Эрика Леонард Джеймс - Пятьдесят оттенков свободы (любительский перевод)

- Знаешь?

- Что ты любишь меня.

Я нахмурилась.

- Что?

- Потому что ты так сильно рисковала… ради меня, моей семьи. И ты все еще здесь.

Я нахмурилась еще сильнее. Он дотянулся до моей переносицы.

- У тебя здесь появляется маленькая «V», когда ты хмуришься, – прошептал он. – И она такая мягкая для поцелуя.

- Почему ты удивлен, что я все еще здесь? Я ведь сказала, что не оставлю тебя.

- Из-за того, как я повел себя, когда ты сказала мне о беременности.

Я заморгала, и его палец переместился на мою щеку.

- Ты была права, – пробормотал он. – Я подросток.

Вот дерьмо… Я так сказала. Мисс Подсознание посмотрела на меня: «Это его доктор так сказал!»

- Кристиан, я сказала много ужасных вещей... – он переместил свой палец на мои губы.

- Шшшш. Это моя очередь для страшилок на ночь, – выдохнул он. – Когда ты сказала, что беременна… – он остановился, – я думал, что у нас будет время только для нас двоих. Я думал о детях, но абстрактно. У меня было очень смутное представление, что у нас когда-то будет ребенок, когда-нибудь в будущем.

Только один?Нет… только не один ребенок… не как я. Возможно, сейчас не лучшее время, чтобы доносить ему эту мысль.

- Ты еще так молода, и я знаю, у тебя полно амбиций.

Амбиций? У меня? Серьезно?

- Что ж, ты выбила у меня землю из-под ног. Иисус, это было неожиданно! Никогда, за миллионы лет, когда я спросил, что случилось, я не ожидал услышать от тебя, что ты беременна, – он вздохнул. – Я был так зол. Зол на тебя. Зол на себя. Зол на каждого. И оно вернулось ко мне – то чувство, что не все под контролем. Я должен был уйти. Я пошел к Баннеру, но он был на школьном собрании, – Кристиан сделал паузу и выгнул бровь.

- Ирония… – прошептала я. Кристиан усмехнулся в согласии.

- Поэтому я шел, и шел, и шел... и просто опомнился у салона. Елена как раз уходила. Она была удивлена, увидев меня. И, по правде говоря, я тоже был удивлен, что оказался там. Она точно поняла, что я был зол. Спросила меня, хотел бы я выпить… Мы отправились в тихий бар, который я знал, и была лишь бутылка вина. Она извинилась за то, как вела себя при нашей последней встрече. Ей было больно от того, что мама не желает больше иметь с ней дело – это сузило круг её общения, но она понимает. Мы говорили о бизнесе, который хорошо идет, несмотря на спад… Я упомянул, что хочу иметь детей.

Я нахмурилась. Что?

- Я думала, ты дал ей понять, что я беременна.

Он моргнул.

- Нет, я не делал этого.

- Почему ты не сказал мне этого?

Он пожал плечами.

- У меня не было шанса.

- У тебя был.

- Я не мог найти тебя на следующее утро, Ана. А затем, ты так сердилась на меня...

Я покраснела.

- Именно так.

- В любом случае, в какой-то момент тем вечером, примерно на половине второй бутылки вина, она наклонилась и коснулась меня. И я замер, – прошептал он и вскинул руки к глазам.

Мои волосы встали дыбом. Что это было?

- Она увидела, как я отпрянул от нее. Это шокировало нас обоих, – его голос был тихим, очень тихим. Почему он не смотрит на меня? Я дернула его руку, и он опустил её, посмотрев мне в глаза.

Дерьмо. Его лицо побледнело, глаза широко распахнулись.

- Что такое? – выдохнула я.

Он нахмурился и сглотнул.

Ох… чего он не сказал мне? Хочу ли я это знать?

- Она попыталась соблазнить меня, – он был шокирован, я точно могла сказать это.

Весь воздух вышел из моих легких. Я почувствовала бессилие, опустошение, и, думаю, мое сердце остановилось.

Еб… Сука Тролль!

- Это был решающий момент, и все замерло. Она ничего не сказала, как такового, но она увидела мое выражение лица и поняла, что перешла границу. Я сказал... нет. Я не думал о ней так много лет и, кроме того… – он сглотнул. – Я люблю тебя. Я сказал ей: «Я люблю свою жену».

Я смотрела на него. Я больше не знала что сказать.

- Она сразу отступила. Снова извинилась, перевела все в шутку. Я имею в виду, что она сказала, что счастлива с Сэтом, и в бизнесе, и не причинит нам вреда. Она сказала, что скучает по нашей дружбе, но видит, что моя жизнь теперь с тобой. И как бы неловко это ни было, пожелала счастья, учитывая то, что случилось, когда мы все были в одной комнате. Я не мог надеяться на большее. Мы попрощались – это было наше окончательное прощание, и она ушла своим путем…

Я сглотнула; страх сковал мое сердце.

- Ты поцеловал её?

- Нет. Мы пожали руки. Это было лишь дружески.

Ох. Хорошо.

- Я был несчастен. Я хотел вернуться домой, к тебе. Но… Я знал, что повел себя ужасно. Я остался и, прикончил бутылку, принялся за бурбон. Пока я пил, я вспоминал, как ты говорила мне: «Если бы это был мой сын…» И я задумался о Джуниоре, я думал о том, как начались мои отношения с Ириной. Это заставило меня почувствовать себя… неудобно.

И вдруг в моей памяти что-то прояснилось, и я вспомнила шепот. Голос Кристиана: «…но увидев её в последний раз, я был шокирован. Ты знаешь… узнав о ребенке, я впервые почувствовал к ней… неприязнь».

Он говорил с Грэйс. Неприязнь, ха?

- Что такое?

- Много чего.

- Ох.

- Ох?

- Извини, – пробормотала я.

Он нахмурился.

- За что?

- Что была так зла на следующий день.

Он фыркнул.

- Детка, я понимал твою злость, – он замер, затем вздохнул. – Видишь ли, Ана, я хочу тебя для себя. Я не хочу делиться. У нас есть то, чего у меня никогда не было. Я хотел быть центром твоей вселенной, ты знаешь. Твоим солнцем с восхода до заката.

Ох, Кристиан!

- Так и есть. Это не изменится.

Он снисходительно усмехнулся, грустно посмотрев на меня.

- Ана, – прошептал он, – это просто неправда.

Слезы защипали в моих глазах.

- Как так может быть? – пробормотал он.

О, нет.

- Ох, дерьмо… Не плачь, Ана. Черт! Пожалуйста, не плачь, – он ласково коснулся моего лица.

- Мне очень жаль, – моя нижняя губа дрожала, а его палец гладил её, утешая.

- Нет, Ана, нет. Не сожалей. У тебя будет кто-то другой для любви. И ты права. Так и должно быть.

- Блип будет любить тебя так же, как я люблю тебя. Ты будешь центром его мира, – прошептала я. – Дети любят своих родителей безусловно, Кристиан. Такими они приходят в этот мир. Запрограммированными на любовь. Подумай об этом.

Его глаза расширились, когда он понял, к чему я веду. Он отказывался от этой своей стороны, качая подбородком.

- Нет, – прошептал он и замер.

- Да. Ты делал это, – мои слезы текли рекой, – конечно, любил. Это было без вариантов. Вот почему это так больно…

Он смотрел на меня: бледный, с широко распахнутыми зелеными глазами, сраженный. Он выглядел уязвимым.

- Именно поэтому ты способен любить меня, – выдохнула я. – Прости её. У нее была собственная боль в этом мире. Она была дерьмовой матерью, но ты любил её.