Мелисса П. - Сто прикосновений (Дневник Мелиссы)

Затем я отделилась от этого усладительного пазла и, глядя на него с мольбой, желая, чтобы он оставался внутри меня, попросила его задержаться еще на несколько минут до того, как мы станем владеть друг другом, чтобы наш оргазм стал бы более интенсивным и взаимным

– Пойдем в машину, – сказала я ему. – Там будет удобнее.

Мы снова прошли по темному лабиринту, на этот раз мне не было страшно; по моему телу пробегали тысячи чертенят, которые развлекались своей беготней наперегонки, и это в какие-то моменты вызывало во мне тревогу, а в другие моменты – эйфорию, эйфорию просто невыразимую. Перед тем как сесть в машину, я снова перечитала написанные имена на воротах и, улыбнувшись, пропустила его в машину первым.

Я разделась мгновенно, полностью; я хотела, чтобы каждая клеточка наших тел и нашей кожи вошла бы в контакт с каждой клеточкой другого и чтобы они обменялись новыми распаленными ощущениями. Я села на него верхом и начала им управлять, изнуряя его быстрыми движениями, нежными и ритмичными, перемежая их движениями точными, жесткими и суровыми. Когда я его целовала и лизала, я услышала, что он стонет.

Его стоны меня сводят с ума, я теряю контроль над собой. Это так легко – быть с ним и потерять контроль над собой.

– Мы оба владеем друг другом, – говорит он в какой-то момент. – Как же нам сделать, чтобы подчинить одного другому?

– Двое хозяев ебутся и кончают попеременно, – ответила я.

Я стала совершать поступательные движения все быстрее и быстрее и чудесным образом схватила ту сладость, которую еще ни один мужчина не смог мне доставить, и только я сама себе могла дать. Я почувствовала спазмы повсюду: в половой щели, в ногах, в руках, даже на лице. Мое тело стало сплошным праздником. Я сбросила с него футболку и ощутила грудью его обнаженный торс, волосатый и жаркий. Я потерлась сосками об эту неожиданную волосатость и стала ее гладить обеими руками, чтобы сделать полностью моей.

Затем я с него слезла, а он мне сказал:

– Дотронься до него пальцем.

Я сделала это и увидела, что его член испускает капельки; я нагнулась, ртом подобрала и проглотила эту сперму – самую сладкую и приятную из всех, что я пробовала.

Он меня обнял, и мне показалось, что эти мгновения бесконечны и что он весь полностью принадлежит только мне. Потом он осторожно положил мою голову на сиденье, и я так и осталась лежать, обнаженная, свернувшись калачиком, освещенная луной.

Я лежала с закрытыми глазами, но все же ощущала, что он смотрит на меня. Я подумала, что это несправедливо, если на тебя так долго смотрят, что мужчины никогда не насыщаются твоим телом, помимо того, что ласкают его и целуют, хотят еще в придачу запомнить его и не стирать из памяти. Я спрашивала себя, что он мог испытывать, глядя на мое заснувшее неподвижное тело; для меня не так важно смотреть, как важно ощущать, в эту ночь я это поняла. Я попыталась подавить свой смешок, когда услышала, как он недовольно бормочет, не находя зажигалки; и я, все еще не открывая глаз, хрипловатым голосом сказала, что я видела, как она вылетела из кармана его рубашки, когда он бросал ее на заднее сиденье. Он на меня едва взглянул и открыл окно: в машину ворвался холод, которого раньше я не заметила.

Потом после долгого молчания, выдыхая дым сигареты, он сказал:

– Я никогда ничего подобного не делал.

Я знала, к чему относятся эти слова, я чувствовала, что наступило время серьезного разговора, который или осудил, или закрепил бы эту опасную, непрочную и волнующую связь.

Я тихонько приблизилась к его плечам, положила на них свои ладони и губами прикоснулась к ним.

– То, что ты никогда этого не делал, еще не значит, что ты это сделал неправильно.

– Но и правильно тоже не сделал, – сказал он, делая новую затяжку.

– Ну а нам какая разница, правильно или неправильно? Для нас важно то, что нам было хорошо, что мы это испытали в полной мере. – Я стала кусать губы, сознавая, что взрослый человек не будет слушать какую-то девчонку, да еще и с претензиями.

Однако он повернулся ко мне лицом, выбросил сигарету и сказал:

– Вот почему ты меня сводишь с ума: ты уже зрелая женщина, умная, и у тебя такая страсть, что ей нет предела.

Это он, дневник, он ее распознал. Я имею в виду мою страсть.

Провожая меня домой, он мне сказал, что будет лучше, если мы не будем видеться в качестве преподавателя и ученицы, что он уже никогда не будет видеть во мне ученицу и что он никогда не смешивает работу с удовольствием. Я сказала, что мне это подходит, поцеловала его в щеку и открыла дверь в дом, а он подождал, чтобы я вошла.

