Андрей Портнов - Автово
На этот раз всё нам выдали окончательно, все документы были подписаны, паспорта вернулись, формальности кончились, и теперь мы были самостоятельными хозяевами своих комнат.
К вечеру моё самочувствие не улучшилось, а стало ещё хуже. Наконец-то, появились мои любименькие сопельки.
Большинство наших тоже почувствовали признаки недомогания, и поскольку я всем раструбил, что привез с собой телегу с лекарствами, все повалили ко мне. Здесь их ждало жестокое разочарование. Единственное, что я мог им пообещать, это то, что к концу недели съезжу к тётке и привезу с собой всё, что у меня есть.
А пока мы стали готовиться к последней ночи в грязи и серости. Надо было хорошенько выспаться, так как на завтра планировалась грандиозная уборка.
Сегодня я решил немного разнообразить эту ночку и убрал с моей кровати здоровенную доску, которая когда-то, наверное, была деталью какого-то шкафа, и которую я обнаружил в 214-ой комнате. Проблемы с позвоночником не позволяли мне спать на прогибающихся до пола пружинах кровати, поэтому этой находке я был очень даже рад. Но сегодня я решил поэкспериментировать.
— Все спят без досок, почему я не смогу? — подумал я и плюхнулся на кровать.
— Здорово, тут ведь и прыгать можно, — громко сказал я и как доисторический динозавр несколько минут шокировал Рудика своими прыжками. Наконец, решив, что он уже достаточно посмотрел свою вечернюю сказку, я закончил представление, пожелал всем спокойной ночи и уснул.
Утром 16-го февраля в окно ворвался яркий луч солнца и разбудил нас.
— Дети, в школу собирайтесь, петушок пропел давно, — весело заорал я, — всем встать! Это говорю вам я — староста комнаты. Сейчас быстренько пожрем и будем убираться.
— Предлагаю перевыборы, — сонно пробормотал Владичка.
Я громко высморкался и встал с кровати. За окном было прекрасное морозное утро, и это придавало немного оптимизма предстоящей уборке. Убираться я никогда не любил, Владик и Рудик, кажется, тоже. Но больше в такой грязи жить было невозможно.
И вот, после небольшого завтрака, мы разработали план действий. Сначала решено было переставить мебель. Шкаф мы отодвинули от стенки для того, чтобы за ним хранить всякий хлам, то бишь коробки, тряпки, швабру, ведро и т. п. На будущее мы запланировали перегородить этот сарай какой-нибудь занавеской. Кроме того, там можно было на что-нибудь повесить свои пальто. На что — мы пока не решили.
Всё это мы позаимствовали от девчонок и татаро-казахской комнаты, которые именно так и сделали. Что ж, не очень-то хотелось подражать остальным, но мысль была очень даже неплохой и, в конце-концов, просто удобной.
Кровати тоже решили переставить. Я, всё-таки, рискнул и поставил свою к окну, но не вдоль, а поперёк, кровать Владика поставили по другую сторону окна, а Рудиковскую — впритык и перпендикулярно к моей. Теперь в середине комнаты можно было водить хоровод. И чтобы заполнить эту пустоту, мы к самому окну торцом поставили стол. Четвёртую лишнюю кровать мы оттащили к самой двери и бросили её на произвол судьбы. Возле каждой кровати поставили по тумбочке, причём нам с Рудиком досталось по новой, а Владик согласился взять себе старую. Но зря мы с Димой поспешили поверить в бесконечный альтруизм нашего соседа, которым он последнее время так кичился. В отместку наш кучерявенький потребовал себе самую лучшую кровать с самой жёсткой пружиной.
Нам пришлось согласиться, тем более что сегодня и уже навсегда я опять решил положить себе на кровать доску, так как сегодняшняя ночь отдавалась в каждом суставе.
Проведя несколько часов в кровати-люльке, я почти потерял контроль над своими конечностями, которые затекли и посинели так, что меня запросто можно было принять за труп и с частушками везти на кладбище.
Итак, первый этап закончился, пора было переходить к мытью стен и протиранию мебели.
Я взял новенькое ещё блестящее ведро и поплёлся, шмыгая на ходу носом, в туалет. Там в соседней раковине плескалась какая-то двухметровая обезьяна мужского пола с пятью колечками в одном ухе.
— Аборигены, блин, — подумал я про себя, — ну, чего уставился.
Обезьяна прервала свои водные процедуры и с интересом стала меня рассматривать.
— Дал же Бог росточку, — продолжал я, рассматривая в ответ его. — Ни дать, ни взять — дядя Степа из Индии.
Набрав воды, я вернулся в комнату.
— Сейчас в туалете двухметрового крокодила имел счастье лицезреть, — заявил я, ставя ведро на пол. — По-моему такие в Индии водятся.
