Анник Кожан - Наложницы. Гарем Каддафи
— Хишам. У тебя есть телефон?
Это было неслыханно! Запретно и совершенно фантастически! У него не было под рукой бумаги, и он сообщил мне свой номер, который я тотчас же набрала, чтобы мой отразился у него на экране. Амаль Дж. быстро отвела меня подальше.
Я была в легкой эйфории, когда вернулась в Баб-аль-Азизию. Жизнь приобретала новые краски. Я позвонила ему из своей комнаты. Я знала, что это было глупо, но он сразу же взял трубку.
— Ты где? — сказал он.
— У себя.
— Я был рад увидеть тебя на карусели. Хорошее совпадение, не так ли?
— Я везде тебя узнала бы.
— Я хотел бы с тобой встретиться. Чем ты вообще занимаешься?
О, этот вопрос! Я должна была его ожидать. Что я могла ему ответить? Я ничем не занималась. Ничего не делала в своей жизни. Да, впрочем, у меня и жизни-то не было. Бездна. Я разрыдалась.
— Ничем. Я совсем ничем не занимаюсь.
— Но почему ты плачешь? Расскажи мне!
— Я не могу.
Рыдая, я бросила трубку. Сейчас мне было восемнадцать лет. Девочки из моей школы на сегодня уже имели диплом. Некоторые даже были замужем. Другие записались в высшие учебные заведения. Я помню, что, поступая в колледж, мечтала стать дантистом. Я обсуждала это с мамой. Первое, на что я обращала внимание, глядя на человека, это были зубы и улыбка, и я не могла удержаться от совета, как за ними ухаживать, лечить, отбеливать. Дантистом! Это было почти смешно. Как бы надо мной посмеялись, если бы я об этом рассказала в своем подвале. Они разрушили мои мечты, украли мою жизнь. И я даже не могла об этом рассказать. Ведь то, что со мной сделали, было настолько унизительно, что там, снаружи, больной становилась я. Что ответить Хишаму?.. У меня не было времени на раздумья. Меня вызвали на этаж.
— Раздевайся, потаскуха!
Это было уже слишком. Я разразилась рыданиями.
— Почему вы мне это говорите? Почему? Я не потаскуха!
От этого он впал в ярость. Он прорычал:
— Заткнись, потаскуха! — И он изнасиловал меня, дав понять, что я лишь вещь и не имею никакого права на слово.
Когда я вернулась к себе в комнату, на экране мобильного телефона, спрятанного под подушкой, увидела двадцать пять пропущенных вызовов от Хишама. По крайней мере я для кого-то существовала.
Следующей ночью меня позвал Каддафи и снова разрядился на моем теле. Потом он заставил меня нюхать кокаин. Я не хотела. Мне было страшно. У меня пошла кровь из носа, тогда он положил его мне на язык. Я потеряла сознание.
Проснулась я с кислородной маской на лице в медпункте украинок. Елена гладила меня по руке, Алина смотрела на меня с беспокойством. Они ничего не говорили, но я видела их сочувствие. Меня отвели в комнату, где я два дня пролежала в постели, не в силах стоять на ногах. И только образ Хишама помог мне держаться за жизнь.
Лишь на третий день Амаль узнала о случившемся. Мне было лучше, и у меня совсем не было желания говорить, но она вне себя схватила меня за руку и отвела к Вождю. Он сидел перед компьютером.
— Мой господин! Это неразумно — давать наркотики малолетней! Это криминал! Опасно! Что на вас нашло?
Она смотрела ему в глаза с потрясающим бесстрашием. Держа одной рукой мою, вторую положив на бедро, она требовала ответа. Она осмеливалась требовать от него отчет!
— Проваливай! — проревел он, указывая ей на дверь. — А ее оставь!
Он вскочил, сдавил мне грудь, закричал:
— Танцуй! — И включил музыку. Потом он вцепился мне в плечи: — Ты зачем рассказала, потаскуха?
— Я ничего не говорила! Они сами обо всем догадались!
Он избил и изнасиловал меня, помочился на меня и, когда отправился в душ, прокричал:
— Пошла вон!
Я спустилась к себе, мокрая и ничтожная, убежденная в том, что никакой душ не сможет меня отмыть.
***
Амаль Дж. не переставала злиться. Но все же она по-настоящему восхищалась Вождем. Возможно, она его даже любила, что мне показалось также невероятным. Она говорила, что обязана ему за дом, в котором жила ее семья, за машину, за некоторый комфорт в жизни. Я не задавала вопросов, я и так была в немилости. Но когда она говорила: «Клянусь головой Муаммара», я знала, что ей можно верить. В Баб-аль-Азизии она не боялась ставить всех на свои места. Жуткому Сааду аль-Фаллаху из протокольной службы, который обращался с ней как с шлюхой, она кричала: «Ты бы лучше заткнулся, педик!» Она ворчала, ругалась, приветливая, как дикобраз, и безразличная к остальным. Но моя беда ее напугала. Утром она ворвалась ко мне в комнату и сказала:
— Пошли, я отвезу тебя к себе домой. Мне разрешили. Возьми вещи на несколько дней.
