Бернар Клавель - Гром небесный
Оставшись с Марией наедине, я снова вспомнила о её словах, сказанных тем вечером. Я стала исподволь наблюдать за ней — вид её не был ни грустным, ни озабоченным, как раньше. Она ни слова не проронила за весь обед, но меня это и не удивляло. В отсутствии Леандра мы за весь день едва обменивались тремя фразами. Нам просто нечего было друг другу сказать.
Как всегда, по воскресеньям, мы выпили кофе. Мария поднялась, и я тоже встала, чтобы помочь ей убрать со стола. А потом я подошла к окну. Боб последовал за мной. Погода не изменилась. Небо оставалось затянутым, ветер продолжал дуть так же сильно.
На короткое мгновение мне показалось, будто время остановилось. Впрочем, оно текло там, в долине, а позади меня, на кухне, оно застыло.
Сейчас, когда я думаю об этом, то это ощущение кажется мне любопытным. Но я уверена, что именно оно толкнуло меня выйти тогда после обеда. В тот момент ничего больше не влекло меня на улицу. Вряд ли это из-за Боба, прижавшего к моим ногам голову.
Тем не менее, я недолго оставалась стоять перед окном. Я обернулась, сказала Марии, что ещё немного прогуляюсь, и вышла.
Как и утром, Боб взял след своего хозяина. Но на этот раз я не стала его звать за собой. Я решила, что скоро сверну направо, чтобы быстрее добраться до низины долины.
Но на самом деле я дошла по тропинке до того места, куда Леандр привёл меня в первый день. Я часто сюда возвращалась и всякий раз тут останавливалась.
Я немного постояла, глядя на холм с площадкой для игры в шары и дома. Но Боб ни минуты не мог сидеть на месте, и мы пошли дальше.
Теперь, чтобы добраться до долины, мне надо было вернуться обратно или пройти через почти непроходимые целины. Я дошла до того места, где тропинка раздваивалась. Боб свернул направо. Естественно, он стал подниматься к соснам, туда, где был Леандр. Чтобы добраться до леса, мне оставалось не больше получаса. Я окликнула Боба. Он немного помедлил, но, когда я снова ему свистнула, решил вернуться.
Я опустила взгляд вниз, на долину. Должно быть, ветра там почти не было. Я свернула налево, где тропинка была более отлогой. Честно говоря, я никогда туда не ходила. Эти земли уже не принадлежали Леандру, и потому я не ходила в те места. Тем не менее, я знала, что эта тропинка ведёт к дому Роже, но направилась я туда не поэтому.
Я удивилась, как быстро я оказалось поблизости от его дома. Я всё время шла между двумя старыми каштанами — деревья были огромными и очень красивыми. Никто их так и не обобрал, и по мере того, как я продвигалась дальше, я часто наступала на скорлупу ещё зеленых каштанов, откуда, поблёскивая, брызгали раздавленные плоды.
Затем, выбравшись к повороту, я заметила с другой стороны сада дом. Я долгое время простояла на опушке леса, ни о чём не думая. Я считала, что Роже, вероятно, чистит сейчас свой мотоцикл.
Я никогда раньше не видела дом ни так близко, ни с этой стороны. На обоих окнах второго этажа ставни были закрыты, единственное окно на первом этаже тоже было закрыто, но ставни распахнуты. Я заметила на нём занавески и решила, что это кухня.
Никогда нельзя утверждать, что тот или иной поступок мог зависеть от того, произошло бы какое-то событие или нет. В любом случае, я думаю, что все «если бы» бесполезны, и признаю, что совсем не знаю, что было бы, если бы накануне не приходил Роже.
Когда я увидела, как он выходит из-за угла дома с собакой, прыгавшей вокруг него, я тут же поняла, что произошло. Роже увидел меня сразу — я почувствовала это в его взгляде. Он подошёл ко мне и, улыбаясь, сказал:
— Когда я увидел Боба без сообщения на ошейнике, то решил, что Леандр должен быть где-то неподалёку.
Я ничего не ответила, а лишь рассмеялась, протягивая ему руку. Только, когда он пригласил меня зайти в дом, я возразила:
— Нет, вы ведь работаете. Я не хочу вас беспокоить.
Тогда Роже показал мне свои руки, как доказательство того, что он меня не обманывает, и сказал:
— Вообще-то, я только что закончил обедать. Я хотел сначала всё разобрать, чтобы потом осталось время заправить мотоцикл бензином.
Говоря это, он пересёк луг, и я последовала за ним. Он пригласил меня на кухню, и я сразу же увидела, что он меня не обманул.
По сравнению с кухней Леандра, его кухонька казалась маленькой, но очень уютной благодаря тому, что второе окно выходило на долину, и был виден весь холм с площадкой для игры в шары. Несмотря на пасмурную погоду, здесь было светло.
