Сильви Тестю - Небо тебе поможет
— «Ну, на этот раз точно. Вот и до меня добрались!» — сказала я себе тогда и заперлась в комнате. Кто-то был на кухне. Ты понимаешь? Я запаниковала.
Он ничего не соображает. Его что, тостер стукнул током? Надеюсь, он не поджарил себе мозги вместе с хлебом.
— Кто-то жарил хлеб у меня на кухне!
Я начинаю нервничать.
— Ты-то знал, что это ты! А я? Я-то этого не знала! Я даже представить себе не могла, что это ты ешь бутерброды! Из комнаты я тебя не видела! Я думала, что это кто-то другой! И было от чего дрожать, не так ли? Да, меня трясло!
— …
— Я сделала все, чтобы сохранить спокойствие, понимаешь?
Никакого ответа. Я уже исчерпала весь запас объяснений. Теряю терпение. Отсутствие его реакции на нарисованную мною картину меня раздражает.
— Тебе следовало предупредить меня! — уже кричу на него. — Я искала выход, чтобы спастись. Ты напугал меня до смерти. В маленькой комнате я почувствовала себя в ловушке. Ты понимаешь? — настаиваю я.
— Я понимаю, что ты полностью свихнулась, — отвечает он на все мои объяснения.
Мы поменялись ролями.
«Сама во всем виновата», — читаю я на его лице. Это выводит меня из себя.
— Ты должен был вернуться через два дня! Как же я могла знать, что это ты? — уже озлобленно упрекаю его.
— А пойти посмотреть! — тоже озлобленно орет он на меня.
— А если бы это оказался не ты?
— А кого ты хотела бы увидеть? — вопит он.
— Ну, я не знаю. Если бы я знала, то не полезла бы на крышу!
Мой парень качает головой. Он в отчаянии от моего поведения.
Абсурдность ситуации его ничуть не забавляет. И он прав. Я и впрямь смешна. Теперь, когда он здесь, мне все представляется иначе. Хотя всего минуту назад мои рассуждения казались мне убедительными.
Немного подумав, я допускаю, что ошибалась. Я признаю свою ошибку:
— Я подумала, что какие-то типы пришли, чтобы меня схватить и ждут, пока я проснусь…
Мне самой стыдно за подобное заявление. Но это правда. Именно так я думала, когда учуяла запах тостов. Я опускаю глаза. Но мой парень продолжает сердиться. Он явно не собирается сегодня меня прощать. Он не собирается меня понимать. С него достаточно. Он выходит из кухни.
Возвратившись, он показывает мне записку, которую я положила перед дверью, прежде чем пойти спать. Там было написано: «Берите все, что хотите, только дайте мне спать. Спасибо».
— А это что такое? — кричит он.
О, нет… Я про него забыла, про этот кусочек бумаги… Стыдливо признаюсь:
— Я подумала, что если эти типы влезут в квартиру, им это понравится… И тогда у меня появится шанс остаться в живых… — бормочу я, чувствуя себя все более неловко.
— Но зачем каким-то типам залезать в твою квартиру? Что у тебя здесь есть такого интересного, чтобы люди рисковали упасть с крыши? — Он закричал на меня еще громче. Я его никогда таким не видела. Опасная ситуация. У него из-за меня нервный срыв. Ему совсем не нравится, что я нависаю над кухней, у него над головой.
— Я не знаю. Я боялась…
Начинаю плакать на крыше.
Мой парень немного успокаивается. Он вздыхает. Он уже не знает, что делать. Он смотрит на решетки, на которые я опираюсь. Эти решетки мешают мне пролезть в окно. Он смотрит на меня. Я выгляжу безобразно. Наверняка решетки впечатались в мое лицо.
— Сейчас я тебя сниму, — говорит он.
Он уходит, и я не успеваю его предупредить, что он не сможет пройти. Он не сможет открыть дверь в бабушкину комнату. А это единственный способ подняться на крышу.
Ведь я придвинула комод к двери.
Он быстро возвращается. Понял, что там что-то блокирует дверь комнаты. Он задирает ко мне голову.
— Я не могу открыть дверь, — говорит он раздраженно.
Он ждет объяснения этой новой аномалии.
— Я придвинула комод.
Он снова смотрит на меня в изумлении. Комод очень тяжелый. Рассказываю, что сначала я тихонько освободила его от книг, очень осторожно я выкладывала каждую книжку на пол. Приподняла комод. Кррр…. О, осторожно. Я остановилась. Я боялась надорваться. У меня не получилось бы поднять его бесшумно. Он был слишком тяжелый. У меня появилась идея: я сняла наволочки с подушек. Я смогла приподнять комод, чтобы подсунуть их под ножки. Одна наволочка на две комодные ножки.
— Не волнуйся, я их не порвала, — успокаиваю парня.