Я бросилась к ней на шею.
— Ладно, ладно! — сказала она, освобождаясь от моих объятий, по-прежнему немного чудаковатая, но со слезами на глазах. И мы поехали к ее семье. О, какое же это было сладкое чувство — вернуться к нормальной жизни: дом, родители, обеды. Я вспомнила о своей семье и позвонила маме.
— Ты должна ко мне приехать.
Амаль подскочила.
— Не говори ей, что ты у меня! Я тебе запрещаю! Если ты расскажешь своей матери, я тебя мигом отвезу в Баб-аль-Азизию.
Она меня напугала. Все, что угодно, только бы не возвращаться в свой подвал, снова видеть Каддафи и Мабруку. Все, в том числе и солгать маме, чего я еще никогда не делала.
Так я узнала о второй жизни Амаль Дж. О том, где она добывала алкоголь, о ее ночных прогулках на машине, о ее фамильярности со встречными полицейскими — «Как дела, Амаль?» — и о смеси «Ред булла» с водкой, которую она поглощала за рулем, перед тем как побрызгаться духами, возвращаясь домой. Я поняла, что она была жадной к деньгам, она поддерживала отношения с влиятельными и богатыми бизнесменами. Я побывала на вечеринках, куда Амаль приводила других девушек, где постоянно употребляли алкоголь и наркотики, куда спешили попасть сановники и знаменитости страны. Так значит, от меня хотели именно этого? Мое богатство — это лишь мое тело, которое я так ненавидела? Даже в гареме это моя единственная ценность? Если только моя связь с Баб-аль-Азизией не увеличивала мою цену в глазах некоторых мужчин. Одна ночь в шикарном доме знаменитого кузена Каддафи была оценена в 5000 динаров, которые Амаль Дж. поспешила прикарманить и которые я никогда не осмелилась потребовать. Она меня содержала.
***
Однажды по телефону мама сообщила новость: моя подруга детства, Инас из Бенгази, сейчас была в Триполи и мечтала со мной встретиться. Она дала мне ее номер телефона, и я сразу же ей позвонила. Я хотела возобновить отношения с нормальными людьми, с людьми из моей прошлой жизни, пока не ведая, получится ли это. Инас тотчас же ответила с восторгом. Я спросила ее адрес, предложив приехать к ней сразу же.
— Вот как? Ты можешь выходить из Баб-аль-Азизии?
Она знала! Я была поражена. Как мама посмела ей рассказать правду, ведь она лгала своей семье с самого начала?
Я взяла такси и попросила Инас за него заплатить.
— Как такое возможно, что девушке, которая живет в доме президента, нечем заплатить за такси? — пошутила она.
Я молча улыбнулась. Что она на самом деле знала? Что для нее значило «жить у президента»? Она думала, что это был мой выбор? Статус и настоящая работа? Я должна была действовать очень осторожно. Мы зашли в дом, и вся семья вышла меня поприветствовать.
— Давай позвоним твоей матери, чтобы она к нам приехала, — сказала взволнованная Инас.
— Нет!
— Почему?
— Не нужно!.. Я временно живу у одной девушки вне стен Баб-аль-Азизии, и она не хочет, чтобы об этом стало известно.
Все молча и подозрительно на меня посмотрели. Стало быть, маленькая Сорая лжет своей матери… Это и разрушило веселую атмосферу.
— Какая твои дела в Баб-аль-Азизии? — спросил кто-то.
— Я не хочу об этом говорить. Мама наверняка рассказала мою историю.
После этого я закурила сигарету, заставив членов семьи взглянуть на меня с ужасом и осуждением. Сорая изменилась не в лучшую сторону.
Я осталась ночевать у Инас. Немного отдохнула. Вернулась ненадолго в детство. Это было так приятно. Амаль Дж., наверное, была вне себя от ярости и беспокойства. Я не ответила ни на один из ее многочисленных звонков. И когда на следующее утро я все же ответила, она завопила:
— Как ты могла уйти, не предупредив меня?
— Мне нужно было проветриться, ты можешь это понять? У тебя я чувствую себя в новой тюрьме. Спасибо, что ты вытащила меня из Баб-аль-Азизии, а теперь дай мне немного подышать.
Она продолжала кричать, и я расплакалась, тогда трубку взяла Инас.
— Я ее подруга детства, моя семья присмотрит за ней, не волнуйтесь.
Но Амаль Дж. настаивала. Она говорила, что я оказалась в серьезнейшей ситуации, последствия которой я даже не могу себе представить. В конце концов Инас назвала свой адрес.
