Джим Додж - Дождь на реке. Избранные стихотворения и миниатюры
Джим Додж
Дождь на реке
Избранные стихотворения и миниатюры
Виктории Стокли Додж, которая более тридцати лет мне спутница и семь лет — жена, нерв моей души, любовь моей жизни
Примечания и благодарности
За редким исключением работы, вошедшие в эту книгу, были опубликованы в виде малотиражных листовок ручной печати, на открытках и в брошюрах, издаваемых «Тэнгрэм-пресс» Джерри Реддэна в Беркли, Калифорния; он же был дизайнером этой книги. Уже два десятка лет я работаю почти исключительно с Джерри, всегда — с радостью, восторгом и благодарностью.
Первая подборка стихотворений в этой книге — от «Учимся говорить» до «Купания Джо» — взята с открыток друзьям и коллегам, которые я каждый год отправляю в день зимнего солнцестояния, с нескольких листовок, а также здесь попадаются и случайные стихи.
Стихотворения с «Красной горки» и до «Лучшего понимания очевидного» — избранное из «Ладоней к луне», вольной подборки любовной лирики, изданной в 1987 году тиражом 100 экземпляров и розданной друзьям и собратьям по духовным практикам.
«Наживка и лед», небольшое собрание стихотворений о рыбной ловле, философии и природе, увидело свет в 1991 году, тираж — 175 экземпляров, и включает стихи от «Произведения искусства» до «Рыбалки в Чертовой Дыре в разгар весны».
И, наконец, последняя брошюра, из которой позаимствованы работы для этой книги (с «К чему стремиться» до «Смерти и умирания»), — «Стихи Вилли-Пихты», сюита лирических монологов, дань живой речи рабочего люда с северотихоокеанского побережья, в особенности — лесорубов, ремонтников, рыбаков, скотоводов и разнообразных строителей, каким был мой отец. Я пытался передать их говор — манеру выражаться, ритм речи, выбор слов, — а также то сочетание эстетики, отношения и образа мыслей, что составляет культурный стиль. На мой взгляд, мне это удалось довольно неплохо, так что я честно не стыжусь этих стихотворений. Какие бы достоинства языка, остроумия либо мудрости ни отыскал в них читатель, все похвалы лучше высказывать тем, у кого я все это заимствовал; любые недостатки, увы, — скорее всего, от меня. «Стихи Вилли-Пихты» в 1998 году тиражом 200 экземпляров напечатал «Тэнгрэм-пресс».
До 1980 года я опубликовал еще две брошюры — «Де Вака в исчезающей географии» и «Солла-Соллью», — но поскольку эти издания «Мэд-Ривер-пресс» публиковались анонимно и целенаправленно против копирайта, работы из них я сюда не включал.
Новые стихи, написанные или существенно переработанные в последние десять лет, преимущественно составляют вторую половину этой книги.
Несколько новых и выбранных для этого издания работ публиковались в других книгах и журналах:
— версия «Зеленым концом кверху» впервые увидела свет в антологии «Далмо’ма IV: по лесам, по морям» («Эмпти Боул», 1986) под названием «Посадка леса под дождем». Под своим последним названием стихотворение также печаталось в антологиях «Бумажная работа» («Харбор», 1991) и «Пристойность и возможности» («Хэрриш-пресс», 1996);
— «Подсекай» появлялось в антологиях «С края острова. Хрестоматия Ситки» («Грейвулф-пресс», 1995) и журнале «Норткоуст Выо»;
— «Неестественный отбор: медитативное созерцание лягуха-быка, что харит камень», «Банкир» и «Красная горка» публиковались в альманахе «Терра Нова» (том 3, № 4, осень 1998 г.);
— «Тяжкий труд» выходил в «Форест Ньюз» (зима, 1999 г.);
— «Учимся говорить» и «Купание Джо» печатались в «Уайлд Дак Ревью» — превосходном литературном журнале Кейси Уокера с необходимыми проказами и новостями.
Все книги — это не только слова писателя, посему в этом духе мне бы хотелось поблагодарить Джерри Реддэна за оформление этой книги; Пита Штольца за безупречный набор; Кристофера Стайнауэра за каллиграфические виньетки; и Шэннона Диксона из «Пруф Позитив» за помощь в создании обложки оригинального издания. На нее вынесена вторая панель триптиха моего наставника и друга Морриса Грейвза «Большая голубая цапля и большая радужная форель-йог в воспринимаемом пространстве, умственном пространстве и пространстве сознания» (темпера, бумага, 1979), которая использована здесь с любезного разрешения душеприказчика Морриса и куратора его архива Роберта Ярбера и Совета по искусствам округа Гумбольдт. Кроме того, я хотел бы поблагодарить заведующих производством издательств «Гроув/Атлантик» и «Кэнонгейт Букс» Мюриэл Йоргенсен и Кэролайн Горэм соответственно, а равно и корректоров и художественных редакторов, занимавшихся этой работой.