Я тихонько подвинула мебель. Как можно осторожнее придвинула комод к двери комнаты. Бесшумно положила все книги на место.
— Именно поэтому ты меня не услышал. Именно поэтому ты и не можешь открыть дверь, — сказала я ему.
Парень раздавлен моим объяснением.
— Что же нам сделать, чтобы я могла попасть обратно в квартиру? — рискую я поинтересоваться.
Лучше бы я не спрашивала. От этого он нервничает еще больше.
— Ты постоянно придумываешь столько сценариев, так придумай себе хоть один полезный. Ты видишь, что попасть домой теперь не так-то просто! — рычит он.
— Хватит на меня орать.
Я рыдаю.
Мой парень не очень тронут моими слезами.
— Я вызову пожарных. А что еще можно сделать?
— О нет! Только не пожарных! — умоляю его.
— А что ты предлагаешь?
Он в панике. Я тоже.
— Перестань плакать, черт побери!
— Перестань на меня орать!
Я плачу сильнее. Мы оба паникуем. В первый раз я вижу, как мой парень теряет спокойствие.
Он снова садится на кухонный стул, чтобы подумать.
— Ты можешь принести мне рубашку? — спрашиваю я, как та Козетта.
У меня не было времени одеться. Я в трусах.
А в офисы нижних этажей дома напротив уже начинают приходить первые служащие. Если они посмотрят в окно, то увидят меня на крыше здания.
Мой парень вновь исчезает.
Вот уже три часа, как я на крыше. Мой парень пошел за ножовкой по металлу. Он почти перепилил первый прут решетки. Он потеет от усилий. Много раз он повторил:
— Ну, все! С меня хватит!
В кухонной решетке четыре таких прута. Он думает, что если распилит хотя бы один, то я смогу пролезть. Солнце в зените. Парень передал мне через окно тюбик с защитным кремом. Он подал мне журнал, который валялся в туалете. Я вытянулась на цинковой крыше, чтобы не привлекать внимания офисных служащих.
Мой парень решает сделать перерыв. У него заболела левая рука.
Мне повезло. Второй прут поддался быстрее первого. Я смогла попасть на кухню около 15:30. «Этот второй прут — такое барахло», — чуть было не сказала я, когда он так быстро поддался. Но я промолчала.
«Окно без половины прутьев выглядит забавно» — тоже чуть не проронила я. Но сдержалась. Мой парень был слишком напряжен.
Я подумала, что лучше дать ему успокоится, чем сразу объяснять, почему у фикуса больше нет ни листьев, ни веток. Фикус погиб не без причины. Это и так было понятно. Он ничего у меня об этом не спросил. Просто положил стебель растения в мешок, чтобы вынести в мусорный контейнер.
Он сказал:
— Пойду подышу.
«Это тебя не очень-то освежит», — хотела я сказать ему, прежде чем он вышел. Я жарилась в горячем воздухе более четырех часов. Я ничего не сказала. После своего конгресса гениев телекоммуникаций он держался на одних нервах.
~~~
— А подарок Фреда? — спросил мой парень перед тем, как вытянуть меня на улицу этим утром.
Мой парень считал, что вчерашний день переполнил чашу терпения.
Этой ночью я спала, умиротворенная его присутствием.
Но мой парень не сомкнул глаз.
Этой ночью он переваривал вчерашний день.
Жара спадала. Послеполуденный зной пошел на убыль. Кожа на пятках совсем разбухла от воды и сморщилась на больших пальцах. Я рассматривала пену, которая ровно покрывала поверхность воды. Я долго глядела на эту белую скатерть. Ванна для меня была, как передышка, время, чтобы перевести дух. Утренняя паника, пахнувшая жареным хлебом, и долгое сидение на крыше совсем меня измотали. Я с радостью слушала тишину уходящего дня.
Ждала тебя.
Ты дышал воздухом.
А я принимала ванну.
Я лежала в ванне напротив окна. Вода отражалась в маленьких зеленых квадратиках оконного стекла. Солнечный свет, освещавший мозаику, медленно тускнел. Это было похоже на волны. У меня было ощущение, что я нахожусь где-то на Карибских островах. Ты вот-вот вернешься с подводной охоты.
Я глубоко дышала. Белая скатерть колыхалась.
Этот вечер наградил меня глотком свежего воздуха, который просачивался через открытое окно. Я погрузила голову в Карибское море. Когда я снова ее подняла, скатерть исчезла. Я едва чувствовала дуновения ветерка, который подсушивал капли на моем лице. Было душно. Уже три часа нечем дышать, потому что уже три часа, как ты вышел прогуляться. Да, уже целых три часа… Я говорила себе, что воздух Гамбурга был, возможно, удушливым, а конгресс, конечно, изматывающим.
