Бернар Клавель - Гром небесный

Я следовала за ним, не переставая думать об этой небольшой долине, о временах игры в шары и смеявшихся людях.

Не знаю, была ли тому причиной ночь, преображавшая всё вокруг, но мне казалось, что все эти персонажи предстали сейчас передо мной. Впечатление было странное: они были здесь, и я могла заставлять их делать, все, что захочу.

Я была почти в таком же состоянии, в каком просыпаешься, желая, чтобы сон продолжался.

А ещё у меня в ушах всё время гудели слова Брассака: «Жить другой жизнью» И в этот момент я словно увидела, как эта недоступная долина могла бы наполниться жизнью. Всё вокруг «жило бы другой жизнью».

Вскоре мы вышли из последней каштановой рощи. В конце тропинки я заметила в хлеву свет — должно быть, Мария доила Русетту. Я подумала о Марии. Именно говоря о ней, Леандр сказал: «Жить другой жизнью».

Разумеется, Мария, вряд ли, когда-нибудь думала о том, чтобы жить где-то в другом месте. Тогда я сказала себе, что если бы сложились обстоятельства, Мария с её слабым характером, вполне могла бы стать проституткой.

Я тут же рассердилась на себя, потому что очень любила Марию. Впрочем, думаю, я была недалека от истины.

Мы вошли во двор. Леандр, казалось, заколебался. Хотелось ли ему пойти в хлев, где была Мария, или на кухню, чтобы подольше не попадаться ей на глаза? Я не знаю. А ещё не знаю, что внезапно произошло во мне — я взяла Леандра за руку, встала перед ним и сказала:

— Леандр, вы должны пообещать мне, что больше не будете напиваться.

Он подошёл ко мне поближе, чтобы лучше видеть меня в сгущавшейся тьме. В течение минуты ветер во дворе дул очень сильно.

— Да, надо бы.

Леандр произнёс эти слова почти шёпотом. Затем, развернувшись, он очень быстро зашагал к хлеву.

14

Я подумала, что Леандр хочет поговорить с Марией, и не стала идти за ним.

Когда они присоединились ко мне на кухне, я уже накрыла на стол, и мы сразу же сели ужинать. Они молчали, а я не осмеливалась ничего сказать.

Ветер заметно усилился, и из-за этого свет несколько раз потухал. Каждый раз Леандр брал свою зажигалку, но прежде, чем он успевал зажечь свечу, что Мария поставила перед ним, свет опять включался. Закончилось тем, что мы стали смеяться. Однако, к концу ужина, свет погас совсем. Мария как раз поджарила каштаны, так что ели мы их при свече.

Огромные тени танцевали на потолке и стенах. Всякий раз, когда Мария открывала топку, чтобы подбросить туда полено, комната озарялась алым пламенем, тени меняли своё место, разрастались и плясали ещё усерднее, в то время как потрескивающие искры вспыхивали в полумраке. Огонь сильно шипел, и пламя начинало извиваться.

Я была счастлива. Я не отрывала глаз от теней в углах комнаты, хотя знала, что не найду там ничего, кроме наших едва освещённых искажённых лиц или край мебели, которую я знала наизусть, но я всё равно смотрела на них.

Я не осмеливалась сказать, что счастлива. Сначала я испугалась, что я даже не могу объяснить, почему. А потом мне показалось, что между Леандром и Марией что-то есть, что-то вспыхнуло, как только погас свет.

Я долго ничего не говорила. Однако Леандр выглядел таким озабоченным, что я спросила его, что случилось. Он объяснил, что ветер запросто мог порвать электролинию на территории его владений. Такое уже было несколько раз, и всегда её ремонт обходился им очень дорого. Кроме того, в последний раз специалисты сказали ему, что линия слишком старая и больше ремонта не выдержит. Тогда Мария вздохнула:

— Каждый год, когда мы вынуждены её ремонтировать, я спрашиваю себя, где мы возьмём средства.

Она выждала немного и очень тихо добавила:

— Надо ж как-то жить… А это стоит денег.

Я увидела, как Леандр посмотрел на меня, потом на Марию, но она не поднимала глаз. Вся радость, что была у меня на душе, испарилась. Даже тени на стене танцевали теперь меньше.

Только я хотела сказать, что устала и поднимусь к себе, как вдруг собаки побежали к двери. Только маленькая чернушка тявкнула два раза для порядка. Леандр посмотрел на них и тут же поднялся.

— Скорее всего, это Роже, — сказал он.

И действительно вскоре мы услышали, как подъехал мотоцикл и остановился у нашей двери. Чтобы собаки за ним не погнались, Леандр вышел наружу. Я всё ещё думала над фразой Марии «Надо ж как-то жить… А это стоит денег». Я хотела пожелать ей доброго вечера и подняться к себе прежде, чем вернётся Леандр, но я слишком долго не могла решиться, и в кухню вошли оба мужчины.