Три поклона Гэри Снайдеру за жесткое, как обычно, чтение рукописи и предложения по названию книги.
Кроме того, я особо благодарен моим редакторам Моргану Энтрекину из «Гроув/Атлантик» и Джейми Бингу из «Кэнонгейта» за их неуклонную поддержку моих литературных трудов.
Мелани Джексон, мой агент, заслуживает особого упоминания за ее безмерные усилия и проницательную благосклонность ко мне.
И, наконец, самая глубокая моя благодарность — семье и друзьям за их неослабевающую веру, поддержку и терпение.
Избранные стихотворения и миниатюры
Учимся говорить
Перевод Шаши Мартыновой
Когда бы Джейсон ни сказал «добр» вместо «бобр»или «кумица» вместо «куница»,я втайне этому радовался.Так ведь гораздо лучше:дельный добр предан добрым своим заботам;бурый кумицын хвосткумится вдоль ветки кленовой.Я не говорил ему, что он ихименует «неверно»,хотя сам произносил, как принято.Однажды он это заметил и объяснил:— «Добр» — это я так говорю.— Отлично, — ответил я, — годитсявсё, что тебе по душе.Но на той же неделеон стал называть их «как надо».Я сделал, что должен, —как жаль.Прощайте же, Добр, Кумица.Так понимание сражает красоту.
Банка печенья
Перевод Максима Немцова
Торговый центр Коддингтона переполняли рождественские покупатели, и я стоял в очереди в «Банку печенья» — пекарню, торговавшую моими любимыми сластями.
Времени чуть за полдень — обеденный перерыв, — и за прилавком оставили одну продавщицу, молодую, с натянутой рассеянной улыбкой. Она работала как могла быстро, но очередь двигалась медленно. Я коротал время, читая спортивный раздел, лениво размышляя, стоят ли «49-е» 100 долларов и трех пунктов против «Баранов», и тут мое внимание привлекла пожилая женщина в очереди впереди. По сутулости и морщинам я прикинул, что ей чуть за 70, по меньшей мере — уверенные 65. На ней было серое платье, но его почти совсем закрывал толстый черный свитер, болтавшийся чуть ли не до подола. Она гнулась вперед, опираясь на палку, носом уткнулась в витрину — разглядывала печенье спокойно и внимательно, свирепо, как ястреб. Зачарованный силой ее сосредоточенности, я свернул спортивный раздел и любезно произнес:
— Выбирать всегда трудно.
Взгляд ее не дрогнул.
Я не винил ее в том, что она меня презрела. Чего ради старушке, живущей в культуре грабителей, насильников и жулья, поощрять праздные беседы с каким-то бородатым и, очевидно, полубезумным хиппи с гор, где он наверняка тоннами выращивает марихуану и Господь ведает чем занимается с овцами. Меня слегка омыло печалью — так всегда бывает, если твои добрые намерения гасятся культурными обстоятельствами. Настаивать я не решился.
Когда дошла старушкина очередь, она с сильным славянским акцентом заказала три печенья с шоколадной крошкой.
— Больших, — уточнила она, постукивая по стеклу напротив того, что выбрала.
Загнанная продавщица исправно вытащила три печенья размером с блюдце в кондитерских салфеточках. Я заметил — у одного сбоку отломался кусочек. Старушка — тоже:
— Битых не надо! — распорядилась она.
Продавщица улыбнулась ей на автопилоте и заменила ущербное печенье, сунула все в белый пакет и положила на прилавок.
— Доллар семьдесят шесть, пожалуйста, — сказала она старушке.
Та повернулась ко мне спиной и принялась шарить в ридикюле размером с кошелку для вязанья. Продолжительно что-то побормотав, она, в конце концов, выудила две долларовые бумажки, скрученные вместе и перехваченные желтой резинкой. К продавщице она обратилась с непреклонной формальностью:
— Еще мне печенья с арахисовым маслом. Маленького. На двадцать четыре цента.
Продавщица с видом «Господи, скорей бы месячные» зачерпнула совочком три маленьких печенья с арахисовым маслом и, не озаботившись их взвесить, сунула в пакет к остальным. Старушка скатила с двух бумажек желтую резинку и развернула их на прилавке, тщательно разгладила, а потом уложила белый пакет в ридикюль для вязанья, туда же бросила желтую резинку и чек и вышла, проворно шаркая. В наплыве толпы я потерял ее из виду и шагнул к прилавку.
