Мануэла Гретковская - Полька
3 октября
В семь утра вернувшийся с дежурства Петушок забирается под пушистое платьице, устраивается в нем поудобнее. И прежде чем заснуть, плачется: скучал!
Ножницами кромсаю лук себе на завтрак. В жизни не стала бы этим заниматься ради себя любимой, это, наверное, и есть пресловутое материнство. Съедаю птичий корм: орехи, семечки, миндаль с творогом и маниакально порезанным луком. Лишь бы не мясо. «Что корова нездорова — виновата ли корова?» — вот что следует петь бродячим музыкантам. Дело не в коровьем бешенстве, а в человеческом безумии, насаждающем среди растительноядных зверюшек каннибализм. Природа не может не ликвидировать безумную корову, пережевывающую кости собственной товарки. В человеческом сообществе срабатывал тот же прионовый тормоз — каннибалы-папуасы умирали, «наказанные» божественной природой.
Человек стоит перед раздаточной лентой, словно в баре самообслуживания: растения, животные, человек, Бог. Во время причастия иным следовало бы пожелать: «Приятного аппетита».
* * *Я стала равнодушна к тряпкам. Такая одежная менопауза наступает, говорят, после тридцати пяти. На меня накатило во время беременности. Через пару месяцев я уже не помещусь ни в одни брюки и понятия не имею, какой размер у меня будет после… Осталась тяга к мясистым хлопчатобумажным футболкам XXL.
Уговариваю Петра перебраться в Замостье. Плюсы: небольшой, а следовательно, недорогой ренессансный город, «природа близко» и — что важно для Малыша — замечательный европейский лицей. Петушок интересуется: где мы будем жить — в старом центре, в новом районе?
— Я никогда не была в Замостье.
— А-а-а. — Сочтя это очередным капризом беременной женщины, Петр даже не пытается воззвать к моему здравому смыслу. О Замостье я вычитала в «Культуре» — сплошной энтузиазм. В последнее время я стала более восприимчивой к чужим эмоциям — так почему бы и не Замостье?
Поздравляю маму. Она удивлена, а я так и вижу ее у телефона со списком, в котором галочками отмечены те, кто не забыл позвонить. Злопамятная Скорпионша с ее нежным ядом. Это от нее у меня это «сю-сю-сю» при мысли о ребенке. Но мне никогда не стать такой доброй, как она.
4 октября
На берегу озера пытаюсь заниматься Тай-Ши. Осторожно, чтобы не качнулся подвешенный в желудке пузырь с тошнотой. Старательно переливаю энергию от руки к руке, медленно переступаю ногами. Убаюканное тело впадает в транс покоя. Над водой низкий туман — предвестник солнца.
Тай-Ши, упражнение на пять элементов гармонии. Названия, напоминающие дворцы-«буфеты» в Запретном Городе: Дворец Счастья, Гармонии. Я нахожу ритм, тело само вспоминает знакомые движения. Можно о них не думать. Я — вода (наклоняюсь к земле — уже так, словно сгибаюсь над собственным животом), оживляющая дерево (с удовольствием «расту» руками), огонь (пинг-понг добрых пожеланий — выпихиваю их в мир и сгребаю обратно), земля (рассеиваю жизнь с высоты пупка) и металл (ласкаю вырастающий из воображения неприятный холодок железной колонны).
Сегодняшняя порция киноновелл для «Городка» отработана. Петушок отдыхает, уткнувшись носом в телевизор. Я читаю гороскопы. Овен-мальчик — одна из стихий энергии (мое упражнение на пять элементов гармонии, ха-ха-ха). Нам Овен устроил бы родео. А девочка — послушная овечка?
На той улице в Стокгольме, где находится мой роддом, жила Грета Гарбо. Быть может, это знак — если родится девочка, назвать ее Гретой Гретковской?
Спрашиваю Петушка, в котором часу он родился: хочу высчитать его знак асцендента[36]. Он отрывается от телевизора и ворчит:
— Блин, что за средневековье ты тут развела? Вон на экране Занусси, наш «ксендз» Занусси[37] вещает о вечных ценностях, а ты со своими суевериями.
* * *На вечер (с семи) планировалось чтение, рисование. Как же, как же — падаю, утыкаясь опухшим от запахов носом в подушку. Не только сонливость, еще какой-то странный привкус во рту — металла, антибиотика.
Просыпаемся в два. Туман, до красноты разогретый фонарями. Туманная прогулка вокруг дома — и обратно, в теплую постель.
5 октября
Меня беспокоит пол — впрочем, какой там пол, «полик» — Малыша. Хочется соленого — значит, мальчик. Блестящие глаза, хорошая кожа — тоже очко в пользу мальчика.