Все собаки разом кинулись к Роже и затеяли вокруг него невероятную пляску. У него в руках был большой мешок из-под картошки, который он положил на стул. Леандр прикрикнул на собак, и они встали в круг, дожидаясь своей пайки костей. Закончив раздачу, Леандр отнёс мешок в хранилище для овощей.

Мария представила меня Роже и попросила его садиться. Я едва видела его из-за свечи, стоявшей между нами. Когда Леандр вернулся, он тут же спросил Роже, есть ли в Луаре свет. Роже ответил, что есть, и Мария стала причитать, что больше нет сомнения — линия повреждена у них.

Леандр дал ей немного высказаться, а потом перебил:

— Замолчи, не стоит об этом плакать.

— Говори, что хочешь, но где же мы возьмём деньги?

Тут вмешался Роже:

— Не понимаю, чего вы так волнуетесь. Линия могла повредиться где угодно, это не значит, что она порвалась у вас.

Его голос звучал мягко, и говорил он так степенно, неспешно.

Они ещё немного поспорили насчёт электролинии, а затем Леандр спросил Роже, по какому делу он пришёл к ним в столь поздний час да ещё в такую погоду. Роже объяснил, что завтра он собирался полностью разобрать и почистить свой мотоцикл, а значит, не смог бы приехать к собакам.

У нас ещё оставались жареные каштаны. Мария подкинула в огонь полено и поставила на стол литр вина. Мы поели и выпили, но никто не произнёс ни слова. Ветер снаружи танцевал сарабанду[14], но в комнате его почти не было слышно из-за собак, шумно грызших кости. Иногда они начинали ворчать друг на друга, но до драки дело не доходило. Боб залез под стол и устроился у меня в ногах. Но, когда он стал пускать слюни на мои башмаки, мне пришлось его оттолкнуть. Он отполз, и я увидела, как Роже, сидевший напротив меня, отклонился назад, чтобы посмотреть под стол.

— Ты будешь когда-нибудь спокойно сидеть, здоровяк? — сказал он, смеясь, и отодвинул свой стул влево. Так мне стало лучше его видно — я тут же заметила, что у него совершенно чёрные глаза и очень короткие чёрные вьющиеся волосы.

Мы заговорили о собаках. Я чувствовала, что для всех, за исключением Марии, которая не произнесла ни слова, эта беседа как отдушина. Видя, с какой любовью Роже говорит о животных, я спросила его, почему он не заведёт себе собаку. Он ответил, что это было бы просто невозможно — в Живоре у него лишь маленькая меблированная комната, а здесь он бывает только раз в неделю. Леандр засмеялся и заметил:

— У него нет своей собаки, но мои собаки также и его, потому что он их кормит. Впрочем, когда он у себя, если мне надо что-то ему сообщить, я пишу записку, привязываю её к ошейнику старого Дика или Боба и просто говорю: «Иди к Роже». И можете быть спокойны, через десять минут он получит моё сообщение.

Мы ещё немного поболтали, после чего Роже сказал, что ему пора идти. Он пожал руку сначала Марии, а потом мне, и, помедлив немного, проговорил:

— Приходите посмотреть мой дом в воскресенье. Не то чтобы он был очень красивый, но оттуда совершенно другой вид на долину.

Леандр вышел с ним, чтобы проводить его и закрыть собак. Я услышала, как затрещал мотоцикл, но ветер скоро унёс за собой шум мотора.

Я дождалась возвращения Леандра и поднялась в свою комнату. Я не стала раздеваться сразу и несколько минут стояла, слушая ветер. Со времени моего приезда сюда он впервые дул так сильно. Весь дом дрожал. Было такое ощущение, будто на чердаке кто-то топал.

Я обошла комнату и поставила на камин свечу, что дала мне Мария. При этом я машинально погладила мрамор камина. Постепенно я стала чувствовать, что во мне вот-вот что-то разорвётся.

Я замёрзла и потому легла. Под пуховым одеялом и на мягком матрасе, который так хорошо ложился под тело, холодно мне больше не было. И всё же мне было не по себе. Раньше, по вечерам, прежде чем заснуть, я долго лежала, слушая ночь и не о чём не думая.

Но сегодня у меня это не получалось. Я всё никак не могла забыть слова Марии: «Надо ж как-то жить… А это стоит денег». И понемногу до меня дошло, что эти несколько слов звучат для меня гораздо громче бури.

Этих слов хватило, чтобы привести меня в ужас. В памяти тут же воскресли многочисленные картины моего прошлого — от моего расставания с бабушкой и до приезда сюда. Весь тот период моей жизни, с которым я, казалось бы, порвала окончательно. Для меня это и была та самая «другая жизнь», о которой сегодня говорил Леандр.