Джеймс Олдридж - Дело чести
— Какая же это война! — сказал один из англичан.
— Отец рассказывал мне, что так делалось в прошлую войну, — ответил Брюер.
Грек подложил два больших камня под колеса, — это должно было заменить тормоза, на случай, если мотор опять запустится.
— Контакт!
— Контакт!
Им пришлось повторить все сначала несколько раз, прежде чем они запустили мотор; из выхлопной трубы вылетало сильное пламя, самолет, казалось, вот-вот оторвется от земли. Механик подавал газ небольшими дозами, отчего мотор то оглушительно ревел, то совсем замирал. Англичане смотрели и смеялись, как вдруг словно из-под земли появились два летчика грека. На голове у них были яйцеобразные греческие стальные каски. На том, что поменьше ростом, вместо военной формы были два теплых пальто и высокие, до колен, башмаки на шнурках.
Другой, высокий, с длинной бородой, улыбнулся англичанам и подошел к ним.
— Вы летаете вот на этом? — спросил Тэп, показывая на «Бреге». Он не знал, насколько грек владеет английским языком.
— Да, летаю. Наблюдаю. Имею снимки, делаю снимки. Понимаете?
Он указал на своего спутника в высоких зашнурованных башмаках и захохотал, закидывая голову назад. Маленький грек скривил рот в улыбку и начал натягивать лямки парашюта на свои два пальто. Бородатый летчик нахлобучил глубже свою стальную каску, открыл холщовый мешок, который держал в руке, и показал, что было внутри. Мешок был набит старыми башмаками, пустыми жестянками из-под консервов и бутылками…
— Бомб у нас нет — применяем вот это. Вполне достаточно, чтобы пугать итальянцев.
Он опять загрохотал в бороду и закинул голову назад. Тэп похлопал его по спине, он обнял Тэпа за плечи:
— Летим со мной сейчас? Сделаете снимки. А, инглизи?
— Вот на этом?..
— Ну и что ж? Добрая машина. Мы будем лететь низко. Сверху нас никто не заметит. А снизу — они не умеют стрелять. Только греки могут подстрелить нас. Греки стреляют в кого попало.
— Нет, спасибо, — сказал Тэп, и бородатый опять расхохотался.
— Моя фамилия Нитралексис. Я очень рад вам, инглизи. Будем летать вместе.
Хикки, молчавший до сих пор, растянул рот в улыбке так, что его светлые усы чуть не коснулись ушей. Он представил всю эскадрилью Нитралексису и маленькому греку, который назвался Папагос. «Мой генерал», — сказал Нитралексис, намекая на генерала Папагоса. Знакомясь, Нитралексис перед каждым щелкал каблуками. Потом он надел парашют, взобрался на переднее сиденье и стал подшучивать над Папагосом, который никак не мог вскарабкаться в кабину. Механики подсадили его, он мешком ввалился в кабину, и Нитралексис разразился оглушительным хохотом.
Один из механиков подал Нитралексису холщовый мешок. Нитралексис крикнул что-то по-гречески, другой механик опустился на четвереньки в грязь и выбил камни из-под колес. Самолет покатил по аэродрому, и англичане ждали, что он сделает поворот и оторвется от земли против ветра. Мотор заревел, самолет пошел быстрее, поплыл над землей, потом, весь трясясь, поднялся выше и по ветру стал набирать высоту. Маленький Папагос, высунувшись из кабины, держал наготове пулемет. Ствол пулемета торчал в воздухе, как мачта… Они сразу скрылись в тумане, хотя Квейль долго еще слышал шум мотора, с трудом преодолевающего высоту, и до него донеслись звуки выстрелов — это Папагос, летчик-наблюдатель, пробовал свой пулемет.
— Пропал пилот, — сказал Брюер, и все рассмеялись, вспомнив Нитралексиса.
— Он сумасшедший, — сказал Тэп.
Квейль сказал:
— Чем больше я вижу греков, тем больше убеждаюсь, что они выиграют войну, потому что все они сумасшедшие.
— Какие шансы могут быть у итальянцев при встрече с ним? — спросил Ричардсон.
— Тысяча против одного, — ответил Тэп. — Что он будет делать, если на него налетит целый полк «42»?
— А ему наплевать, — сказал Ричардсон.
— Не очень-то! Прямо скажу, если он вернется благополучно в такую погоду в этой корзине, тогда я поверю в чудеса.
— Куда к черту девались эти греки с горючим? — начал раздражаться Хикки.
Им пришлось еще долго ждать, пока подъехал грузовик с кучкой веселых греческих авиатехников, восседавших на его бортах, свесив ноги вниз. Меллас еще не появлялся, и Хикки крикнул сердясь: «Пошевеливайтесь, вы! Пошевеливайтесь! Живее!» Херси не отходил от грузовика, пока шла заправка, но это «нисколько не подгоняло греков. Они больше думали о бочках и бидонах, которые они опорожняли, — в каждом бидоне они оставляли немного бензина для себя.