Интуиция подсказывает: мальчик. Так вышло в таро, так показала волшебная палочка.
А девочка? Перечитываю свои записи об идеальной женщине: умная, чтобы умела выбрать. С чувством юмора, чтобы была в состоянии посмеяться над собой, если ошибется. И хороша в постели, чтобы в любом случае получала от этого удовольствие.
У меня стали виться волосы. Сначала застенчивые пейсики, через неделю — уже ангельские локоны за ушами. А у пробора — жесткая проволока. Похоже на парик: светлые с проседью, прямые волосы у корней и золотистые мягкие кудряшки на кончиках. Материнство смягчает мой характер?
Звонок со студии:
— Вы должны приехать в Польшу. Встретиться с режиссером, с актерами, обсудить детали.
Я устраиваю небольшой скандал: как же так, предполагалось, что до десятого октября мы работаем над киноновеллами, с десятого до тридцатого — над диалогами. Мне нужен свободный ноябрь для «Польских дам». Я, видимо, что-то не так поняла по телефону: Томек продолжает играть в фильме? Он ведь отказался от роли пять серий тому назад.
Студия:
— Играет, его неправильно поняли. Что-то надо делать с образовавшейся путаницей.
Сценарные фокусы с исчезновением Томека плохой телефонной связью между Варшавой и Стокгольмом не объяснишь. Актер сам виноват — он выразил желание временно прервать съемки, но при этом захотел оставить за собой возможность вернуться. Теперь, вместо того чтобы, как всякому выбывающему, «умереть», ему придется лететь в Штаты, к отцу. Выбил себе роль Иисуса, отправляющегося к Небесному Отцу, с правом внезапного возвращения (на Апокалипсис).
Петушка зовет труба в его «Милосердную обитель». Я завидую, хоть это и означает бессонную ночь. Но он все же будет среди людей, пусть даже недолеченных «сверхчеловеков». Вечером болтаем по телефону. В темноте, слушая голос Петра, я забываю, почему устала, откуда недомогания. К утру несварение пройдет — я машинально касаюсь выпуклого живота. Да нет, не пройдет, с каждым днем будет все хуже.
6 октября
Милошевичу конец. Его свалили без суда, даже без серьезного восстания. Режим в Белграде сменился в конце лета, словно время года — без особой уверенности в свершившемся, просто потому, что такова закономерность бытия.
Прошу Петра ничего не дарить на день рождения, мне правда ничего не нужно. Это случается редко, но я не лукавлю. Куплю торт.
Я не люблю день рождения, последний раз он был веселым в десять лет, да и Новый год, пожалуй, тогда же. Более поздние воспоминания, нанизанные на вертел памяти, уже покрыты подгоревшей ностальгической корочкой. Несколько лет тому назад — во Флоренции, с Петушком, на старинном ложе под балдахином — любовные, скрипучие поздравления в полночь.
Едем в Стокгольм за билетами «Арланда-Окенче». Выдолбленные в скалах, лишенные обаяния монументальные дома. Окаменевший в своей отталкивающей импозантности город.
Звонок из дома. Мама шутит:
— Ты родишься через полчаса.
Племянник, не расслышав, спешит сообщить отцу: «Тетя родит через полчаса!»
— Уже?! — Отец в волнении хватает вторую трубку.
Они готовы ко всему.
7 октября
Стою перед зеркалом: тонкие ноги, ребра — и «клубень». Беременность как венец женственности (внизу живота?). Я вовсе не ощущаю себя более женственной. Мужчиной я точно не являюсь. Женщиной — безусловно не буду. Несмотря на созревающую грудь со сливовыми сосками и растяжки, которые должны появиться, словно ритуальные шрамы после инициации в женственность. На следующий день после дня рождения. Послеродовая депрессуха.
8 октября
— Она шла по самой обочине, едва не попала под машину. Я не знал — то ли звонить в Центр, чтобы за ней приехали, то ли плюнуть? — Петушок рассказывает о пациентке. Валерия, двадцать с небольшим, наполовину итальянка, наполовину шведка, лечится уже несколько лет. Во второй раз попала в больницу после того, как стала вышвыривать мебель из окна высотки. Она записывает на листочках свои мысли и побрасывает Петушку: «Что такое любовь?», «Что такое что?» Ее отец оставил семью и вернулся в Италию, когда она была совсем маленькой. Девочка запомнила машину, на которой он уехал. Что она хотела найти, с риском для жизни шагая по обочине, — отцовскую машину или собственную смерть? Какая разница? Своим отъездом он ранил ее душу. Раздавил детские чувства. Бросил в Швеции с холодной матерью — Снежной королевой.
