Мануэла Гретковская - Полька
Стилистки из журнала «Вива». Две молодые девушки (полонистки, читали «Метафизическое кабаре…») должны «украсить» меня перед фотосъемкой. Перепуганные: придется одевать капризное существо о двух клиторах. Моя нормальность ставит их в тупик. Хотя кое-что странное все же обнаруживается: с поясом брюк, в которых меня собираются «щелкать», какая-то ерунда: размер вроде мой, но застежка едва сходится.
— К утру вздутие пройдет? Ты переела за ужином? — нерешительно интересуются они.
— Не пройдет, наоборот, увеличится, — открываю я свое положение. Прошу меня не выдавать. Не хочу никаких комментариев насчет беременности, подписей под фотографиями. Больше всего хочется намалевать себе на животе: «Only for stuff[38].
Фотосеанс в «Вивальди» — весь день насмарку. Фотографии забавные (для меня):
«Смотри, зайка, вот так мамочка выглядела на четвертом месяце. Здесь сиськи наружу, тут загримирована под довоенную шансоньетку в черных чулках и на шпильках, без юбки, у стойки бара».
Беата вернулась с парижского прет-а-порте. Уставшая, исполненная отвращения. Зеваки, зубами добывающие себе билеты на показы моделей «Вествуд», «Галлиани». И измученная этим ежесезонным цирком Беата. Не слишком ли она интеллигентна для крестной? Единственная настоящая католичка в нашей компании. За несколько последних месяцев ее «вызывали» для участия в этом таинстве из Франции, Италии, Кракова, теперь вот из Швеции. У нас хоть оправдание есть — живем в лютеранской стране.
Покупаю банку икры, отправляю в рот прямо пальцами.
— Ну ладно тебе, это ради ребенка… полезно.
Петушок сокрушенно:
— Балуешь гада с самого зачатия. Живет среди деликатесов…
20 октября
После мерзости Варшавы, офисной элегантности отеля «Холидей» — обратно в деревенский домик. Из окна видны сосны на холме (Сосны в вышних!). Бонсай нас дождался. Кривой, маленький — остроумная реплика в ответ на манию величия скандинавских деревьев.
Отогреваюсь в тепле домашних цветов. Раздеваюсь перед огромным зеркалом в прихожей. Мое тело меняется. Мое? Наше. Из-за выросшего живота кожа на ребрах натянута, словно брезент скрывающей Его палатки.
Петр на дежурстве. Двенадцать ночи, я танцую (мы танцуем) под французское варьете. Месяц тому назад я бы не досидела и до десяти. Закончились муки творчества? Мы растем, вытягивая ручки и ножки на три четверти и свингуя?
«Индейское лето» Джо Дассена, не менее знаменитое, чем мелодии Бреля или Пиаф. Я и не знала, что он был антропологом, изучал индейцев Хопи, жил среди них летом, осенью…
22 октября
Ненавижу воскресенья. Их духоту, освященную бульончиком. Мещане, прогуливающие собственную тупость. Прикрывающие ее инфантильностью подогретых в семейном очаге благоглупостей.
23 октября
В ноябре венгры издают «Учебник для людей»[39]. Приглашение от тамошнего Польского института и издательства.
— Мы бы предпочли, чтобы вы купили билет у себя в Стокгольме, — предлагает организаторша.
Петр волнуется:
— Она морочит тебе голову! Почему они не могут взять это на себя?
— Так принято… В Германию я тоже сама покупала билет… У тебя есть телефон SAS[40]?
— Ты защищаешь польский идиотизм — «моя хата с краю». Что, черт побери, в Будапеште отменили турагентства и Интернет?!
Мы продолжаем спорить: Петушок — после трех бессонных ночей, я — раздраженная его усталостью. Четверть часа спустя принимаемся смеяться над собственными претензиями. Я вытираю слезы от смеха. Они все текут, и вот я уже рыдаю с громким всхлипыванием. Плач переходит в крик. Я будто бы пытаюсь выплюнуть некий сгусток страха. Не могу остановиться. Петр встряхивает меня. Я успеваю пробормотать только:
— Я не знаю, что со мной… не знаю, — и в следующее мгновение теряю губы, лицо. Все искривляется, словно парализованное. Мне никто не может помочь, я чувствую это тем кусочком себя, который не скован путами ужаса. Еще секунда — и я разожму пальцы, вцепившиеся в соломинку рассудка.
Паника — звериный бог без маски. Мое умытое и намазанное кремом лицо, под ним ужас, на который невозможно натянуть улыбку и лицемерие.
Петр меня баюкает.
— Ты справишься, не бойся.
— Что со мной?.. Я никогда… Что это было?
— Так бывает при беременности… Все пройдет.
