Марк Дюген - Счастлив как бог во Франции
Я приступил к исполнению своих обязанностей в среду вечером. Из города я приехал на велосипеде. Двадцать пять километров, не отводя глаз от коварной дороги, извивавшейся между дюнами. Всю дорогу меня сильно беспокоила велосипедная цепь. Я боялся, что она может захватить складку моих брюк от сшитого на заказ костюма, несмотря на использованную мной защипку для белья. Я придерживался умеренной скорости, чтобы не вспотеть и не испортить воротничок моей накрахмаленной рубашки.
Внезапно открывшийся передо мной рейд показался мне скопищем уснувших чудовищ, чьи то резкие, то закругленные контуры чередовались на фоне морских волн, то печально голубых, то темно-зеленых или защитно-серых.
Чтобы лгать, требуется больше ума, чем для того, чтобы говорить правду. Все, кому приходилось вести двойную жизнь, знают эту истину. Спускаясь с последней дюны к строению, где мне предстояло работать, я почувствовал, что у меня сжимается сердце. Скорее всего, это была боязнь оказаться недостойным моих сотрудников, которые наверняка были гораздо опытнее меня. Невысокое сооружение, в котором предстояло собраться компании тайных агентов, казалось, случайно возникло на неподходящем для него месте. Бетонный куб, чем-то похожий на заброшенный общественный туалет, пятнистый из-за отваливающейся кусками со стен штукатурки. Со стороны моря песок образовал невысокую гряду, окрашенную лучами заходящего солнца в зловещий багровый цвет. Я обогнул здание, чтобы найти вход. Очевидно, заведение только что открылось. Высокая девушка с вызывающей внешностью в одиночестве расставляла за стойкой бара стаканы. Она уставилась на меня с таким агрессивным видом, что я почувствовал себя чем-то вроде неудачно написанного натюрморта. Я подошел к ней, безуспешно стараясь избавиться от вида неуклюжего школьника, пытающегося найти свой класс в первый день занятий. Она широко открыла глаза, показывая этим, что заметила мое появление, но явно не представляла, что ей делать дальше. Я спросил управляющего. Пока мои слова совершали долгий путь от ее ушей до мозга, мне пришлось подождать не меньше минуты. Наконец девушка догадалась предложить мне присесть. Я не решился нарушить порядок, в котором пребывали стулья, и торчал столбом добрых четверть часа, рассматривая помещение. Стойка бара описывала плавную дугу, отгораживая примерно половину небольшого зала. Она была сделана из какого-то дешевого материала, имитировавшего красное дерево. Опора для ног, очевидно, была хромирована и походила на бампер американского автомобиля. Квадратные столики располагались по обе стороны от центрального прохода. Стены увешаны черно-белыми фотографиями, на которых изображены анонимные корабли, парусники и пароходы с одной или двумя трубами. В баре могло поместиться несколько десятков клиентов. Это меня успокоило, так как я надеялся стать менее заметным среди многочисленной публики.
Толчком распахнув двустворчатую дверь, в зал влетел мужчина. Это мог быть только управляющий. Годы придали его массивной фигуре почти кубическую форму. Низкий лоб над маленькими бесцветными глазками, усы, плохо скрывавшие неудачно зашитую заячью губу. Весь его облик говорил о частых вспышках гнева. Но его голос, точнее, голосок, оказался высоким и тонким. Он уставился на меня взглядом акушера, увидевшего выкидыш.
— Из префектуры меня предупредили, что вы должны подъехать. Вы, кажется, студент?
Моя легенда была хорошо отработана. Мне полагалось выглядеть бесцветной, робкой личностью, типом, которого тут же забывают, едва отведя от него взгляд. Я молча кивнул в ответ.
— Запомните: здесь всем наплевать на вашу науку. Днем вы можете заниматься всем, что взбредет вам в голову. Главное — ваша работа вечером. Если вам взбредет в голову заняться вечером своей учебой, я тут же выставлю вас отсюда пинком под зад. Мне чихать, что вы чей-то там протеже. Здесь один шеф — это я.
