Леонид Сергеев - Мои собаки
— Вы заслуживаете всяческого уважения, — сказал второй постовой. — Но как вам удалось выследить угонщиков на такой малолитражке? Вы что, профессиональный гонщик?
— Да моей заслуги здесь мало, — скромно потупился я. — Вот он молодец, — я кивнул на Малыша, в котором гордо восседал Челкаш.
— Ну и пес, конечно, молодец, — кивнул постовой. — Можно сказать — мастер своего дела, асс на шоссе.
— Челкаш, бесспорно, молодец, но в основном молодец он, — я вновь кивнул на Малыша.
— Кто у вас там еще?
— Сам «Запорожец»! — выпалил я.
— А, ну, само собой, — усмехнулся постовой.
Усаживаясь на свое водительское место, я сказал Челкашу:
— Ну вот, Челкашка, мы с тобой свой план выполнили на «отлично». Мы становимся классными сыщиками. Как Шерлок Холмс. И Малыша разыскали, и «форд».
Челкаш сморщил нос — И что угодно найдем. И любого преступника выведем на чистую воду.
Глава двадцать первая. В мотеле
И все же погоня за бандой Татуированного не прошла для нас бесследно. Из Егорьевска мы поехали на шоссе в восточном направлении, но уже через десяток километров я услышал неприятный металлический стук в левом заднем колесе Малыша. Выйдя из машины, я потрогал диск колеса — он был раскален и от него пахло горелой смазкой. Стало очевидным — полетел подшипник. Дальше можно было ехать только со скоростью велосипедиста, и не далеко, и после того, как колесо остынет.
Челкаш, почувствовав неладное, тоже выбрался из машины, обнюхал колесо и понял, что Малыш заболел. Он решил его «подлечить» — задрав заднюю лапу, стал брызгать на колесо, чтобы сбить его температуру, но колесо зашипело и выдало такое облако пара, что «лекарь» в страхе отскочил.
Остановив проезжавшего мимо велосипедиста, я узнал, что в трех-четырех километрах от нас есть мотель, и там, в ремонтных мастерских, найдется любой подшипник.
Мотель оказался вполне современным: гостиничные номера, душевая, столовая; и назывался он в духе времени — «Усталые колеса». При мотеле находились мастерские, где в боксах слесари возились с легковушками разных марок.
Я поставил Малыша около мастерских, снял его «больное» колесо и, убедившись, что, действительно, подшипник вышел из строя, обратился к одному из слесарей:
— Нельзя ли у вас купить подшипник для моего Малыша?
— Покупать ничего нельзя, у нас не магазин. Отремонтировать можно все, — слесарь кивнул на дверь в углу помещения. — Иди к мастеру.
За дверью слышался храп: Хрр-пфф! Хрр-пфф!
Я постучал. Храп не смолкал, да еще прибавилось посвистывание и улюлюканье. Открыв дверь, я увидел спящего на тахте толстяка в промасленном комбинезоне. Он проснулся только, когда я вначале постучал, а затем и побарабанил по столу. Приподнявшись, растирая набрякшее лицо, он выслушал меня, спросил «какая машина?» и торопливо заговорил:
— Все сделаем на высшем уровне. Как освободится кто из слесарей, сразу загоним твоего козла в бокс. Запчасти у нас имеются, инструмент немецкий. В нем металла ровно столько, сколько надо — и руку не тяжелит, и весом дает хорошую натяжку… И слесаря ребята знающие. Я, прежде чем кого взять на работу, смотрю, как парень обращается с инструментом, есть у него слесарская хватка или нет. Уважает технику или относится к ней варварски. Так что все будет в норме. А ты сам покамест сходи в мотель. Там душ, столовая.
Я подумал, что после длительной гонки за бандой Татуированного, в самом деле не мешает снять нервное напряжение, отмыться под душем от пыли, побриться, съесть хороший обед.
— Но со мной собака, мой друг Челкаш, — сказал я мастеру. — Вряд ли с ним пустят в гостиницу.
— А его пока посади в кабину моего Пети, — мастер показал за окно — впритык к мастерским стоял видавший виды грузовик-пятитонка, весь в заплатах и вмятинах. — Мой Петя — красавчик. Я собрал его по деталькам. Сейчас мне за него предлагают бешеные деньги, но я не отдаю.
— Понятно, раритет, — кивнул я. — Сейчас старина в моде. Но мой друг смертельно обидится, если я запру его в кабине, а сам пойду плескаться под душем, объедаться в столовой. Мы с ним лучше посидим где-нибудь на лавке.
— Ну, как знаешь.
