Владимирович. — Не исключено, что в московском офисе вам выдадут дубликат…
— Там точно такие футболисты сидят, — заныла женщина. — Вы все только отфутболивать и умеете…
— Кстати, если вы работаете, то ваш полис вам и не нужен, потому что работодатель обязан получить на вас временный московский полис, по которому вы и будете получать медицинские услуги в полном объеме.
— Мой работодатель меня не оформляет. Говорит, что яйцами торговать можно и так. Вот вы когда-нибудь торговали яйцами на морозе? А?
Тут, на счастье, возвратилась Юля, доложила, что все в порядке, милиция уже ушла, сразу же выдернула посетительницу из кабинета, доходчиво объяснила ей, что без полиса никого, никогда и ни к какой поликлинике не прикрепят, и заняла круговую оборону в приемной. Антон Владимирович вздохнул с облегчением и попросил спасительницу пригласить к нему главного бухгалтера Нину Львовну – по понедельникам у них было заведено совещаться с глазу на глаз.
— На будущий год нам нужно новое положение по надбавкам стимулирующего характера… — начала главный бухгалтер, еще не успев усесться за стол.
— Так в чем же дело, Нина Львовна? Готовьте, я подпишу.
— И объясните, пожалуйста, вашему Низматову, что воскресное дежурство праздничным не является и в двойном размере никогда не оплачивалось и не будет оплачиваться. Я его в следующий раз просто пошлю! Достал уже!
Доктор Низматов вообще был человеком со странностями. То прямо в халате уйдет из поликлиники на вызовы, то выпишет в качестве снотворного тетрациклин, то вместо «сейчас я осмотрю ваши молочные железы с целью выявления уплотнений и опухолей» попросту скажет «дай сиси потрогать» и нарвется на скандал.
— Приглашаю Джамшида Шарифовича к себе на беседу, — говорила заведующая первым отделением Воскресенская, — гоняю его по всей терапии, рассуждаю за жизнь и нарадоваться не могу, какой умный доктор у меня работает! А только до дела дойдет – куда весь ум девается.
Увольнять Низматова заведующей не хотелось – он безропотно тянул самый дальний и самый неудобный участок номер тринадцать. Участок этот не только тянулся тонкой нитью вдоль железной дороги более чем на полтора километра (это ж сколько беготни!), но вдобавок был заселен далеко не самым лучшим в смысле побочных заработков контингентом. Люди побогаче старались убраться подальше от железнодорожного шума, обменяв квартиру с теми, кто интересовался доплатой.
— Да не вступайте вы с ним в разговоры, — посоветовал Антон Владимирович. — Отправляйте к Воскресенской. У каждого свой крест, вот он – ее крест. Персональный.
— Главное то, Антон Владимирович, что я половину его слов не понимаю! Как же он с больными-то общается?
— Разве больным от врача разговоры нужны, Нина Львовна? Рецепты им нужны и направления. С этим Низматов справляется превосходно. Его на участке даже любят…
— За что?
— Он душевный, у них в Средней Азии так принято. Всегда спросит как, мол, дети, как внуки, за жизнь поговорит. Хоть и не совсем понятно, но все же. Потому и ползает по вызовам до восьми вечера. Но он у нас единственный участковый врач, получивший в этом году письменную благодарность от пациента. Причем дед не только мне написал, но и в департамент. Хоть и небольшой, а все же плюс нашей поликлинике. Мы ведь привыкли уже, что на нас только жалуются.
— К плохому, Антон Владимирович, привыкаешь еще быстрее, чем к хорошему.
— И не говорите…
После ухода Нины Львовны в кабинет заглянула Козоровицкая.
— Звонила Дунаева, Антон Владимирович, и сказала, что будет подавать на нас в суд.
Дунаева была санитаркой, уволенной за прогулы.
— Пусть подает, Юля! У нас все правильно оформлено…
— Я знаю – оформлено идеально, — улыбнулась Козоровицкая, сама и оформлявшая увольнение по статье. — Просто я подумала, что вам следует быть в курсе.
— Верно подумала, — одобрил Антон Владимирович. — Пригласи, пожалуйста, ко мне Литвинову, Пахомцеву и Баринову. Только не поодиночке, а скопом!
— Сейчас, Антон Владимирович.
Тема для обсуждения с заместителями (главная медсестра это ведь тоже, в сущности, заместитель главного врача) была одна – подготовка к Новому году, иначе говоря, все ли сделано для того, чтобы во время долгих праздников поликлиника работала бы должным образом, без сбоев и косяков. Когда совещание подошло к концу, Пахомцева сказала:
— Не нравится мне наш новый физиотерапевт, Антон Владимирович…
— Всем кто-то не нравится, Татьяна Алексеевна, — оборвал ее главный врач, — кому Сабуров, кому Низматов, а кому и физиотерапевт Данилов. Только мне все нравятся, и знаете почему? Да потому что у каждого из вас голова болит за свою епархию, а у меня одного – за всю поликлинику. Это же не вам звонят из округа и интересуются – решаем ли мы вопрос с физиотерапевтом, потому что есть жалобы как от населения, так и от соседних поликлиник, которые не горят желанием принимать наших больных. Это не вы чуть ли не каждый день слышите: «не можешь обеспечить, не справляешься – уходи». Это не вы отдуваетесь на окружных и городских совещаниях…
Лицо Пахомцевой на глазах наливалось свекольным цветом.
— Так что пора вам всем наконец осознать реалии нашей работы, — демонстрируя начальственный гнев, Антон Владимирович ударил ладонью о стол, — и научиться работать с тем, что вы имеете. Учите, воспитывайте, подтягивайте, на то вы и администрация, но не бегайте ко мне жаловаться! Вы не школьницы, а я вам не добрая мамочка!
— Вы наш добрый папочка! — вставила Баринова, желая разрядить обстановку.
— Спасибо, доченька! — под взглядом главного врача Баринова съежилась, уменьшившись в объеме чуть ли не вполовину.
Выдержав долгую паузу, Антон Владимирович сказал:
— Все свободны!
Заместителей словно ураганом вынесло за дверь.
«Распустились, — подумал Антон Владимирович. — Папочку себе нашли. Тут с двумя родными дочерями не знаешь, что делать…»
Маленькие дети – маленькие проблемы, большие дети – большие проблемы. Старшая дочь Антона Владимировича развелась с мужем (по правде говоря, он сбежал от нее, не выдержав бесконечных придирок) и теперь страдала от одиночества. Страдала открыто, напоказ, обвиняя родителей во всех своих несчастьях.
