Герман Вук - Внутри, вовне
— Итак, из-за «Борхи нафши», — сказал я, слегка захмелев, — мир потерял великого талмудиста и приобрел безработного профессора физики.
— Ничего подобного. Мне и раньше это давно уже осточертело, — сказал Марк. — «Борхи нафши» — это величайшее поэтическое произведение; но отец повел себя так, что я возненавидел даже само это название. Порка была для меня только удобным предлогом, чтобы сбежать из дому.
— И ты не чувствуешь, что тебе этого не хватает?
— Не хватает чего?
— Талмуда? Торы? Идиша? — Марк показал головой. — Все это для тебя пустой звук? Я и сам не религиозен, но все-таки…
— Ты вернешься к религии, — сказал Марк. — Сейчас ты просто прогуливаешь урок. — Он указал пальцем на фотографию Бобби; я усмехнулся, но он продолжал: — Вот увидишь. У тебя было совсем другое воспитание. Будь мой отец умнее и добрее, я мог бы в конце концов стать ученым талмудистом, и ничем более. Это бессмысленное и никому не нужное занятие, но мне оно нравилось. Отец оказал мне лучшую в жизни услугу, когда он меня выпорол за то, что я не прочел «Борхи нафши».
— И ты совсем не веришь? Ни во что?
Бросив на меня холодный взгляд, Марк вылил себе остатки виски — набралось полстакана — и сделал большой глоток.
— Верю? Во что? Я кое-что знаю о мире. Не очень много и недостаточно, но то, что я знаю, я знаю.
— Что ты можешь знать о Боге? — спросил я, достаточно окосев для такого разговора. — Можно либо верить, либо нет.
— Ты ошибаешься, — сказал Марк заплетающимся языком. — Можно знать о Боке почти все, если только уметь задавать Ему правильные вопросы. Нужно научиться задавать вопросы, чтобы они были четкие и конкретные.
Марк допил виски, икнул и продолжал:
— Мой отец, например, не знает, что два атома водорода, соединившись с одним атомом кислорода, образуют молекулу воды. А это — Божья истина, и притом очень важная. Дэви, ты тоже этого не знаешь. Ты веришь в это, потому что ты об этом где-то прочел или тебе об этом сказал учитель. А я это знаю. Я задал вопрос, и Бог мне ответил — четко и ясно. Бог ответит и любому школьнику. Нужно только, задавая вопросы, исходить из здравого смысла, очень внимательно слушать Бога, не вилять вокруг да около и быть точным в вычислениях и измерениях. Виляние вокруг да около прямо противоречит тому, чего требует Бог. Бог точен. Безупречно, абсолютно точен. А все богословие — это виляние вокруг да около. Моисей три тысячи лет назад дал лучшие ответы, какие только возможны, а он не был богословом. — Марк потянулся и встал. — Ну и ну, я, кажется, крепко набрался. Бедная тетя Роза! Она мне нравилась. Мне будет ее недоставать. Спокойной ночи. Кстати, как тебе понравился мой скетч для Фанни Брайс?
— Я внес в него несколько поправок и отправил Голдхендлеру.
— Понимаю. Ты передал ему это говно. Быть по сему! — сказал Марк. — И, послушай, тебе надо бы как-то подсобить кельнерше с собакой. Положение обязывает, принц!
И он, спотыкаясь, отправился спать.
Глава 81
Побег
А теперь — об этой проклятой собаке.
Это был кудрявый терьер по кличке Тоби — несноснейшее существо. Тоби лаял, кусался и задирал любую собаку, которая встречалась у него на пути; едва завидев ее, он начинал рваться с поводка и просто заходиться от лая. Но если встречная собака делала хоть одно движение навстречу Тоби, он сразу же поджимал хвост и испражнялся на него; говорят, редко какая собака умеет это делать. Словом, Тоби был самый обыкновенный трус, притворяющийся большим забиякой.
Тоби невозможно было оставить в квартире одного. Обычно за ним присматривала миссис Уэбб, но если ей нужно было куда-то уйти, то Тоби выл и лаял, не переставая, пока она не возвращалась. Соседи много раз жаловались в полицию, и однажды Бобби спасла Тоби буквально в последний момент, когда его уже волокли к грузовику, подбиравшему бродячих собак. На этот раз она мне позвонила потому, что она не подоспела вовремя, и Тоби успели увезти на этом грузовике. Беда была в том, что Тоби — притом уже в четвертый раз — укусил соседку, пожилую нервную даму; соседка немедленно позвонила куда следует, и Тоби увезли на живодерню. Бобби была в отчаянии и просила меня что-нибудь сделать.