— У меня есть только ты. — Сомнительный комплимент. — Мне приходится просить тебя звонить, заказывать какой-то дурацкий билет, записывать меня к гинекологу…
— Это наш ребенок.
— Но я-то взрослая…
Что это было? Разовая истерика? Может, все дело в завтрашнем дне? Я начинаю колебаться — делать ли обследование. Игла в живот — один процент выкидышей. Да еще этот укол из сыворотки против твоей крови, Малыш, — а вдруг моя кровь во время процедуры попадет в твою? Ребенок с конфликтом резус-фактора, дитя кровной битвы вампиров.
Добрая мама, трясущаяся над беспомощным Малышом, и мать-вырожденка в ожидании приговора. Ничего удивительного, что мне почти парализовало лицо: одна половина должна одержать верх, с криком прогнав другую. Я боюсь по-человечески (мать) и по-звериному (самка, загрызающая нежизнеспособный помет).
Уравнение, достойное осуждения:
99 процентов уверенности, что ребенок здоров + 1 процент страха перед абортом, мозговой патологией, расщеплением позвоночника, синдромом Дауна = 100-процентный ад.
День начинается неудачно. Открываю дверь и отступаю назад, напуганная агрессивным карканьем ворон. Вымазанные похоронной чернотой, расклевывающие падаль. Секунду назад я бросила на террасе завязанный пакет с мусором. Потревоженные вороны лениво кружат над головой, отгоняя меня горловым карканьем. Собирая раскиданные повсюду останки, я подумала о пожираемых крысами больничных отходах. Плод, летящий в мусорное ведро.
Разумеется, я несу полную чушь, но я не раз гадала по птицам: с какой стороны они прилетают, какие…
Голодные вороны осенью? Зимой пакеты с мусором могут лежать нетронутые по нескольку дней, прежде чем до них доберутся птицы. Или это они нажираются про запас, предчувствуя морозную зиму, или…
24 октября
Мрачная больница. Крепость, куда заточают зазевавшихся прохожих, схваченных на улице санитарами «скорой помощи». Или взятых прямо из дома — беспомощных, изнуренных болезнью. Мы входим, я все еще колеблюсь. Отделение гинекологии.
Ладно, посмотрю, как там и что… можно ведь отказаться в последний момент…
Медсестра приносит мою карточку. Крупная надпись: Rh+.
— Неправильно! — Я едва не срываюсь на крик. Ничего себе ошибочка… Халтурщики, как можно с такими иметь дело?! По их вине я могла бы остаться без сыворотки.
— Все правильно. Когда ты в последний раз проверяла группу крови? — Голос медсестры звучит уверенно.
— Тридцать шесть лет тому назад, в родильном отделении. В польской медицинской карте написали тогда Rh-, как у матери.
— Позже надо было проверить еще раз. Случается, что у детей, родившихся с конфликтом резус-фактора, спустя некоторое время резус меняется на положительный.
Так, может, и «А» сменилось на что-нибудь другое?
— На «АБ»? — подсказывает Петр, уверенный, что мы с ним одной крови. Новейшей, самой одухотворенной.
— Да нет, это уж навсегда.
Даже не верится… одной проблемой меньше — в крови. У нас нет конфликта! В эйфории я даже не замечаю, как раздеваюсь и укладываюсь под монитор УЗИ.
— Ты отдаешь себе отчет в том, что это риск — минимальный, но все же?.. — Медсестра намазывает мой живот «смазкой» — от ребер до «лонца». — Неделю не мыться, не иметь половых сношений.
— А шоколад можно? — Из всех удовольствий остается только одно.
— Конечно. После обследования лежи, слушай музыку и ешь конфеты. Бывают бели, кровотечение… если вдруг сильное, немедленно звони. — Она включает аппарат. Фильм о спиритическом сеансе:
Появляется белая мгла, в ней сгусток — человеческая фигурка. Пришелец из иных миров, избравший меня своим медиумом. Встряхивает косточками, выгибает позвоночник. Несмотря на то что виден скелетик, это никакой не танец смерти — это танец жизни. Такой живчик, червячок. Вытягивает ножки, и вдруг раз — кувырок через голову! Акробатика, гимнастика. Он чувствует, что на него смотрят. Играет с нами в прятки, шныряя по матке туда-сюда, выставляя на всеобщее обозрение то пятку, то попку.
Выпрямляет лапки. Руки? Трепещущие крылья! Два месяца тому назад заключенные в кокон, приклеенные к личинке, сотрясающейся от ударов сердечка. Я не чувствую толчков этого гарцующего призрака. Петр углядел многозначительный взмах лапкой в нашу сторону и шкодливую физиономию. Видно, проезжая по животу, датчик пощекотал и Малыша.