— Так это же Сони, — возмущённо сказал Владик, — индус из 204-ой. Он уже с нашими татарами успел познакомиться. Как же ты его не знаешь?
— А ты-то откуда его знаешь?
— Да от татар-то и знаю. Они мне всё рассказали, — страшно довольный последними сплетнями ответил Владик, — Сони тут всех знает, по крайней мере, он сам так говорит, жди, скоро и с тобой знакомиться будет.
— Вот радость-то! Только двухметровых крокодилов у меня в списках друзей и нет! Держите тряпки, давайте стены драить.
От прошлых жильцов на наших стенах (особенно около моей кровати) остались какие-то бабы. В смысле вырезки из журналов. И налеплены они были таким дерьмом, что ни за что не хотели отклеиваться. В конце-концов моими неимоверными усилиями бабы соскрябались со стен, но следы того дерьма, на котором они держались, так и остались красоваться ужасными пятнами.
— Что ж, — подумал я, — придётся накупить несколько плакатиков и попытаться закрыть ими их.
Я немного передохнул и опять почувствовал, как трещит моя башка.
— Нет, до субботы я не дотяну. Надо завтра же съездить к тётке и привезти все лекарства.
— Так, ладно, — начал я, — давайте протирайте тумбочки и кровати, а я полезу шкаф мыть.
После стен вода в ведре стала почти чёрной, и я пошёл её сменить.
В мужском туалете меня ждала новая встреча. Подойдя туда, я почувствовал в одной из кабинок какое-то кряхтение и странный шум, как будто кто-то ворошил там какими-то палками. Вылив воду в соседний унитаз, я собрался было налить чистой воды, как этот кто-то, привлеченный посторонним шумом, вышел из кабинки и уставился на меня.
Мои глазки расширились, а челюсть отпала резко вниз. Этот кто-то был в платочке, в синем грязном рабочем халате, с ведром и шваброй в руках. И, вообще, это была БАБКА. Бабка в мужском туалете. Смерив меня подозрительным взглядом как извращенца, она разродилась чудными словами:
— Дьяволы! Все в Питер лезут как в п. ду! Приехали сюда жрать да срать! Дома им срать не дают, так они сюда приехали. А я за ними всякую х…ю собираю. Только и знают, что жрать, срать и еб…ся!
И закончив свой поэтический монолог, который был прочитан монотонным и однообразным голосом, она снова повернулась к унитазу, изрыгнула громкое «Б. дь!» и перестала обращать на меня внимание.
Я пережил настоящий шок. Глазки чуть сузились, но челюсть не желала возвращаться в исходное состояние. Ноги медленно поплели меня к раковине, где я, сам того не понимая, наполнил ведро, а затем также медленно перенесли меня в 215-ую.
— Ты чего такой бледный? — спросил Рудик.
— Да я это… болею я. А чего я сейчас видел…
И я с жадностью стал пересказывать только что пережитые мною ощущения. Их коллористика и захватывающие дух переживания были достойны восхищения.
Владик с Рудиком побросали тряпки и побежали смотреть на бабку.
— По-моему, она — бывшая проститутка, — решил по возвращению Владик.
— Почему ты так думаешь? — спросил я.
— Не знаю, проститутка и всё.
— А я так не думаю, — вдруг проронил умненький Рудик, — проститутки — это которые за деньги, а эта, скорее всего, всем даром давала, это — самая настоящая…, ну, вы сами знаете кто…
— Кто? — тут же подскочил Владик. — Кто, кто, ну, скажи кто!
— Дима, скажи матом, — подхватил я, — ну, пожалуйста, скажи матом!
— МАТОМ СКАЖИ! — не выдержав, заорал Владик, — МАТОМ!!!
— Не буду, — покраснел Рудик, — чего пристали, отстаньте.
— Димочка, миленький, ну, пожалуйста, ну, хоть какую-нибудь малюсенькую матершинку.
— Ну, что тебе стоит, ну, скажи «су-у-у-у-ка», это очень даже приличное слово, его в словарях пишут, ну, давай, смелее.
— Отстаньте, ироды! Ничего говорить не буду!
— О-о-о-х! — безнадёжно вздохнул Владик, обращаясь ко мне. — Когда же мы его матом ругаться научим?!
Я обречённо махнул рукой.
Шкаф был вымыт, кровати и тумбочки тоже, оставалось только вымыть полы.
Тут к нам вбежала радостная Галя и спросила:
— Андрюха, у тебя есть что-нибудь от зубов, у Наиля зубы болят, сильный флюс.
— Да нет у меня сейчас ничего — всё у тётки оставил. А что, сильно болит?
— Ага, вот такой флюс (она развела руками), и, вообще, мы тут все заболели. Вчера Гармашёву пожаловались. Попросили, чтобы разрешил нам не ходить в институт, а то мы совсем свалимся.