Роже подкинул в огонь поленце. Потеплело. Я сняла манто и тут же поймала себя на мысли, как это странно, ведь я не собиралась оставаться здесь надолго.
Однако я осталась, потому что Роже хотел, чтобы я выпила с ним кофе. Затем он поставил на стол бутылку с вином, к которой был приделан маленький деревянный человечек, вскарабкивающийся по лесенке. Роже сказал, что это вино делал ещё его отец — он занимался виноделием, чтобы как-то занять себя зимними вечерами. Роже также добавил, что очень дорожил этой бутылкой, потому что она напоминала ему о той поре его жизни, о которой он сожалеет. Я подумала о Леандре и об истории площадки для игры в шары.
Мне пришлось выпить с ним вина, хотя я никогда особенно не любила его вкус. Я тут же захмелела, потому что со времени приезда к Леандру не брала в рот ни капли алкоголя. Но я совсем не была пьяной, нет. И когда Роже спросил, не хочу ли я посмотреть его дом, я тут же почувствовала, что должно произойти.
И я согласилась. В тот момент я поняла, что уже очень давно хочу мужчину.
Сначала Роже показал мне спальню, которая принадлежала его родителям, а потом мы вошли в его комнату.
Мы не говорили друг другу ни слова. Я подошла к окну и посмотрела на долину. Когда я обернулась, Роже стоял позади меня. Я приблизилась к нему на полшага. Возможно, он тоже подошёл ко мне, но, думаю, именно я поцеловала его первой.
Я любила его дважды. И Роже был также счастлив, как и я.
Когда мы поднялись, день уже был на исходе.
— Мне пора возвращаться, — прошептала я. — Мария будет волноваться.
Роже прильнул к моим губам и спросил:
— Ты вернёшься?
Я обещала, что вернусь.
Роже проводил меня до края луга, но ему надо было чинить мотоцикл, и поэтому я не хотела, чтобы он шёл дальше.
Я бежала всю первую половину пути. Я задыхалась и несколько раз была вынуждена остановиться, чтобы прислониться к дереву.
Только добежав до ущелья, я сделала более долгую остановку. Я очень глубоко дышала, а потом засмеялась сама над собой. Мне было смешно потому, что я бежала так, будто мне нужно было срочно сообщить кому-то очень важную новость.
17
Но, разумеется, я никому ничего не рассказала. Наоборот, в течение всего следующего месяца, каждое воскресенье я отправлялась на свидание с Роже, стараясь не возбуждать внимания Леандра и Марии. Я всегда находила предлог, чтобы ускользнуть одной вместе с Бобом. Это было не так уж легко, потому как часто погода была совсем не для прогулок. Впрочем, эти предлоги не казались какими-то странными, потому что я ходила гулять каждый день. Мне это было просто необходимо, иначе недели казались бы слишком длинными.
В первую неделю я в растерянности бродила вокруг дома Роже. Потом он дал мне ключ, и я могла приходить сюда, когда мне вздумается, даже когда его не было. Обычно я не оставалась внутри слишком долго, потому что не могла развести огонь. Если бы Леандр увидел дым, он мог бы что-то заподозрить и явиться сюда. Чаще всего я садилась на каменную скамейку в маленьком дворике. Так как дом был окружён достаточно высокими стенами, становилось тепло от малейшего лучика солнца. Я часто думала о пожилых родителях Роже, которые, должно быть, тоже по несколько раз на дню садились на эту скамейку. Я очень ясно представляла, как они наклонялись вперёд, положив сухие руки на палку, а подбородок на руки. И каждый раз я уходила домой немного грустной, сама не зная, отчего.
Мне понадобилось несколько недель, чтобы понять, что мне было грустно из-за того, что всё в этом дворике было мертво.
Когда старики дремали на этой скамейке, вокруг них постоянно бурлила жизнь. У меня же был только Боб, гревшийся у моих ног. Крольчатник был пуст, двери распахнуты. Курятник тоже пустовал. Чаще всего я останавливала свой взгляд на маленькой лачужке, прислонённой к дому. Внутри неё была только хлебная печь. Эта печь напоминала мне о праздничных днях с вкусным запахом сдобных булочек.
В одно из воскресений я рассказала Роже о своей печали, которую испытывала перед всеми этими мёртвыми вещами.
Он покачал головой и сказал:
— Я тоже поначалу думал, что они мёртвые. Но теперь я считаю, что вещи не могут умереть, они просто очень долго спят.
Я ничего не ответила, но в тот день я больше не чувствовала грусти, покидая маленький дворик.
А потом, на исходе декабря я почувствовала что-то неладное. Я выждала две недели, чтобы точно удостовериться в своих опасениях, и в следующее воскресенье объявила Роже, что беременна.