К концу заправки туман сгустился еще больше, видимость стала еще хуже.
— Черт возьми, хоть бы прислали метеорологическую сводку! — продолжал сердиться Хикки. — Нельзя же вслепую сниматься с аэродрома в такую мерзкую погоду!
— Ничего, — сказал Тэп, — мы полетим за этим сумасшедшим греком, — интересно посмотреть, что с ним будет.
— Нет, на сегодня придется отставить. Проклятые греки! Где они, черт их побери, валандались столько времени?
Тэп в шутку стал доказывать Хикки, что непременно надо лететь, но был доволен не меньше остальных, когда Хикки заявил, что полет отменяется. Нельзя летать в такую погоду. Они уселись в автобус и поехали обратно в гостиницу.
8
Квейль тотчас же отправился в госпиталь и сказал девушке, сидевшей за столом, что ему надо видеть старшую сестру. Девушка покачала головой, и Квейль догадался, что сестра занята. Он уже собрался уходить, как вдруг его кто-то окликнул. Он обернулся. Это была Елена.
— Хэлло, — сказал он. — Вы приехали.
— Хэлло, — сказала она. — Вот и вы.
Квейлю сразу стало тепло, когда они крепко пожали друг другу руки.
— Значит, добрались? — сказал он.
— Это вы спрашивали обо мне у старшей сестры? Да, я добралась сюда благополучно.
— Я заходил узнать о вас. И побеседовал со старшей сестрой. — Квейль радостно улыбался, глядя на Елену, — она казалась такой серьезной.
— Вы напрасно обращались к старшей сестре.
— Почему? Она теперь мой лучший друг. Мы сейчас вместе пойдем к ней.
— Что вы ей говорили?
— Ничего.
Он взял ее под руку и повел.
— Она расспрашивала меня об отце, — сказала Елена серьезным тоном.
— Я только сказал, что ваш отец интересуется политикой.
— Это неосторожно.
— Сестра — хорошая женщина, — сказал Квейль.
— Как вы могли так скоро узнать ее? Не надо говорить о таких вещах.
— Ладно, пойдем к ней. Она плохого не сделает.
Квейль постучал в дверь старшей сестры. Она крикнула: «Эмброс!» — и они вошли. Сестра подняла глаза от стола, заваленного большими белыми карточками.
— Хэлло, сестра! — сказал Квейль, обращаясь к ней. — Я пришел к вам не один…
— А, мой инглизи!
— Это Елена Стангу, — пояснил Квейль, указывая на Елену.
Елена быстро сказала что-то по-гречески, и сестра кивнула головой.
— Простите, — обратилась Елена к Квейлю. — Я извинялась перед старшей сестрой.
— Она прекрасная девушка, — заметила сестра. — Она извинялась за вас.
— Благодарю. Надеюсь, вы не сочтете меня навязчивым.
— Что думает мисс Стангу?
— Я ее не спрашивал, — сказал Квейль.
Елена в недоумении смотрела на них, — она не знала, о чем идет речь.
— Вы превосходная пара. Она настоящая гречанка по внешности. Что-то турецкое и очень смуглая, — вы совсем блондин по сравнению с ней.
— Сестра думает, что мы должны пожениться, — сказал Квейль Елене. Он видел ее смущение, но чувствовал, что этот легкий разговор может приблизить его к ней больше, чем все, что он мог бы сказать ей.
— Мы слишком заняты, — ответила Елена. Она улыбнулась, чтобы скрыть смущение.
Сестра рассмеялась и предложила:
— Идите погуляйте по нашим грязным улицам.
— Я еще не кончила работы, — сказала Елена по-английски, обращаясь к сестре.
— Ничего. Я устрою, — ответила сестра тоже по-английски. Потом она добавила что-то по-гречески. Елена возразила, но сестра опять что-то быстро сказала, и Елена коснулась руки Квейля.
— До свидания, — сказал Квейль сестре. — Я постараюсь присмотреть за ней.
— Она присмотрит за вами, инглизи. Будьте уверены. До свидания.
— До свидания, — повторил Квейль. Идя молча по коридору, он слышал, как сестра тихо смеялась.
Туман и мрак окутывали улицы, и коричневая грязь под ногами приобретала зловещий вид. Улицы не были освещены по случаю затемнения. Елена и Квейль проходили мимо низких глиняных домишек и незастроенных участков, сливавшихся с полями. Густые ветви деревьев свисали над глиняными стенами.
Медленно шли они по дороге. Она взяла его под руку, — впервые она сделала это так легко и непринужденно, — однако продолжала молчать.
— Как вы сюда добрались? — спросил Квейль, чтобы нарушить молчание.
— С Лоусоном. Он ехал в своем автомобиле на фронт.
— Понимаю.