Боюсь, я не проявил должного сочувствия. У меня были причины не любить Тоби. Невзирая на мои отчаянные мольбы, Бобби два раза привозила Тоби в «Апрельский дом», и оба раза это привело к скандалам. В первый раз Питер Куот вернулся домой раньше, чем ожидалось. Мы с Бобби к тому времени уже вылезли из постели и оделись, так что в этом отношении все было в порядке. Однако не успел Питер войти в гостиную, как Тоби укусил его за ногу, и П итер поднял страшный крик: не столько потому, что укус был очень сильный — крови почти не было, — сколько потому, что Тоби порвал Питеру брюки. Бобби была очень смущена и обещала никогда больше не приводить Тоби с собой.
Однако же она нарушила свое обещание. Тоби очередной раз набедокурил, и Бобби боялась, что за ним приедет собачник. Не успел Тоби появиться у нас, как он прыгнул на кресло и справил на него большую нужду, после чего он стал носиться по комнатам, справляя и большую нужду и малую где придется. Ничего подобного я в жизни не видел. Бобби попыталась его поймать, но не тут-то было! В конце концов мы общими усилиями загнали его в угол и заперли в ванной, где он лаял, скулил, выл, скребся, размотал всю туалетную бумагу, опорожнил до отказа свой мочевой пузырь и пищеварительный тракт, съел крем для бритья и наконец уснул в ванне в куче нечистот.
Бобби разделась почти догола — что возбудило меня не больше, чем если бы ей было лет девяносто, — и начала ползать на карачках, чтобы вымыть и отскрести все, что Тоби нагадил. А я тем временем побежал — на беду, дело было в воскресенье — искать какую-нибудь лавку, где можно было купить пятновыводитель и дезодорант. Когда я вернулся, Бобби, все еще в неглиже, в изнеможении лежала на диване и проклинала Питера Куота за то, что ненавидит собак, и меня за то, что я напугал Тоби. Выходило, что это я был во всем виноват. Почему я такой жестокий? Она выкупала Тоби в ванне, помыла его под душем, оделась и ушла, продолжая осыпать меня проклятьями.
И вот теперь, год спустя, Бобби рыдала в телефонную трубку:
— Срулик, мне ужасно неприятно тебя беспокоить, но мне больше не к кому обратиться. Бедный Тоби! Эдди вообще ничего не умеет, не знаю, как он живет.
Впервые я услышал из уст Бобби что-то нелестное о человеке, который был лично знаком с Эйнштейном.
— Ладно, ладно, — сказал я. — Сегодня вечером уже ничего нельзя сделать. Давай поговорим об этом утром.
Утром мы взяли такси и поехали в собачий питомник, но Тоби там не было. Мне, честно говоря, не очень-то хотелось выручать этого вредного пса. Я намекнул, что, может быть, Бобби сумеет получить распоряжение судьи о возврате собачки, но это потребовало бы времени и денег, да и шансов на успех было мало, потому что соседка была твердо намерена добиться своего и избавиться от Тоби. Смотритель питомника посоветовал Бобби купить другую собаку и позабыть о Тоби.
Бобби немного поплакала, но, пока мы ехали обратно, успокоилась и даже стала расспрашивать меня о моей сестре Ли, о Питере Куоте и о Голдхендлере. Мне пришло в голову, что, может быть, на самом деле никакой беды с Тоби не стряслось и все это опять обман и предлог, чтобы меня заарканить. Но нет, вроде бы Бобби вполне искренне беспокоилась о своей собачке, и она знала, что если она меня позовет, я всегда откликнусь. «НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ ИМЕЙ С НЕЙ ДЕЛА» — грохотала у меня в мозгу одиннадцатая заповедь.
— Остановитесь здесь, пожалуйста, — сказал я таксисту. Он подрулил к дверям большого зоомагазина, в витрине которого прыгали и резвились собаки всех пород и размеров, и я купил Бобби новую собаку, чтобы покончить со всем этим делом.
* * *Это приобретение оказалось куда более благовоспитанным существом, чем Тоби, и Бобби была вне себя от радости. Через две недели после покупки, когда я приехал проведать новую собаку, она выросла чуть ли не вдвое; я в тот день одолжил папину машину и предложил Бобби прокатиться за город.
— Что это ты сегодня такой сияющий? — спросил меня Марк, когда я вернулся.
— Я так выгляжу?
— Кельнерша за тысячу долларов, — ответил Марк.
— Я ездил смотреть собаку, которую я ей купил.
— Интересно было бы познакомиться с этой девушкой.
— Нет ничего проще, — сказал я и поднял телефонную трубку.
Бобби удивилась, что я снова звоню так скоро. Я предложил устроить двойное свидание — мы с Марком плюс Бобби с Моникой — в «Золотом роге». Марк весь вечер всех смешил, и Бобби, я уверен, была ему за это так же благодарна, как я: он не давал нам погрузиться в грустные воспоминания. Из ресторана Марк ушел с Моникой, а я повез Бобби домой. Я боялся обратного путешествия в такси, но напрасно: Бобби была холодна и спокойна, и я, к собственному удивлению, заговорил о своей нынешней и в то же время давней дилемме: идти ли мне осенью на юридический факультет или еще год проработать у Голдхендлера?