Он выпалил эту тираду, задрав нос и сильно пыхтя. Потом он продолжал все тем же хамским тоном:
— Здесь главная клиентура — немцы-подводники. Стоит увидеть их, и вы сразу поймете, с кем вам придется иметь дело. Бравые, отважные мужчины. Солдаты, не знающие, что такое страх. Не то, что наши трусы, о которых мы узнали в июне сорокового. Эти немецкие парни заслуживали победы. Я говорю вам это потому, что никогда не участвовал в Сопротивлении. Мне пришлось побывать на войне четырнадцатого года, хотя и всего десять последних месяцев. С января по ноябрь восемнадцатого. В пехоте. На моем счету на меньше двух десятков немцев. А мне они смогли всего лишь повредить губу. Это не заячья губа, слышите! Потом я сообразил, что мы ошибались. Ведь немцы раньше нас поняли, что главная причина болезни Европы — это евреи и большевики. Так в чем их можно упрекнуть, а? Ладно, я сам скажу. Ни в чем! Короче, мы здесь для того, чтобы дать им возможность немного поразвлечься. И показать, на что способны французы. Это все. Да, вот что еще. Главное, что я всегда буду требовать от вас — это уважать меня. И у вас не будет проблем. Я назначаю вас заниматься баром. Девушки работают в зале. С немцами все очень просто. Пиво и шнапс. А когда спиртное подействует, их руки то и дело оказываются под подолом у девушек. Ничего большего им не нужно. А вы должны внимательно следить за их стаканами. Не заставляйте их ждать. Когда вы к ним привыкнете, то почувствуете гордость, что вам пришлось обслуживать людей такой закалки. И последнее. Я строго слежу за внешним видом моих людей. Первая небрежность в одежде, и я отправлю вас к вашим тараканам. Вопросы есть?
Я покачал головой. Этот человек показался мне способным говорить одно, а делать совсем другое. От него так и несло самодовольством. Вот уж не ожидал найти в нем так мало ума. Вообще-то мне свойственно недооценивать противника.
Появились обе официантки. Обычные девушки. Блондинка с белой кожей, совершенно бесцветная; чтобы запомнить ее лицо, требовалось несколько недель постоянно общаться с ней. Толстушка брюнетка с немного кривоватыми ногами, но с более живым взглядом. Управляющий заметил мне, что третьей официантки пока нет. Туберкулез. Вот-вот должна появиться новенькая. Я понял, что имелась в виду Агата. Наша сеть формировалась в соответствии с планами.
Пока не было третьей девушки, я согласился немного поработать в зале. Заглянув на кухню, познакомился с поваром. Высокий худощавый блондин пожал мне руку так, словно мы были старыми друзьями. Потом он показал мне двух мальчишек-поварят, похожих на подмастерьев сапожника или какого-нибудь другого мелкого мастера.
К своим обязанностям я отнесся с прилежанием начинающего. Проверил все бокалы, надраил стойку, отполировал хромированную опору для ног. И с нетерпением ожидал, когда распахнется занавес.
14
С того вечера, когда боши расстреляли моих товарищей, я не видел немцев вблизи. Я представлял их надменными типами, щеголяющими безупречной военной выправкой, с фанатичным взглядом сторожевых псов. Но вошедшие в зал немецкие моряки выглядели обычными человеческими существами. Самый старший обращал на себя внимание неаккуратно подстриженной бородкой. Вместо формы на нем было что-то вроде комбинезона исландского рыбака. Невзрачный вид, угловатые черты лица, плохо скрывавшие внутреннюю доброту, проявлявшуюся при улыбке, ум, светившийся в глазах. Иногда в них отчетливо читалась ирония человека, хорошо представляющего, что он безупречно служит чужому для него делу. Его два товарища выглядели несколько нелепо и в своих свитерах с высоким воротником и слишком широких брюках скорее походили на слабо успевающих студентов. Вошедшие тут же заказали три кружки пива, которые дружно подняли, адресуясь ко мне с приветствием. Управляющий, любезно поздоровавшись с гостями, подошел ко мне.
— Тебе повезло, парень. Тот, что с бородой, это самый старый из командиров подлодок в нашей гавани. На его счету больше сорока разгромленных конвоев союзников. Это лучший из асов подводной войны. Он одним из первых появился на здешней базе и теперь единственный, выживший из той команды. Все его товарищи давно лежат на дне. Поэтому его тут называют Динозавром.
Зал постепенно заполнялся. Офицеры и люди в штатском занимали свободные столики. Курили и пили, не заботясь об оплате. Было видно, что они принадлежали к братству, и оно было гораздо важнее, чем воинские звания. Несколько позже в баре появился офицер в форме СС. Он резко выделялся на фоне окутанных табачным дымом подвыпивших подводников лакированными сапогами и твердым стоячим воротником, поддерживавшим голову в таком положении, словно его шея была в гипсе. Холодным взглядом он окинул зал, заметил столик Динозавра и направился к нему. Приблизившись, щелкнул каблуками; фуражку он держал на согнутой в локте руке. Затем наклонился и что-то прошептал Динозавру на ухо. Тот выслушал, даже не повернув головы к говорившему. Его товарищи за столиком делали вид, что ничего не замечают, хотя было понятно, что эсэсовец их сильно раздражает.