24 февраля

Сегодня утром я не пошла в школу, я была очень уставшей.

К тому же сегодня вечером у нас премьера спектакля, так что у меня есть оправдание.

Примерно во время обеда я получила сообщение от Летиции, она писала, что ровно в девять она будет в театре, чтобы на меня посмотреть. Ах да… Летиция… вчера я про нее забыла. Как это сделать – соединить одно совершенство с другим совершенством? Вчера я получила Валерио, и этого мне было достаточно. Сегодня я одна, и мне одной самой себя не хватает (а почему вдруг мне недостаточно самой себя?), я хочу Летицию.

P. S. Этот кретин Фабрицио! Он вбил в башку прийти на спектакль с женой, чтобы посмотреть на меня! Хорошо, что он без претензий, в конечном счете я его убедила остаться дома.

Сегодня вечером я вовсе не была оживленной, даже наоборот – немного апатичной, и не могла дождаться, когда все закончится.

Все взволнованно бегали: кто от страха, кто от воодушевления, я же стояла за кулисами и внимательно высматривала, пришла ли Летиция. Я ее так и не увидела. Альдо, наш постановщик, позвал меня, так как было пора начинать спектакль.

Погасли люстры в партере, и огни осветили рампу.

Я устремилась на сцену, как будто стрела, выпущенная из тетивы, и в результате выскочила на подмостки именно так, как об этом всегда меня просил режиссер, но на репетициях это мне никогда не удавалось. Элиза Дулитл поразила всех, даже и меня, все вышло так естественно, как в движениях, так и в выражении новых эмоций, что я сама осталась в восторге.

Со сцены я пыталась взглядом разыскать Летицию, но напрасно. По окончании спектакля я из-за кулис во время приветствий и аплодисментов продолжала рассматривать зрителей в надежде увидеть ее лицо. Были мои родители, довольные безмерно, они рьяно рукоплескали, была Алессандра, ее я не видела уже несколько месяцев, и, к счастью, никакого намека на Фабрицио.

Потом я все же ее увидела.

Ее лицо сияло весельем, она хлопала в ладоши, как полоумная: она мне нравится и за это тоже: она очень непосредственная, веселая, ей радостно жить в качестве нападающего; смотреть ей в лицо – значит увеличивать собственное удовольствие.

Альдо меня оттащил за руку и стал орать:

– Молодец, молодец, золотко! Давай быстрее иди переоденься, мы все сейчас пойдем куда-нибудь отпраздновать это дело! – У него было такое безумное выражение лица, что я стала хохотать.

Я ему сказала, что не могу, что я должна встретиться с одним человеком. В этот самый момент подошла Летиция, как всегда, улыбающаяся, но, увидев Альдо, она изменилась в лице, ее улыбка пропала, а глаза стали суровыми. Я посмотрела на Альдо и увидела, что его лицо тоже побелело и изменилось. Я, как идиотка, повернулась раза три, глядя то на одного, то на другую, после чего спросила:

– В чем дело? Что с вами?

Они не ответили и продолжали смотреть друг на друга жестким взглядом, почти угрожающе. Первым заговорил Альдо:

– Нет, ничего, идите. Я скажу, что ты не смогла с нами пойти. Пока, красотка! – и поцеловал меня в лоб.

Ничего не понимая, я смотрела, как он убегает, а затем повернулась к Летиции и спросила:

– Все-таки можно узнать, что происходит? Вы знакомы?

Сейчас она уже была спокойнее, но несколько нерешительна, старалась избежать моего взгляда. Наконец опустила лицо и закрыла его своими длинными и утонченными руками.

Потом она посмотрела мне прямо в глаза и сказала:

– Я думаю, ты знаешь, что Альдо – гомик.

Мы все в нашей школе это знаем, он об этом говорит открыто; я ответила, что да.

– А что из этого? – Я попыталась ее разговорить.

– Ну, короче, он недавно встречался с одним парнем… ну вот, как бы мы и познакомились, то есть я и тот парень… Ну, и… Альдо стал что-то подозревать… – Она говорила медленно и сбивчиво.

– Подозревать что? – спросила я с любопытством, почти в истерике.

Она посмотрела на меня своими блестящими глазами:

– Нет, я не могу тебе это сказать, извини… не могу…

Затем она посмотрела куда-то вдаль и сказала:

– Что я не только лесбиянка…

А кто же я? Даже еще не женщина, потому что по документам я еще слишком маленькая, существо женского пола, которое ищет защиту и любовь в объятиях женщины.

Но сейчас я тебе вру, дневник, я никогда бы не позволила своей половинке так походить на меня, я должна быть единственной женщиной как частью целого. То, что я в Летиции разглядываю и чего желаю, – это не только ее тело – ее плотскую суть, но при этом и духовную тоже. Она мне нравится вся, она меня завораживает и волнует, с некоторых пор она – главное действующее лицо в моих фантазиях.