Лавки мы с Челкашом обнаружили чуть в стороне от мотеля; там было что-то вроде зоны отдыха — прогуливались парочки, мамаши с детьми, старики. Я опустился на одну из лавок под кустом орешника; Челкаш, засидевшись в Малыше, обрадовался возможности побегать, завести новые знакомства. Уже через пять минут он подвел к лавке парня с девушкой. Молодые люди были радостно возбуждены, их лица светились счастьем, они крепко держались за руки — похоже, боялись потерять друг друга.
— Это ваш такой дружелюбный пес? — спросил парень.
— Такая очаровательная собачка, — пропела девушка. — Ко всем подбегает, всем виляет хвостом, улыбается, прямо хочет сказать — я вас всех люблю.
— У него хороший характер, — кивнул я. — Но иногда он становится твердым. Когда разыскивает преступников. Про банду Татуированного из Коломны слышали?
Девушка испуганно прижалась к парню, а он протянул:
— Я что-то слышал. Кажется, они угоняют автомашины.
— Больше не будут угонять. Мы их выследили. Сейчас ими занимается милиция, — не очень скромно объявил я.
— Так вы герои, — тихо произнесла девушка. — Надо же, первый раз вижу настоящих героев! — она погладила Челкаша, а на меня посмотрела с восхищением — конечно, не так, как смотрела на парня, с восхищением другого рода, иначе говоря — с почтением.
Спустя несколько минут, после того как молодые люди ушли, Челкаш привел старичка с палкой. В полном смысле слова — привел старичка за его палку, украшенную резьбой.
— Ах, вот кто твой хозяин! — проговорил новый знакомый Челкаша. — Очень рад, очень рад. Александр Иванович, — дедуля приподнял белую кепку. — Позволите присесть?
Я тоже назвал себя и Челкаша и сказал, что всегда с удовольствием беседую с людьми старше себя, всегда у них учусь уму-разуму, и не забыл похвалить резьбу на палке старичка.
— Сам вырезал, — похвастался он. — Теперь-то многие деды себе такие же сделали… А вы, наверное, остановились в мотеле?
Я рассказал о поломке Малыша, кратко изложил нашу поездку и заключил:
— Надеюсь, у нас эта поломка последнее звено в цепи неприятностей.
— Дай бог! — сказал старичок. — Но вообще, скажу вам, неприятности закаляют нас, а удачи расслабляют. У меня этих самых неприятностей было — ого сколько! Еще в детстве помню, до войны, отец доверил мне пасти коз. Мы жили тогда в Кинешме. Там места похожи на эти, егорьевские. Были похожи, а как сейчас не знаю. Я потому и гуляю здесь, вспоминаю детство. Под старость, знаете ли, почему-то чаще всего вспоминается детство.
Рассказ старичка мы с Челкашом выслушали предельно внимательно.
— Так вот, значит, отец доверил мне пасти коз. Их надо было пасти на опушке леса. А рядом находилось поле овса. Козы все время принюхивались к посевам, но я отгонял их. Не дай бог, забредут в овес. За этим следил обходчик заика Иван, мужик с хищным носом. Он ходил с хлыстом, от него всегда разило самогонкой. Выпьет и горланит разухабистые песни… Ну, и вот однажды я закоптил стеклышко и стал смотреть солнечное затмение. Смотрел, смотрел, вдруг слышу: «Ну и что видно? Щас тебе покажу что видно! Козы твои видишь где?». Я взглянул в сторону, куда Иван указал хлыстом и увидел, что козы вошли в полосу овса. Я бросился к козам, но Иван схватил меня за рубашку, повалил, начал стегать хлыстом…
Челкаш положил лапу на колено старичка, давая понять, что если бы он был рядом с ним, он показал бы этому Ивану, где раки зимуют.
— Спина у меня потом болела страшно, — продолжил старичок, — но отцу я ничего не сказал. И как не странно, Иван не донес на меня…
Помолчав, старичок припомнил еще несколько неприятностей из детства, потом вспомнил, как в юности страдал, когда его не любила какая-то девушка. Этот грустный эпизод из его жизни Челкаш не стал слушать — он заметил среди гуляющих женщину с пуделем и побежал знакомиться.
— …Но, скажу вам, все эти неприятности закалили меня, — старичок твердым жестом воткнул палку в землю. — Я теперь неприятности встречаю, знаете как?
— Как?
— Весело, вот как! Я им, неприятностям то есть, говорю: «Вы меня хотите скрутить, но у вас ничего не получится. Я с вами поборюсь и разделаю вас под орех!».
— Мы с Челкашом точно так же относимся к неприятностям, — вставил я.
— А потом, скажу вам, в жизни все уравновешено, — старичок снова вынул палку из земли. — Ну, то есть, я хочу сказать, что в жизни радостей никак не меньше, чем неприятностей. Надо только уметь видеть хорошее. Все зависит от нашего взгляда, ведь так? — старичок встал и, приподняв кепку, попрощался. — Моя женушка уже заждалась меня к обеду. А вам удачи в дальнейшем пути.