Изменчивость моря - Чан Джина
– Ну все, достаточно, – отрезал Апа. – Ты ляжешь спать вообще без ужина, если собираешься так себя вести.
Я так и поступила. Я отправилась готовиться ко сну, сняла школьную форму и аккуратно сложила ее, надела пижаму, почистила зубы и даже не забыла сто раз расчесать волосы, чтобы они блестели, как учила меня Умма. «Нам с тобой повезло, что у нас густые волосы, но важно заботиться о них, – всегда говорила она. – Если этого не делать, они станут ломкими и секущимися».
Уммы не было целую неделю. В течение этого времени я возвращалась домой из школы на машине с девочкой по имени Эми, которая жила через улицу и которая мне не нравилась, потому что она все время задавала глупые вопросы – о домашнем задании и о том, почему у меня нет братьев или сестер. У Эми были два младших брата, одна старшая сестра, собака и морская свинка.
– У вас вообще нет домашних животных? – спросила Эми.
– У меня есть домашний осьминог, – ответила я. – Ее зовут Долорес, она переливается всеми цветами радуги, а еще она большая, как дом.
Глаза Эми сузились.
– Я тебе не верю, – заявила она. – Ничье домашнее животное не может быть размером с дом.
Я пожала плечами.
– Она и не живет в нашем доме. Она живет в океанариуме, и она очень умная. Она такая умная, что, наверное, могла бы съесть тебя, если бы захотела.
– Давайте будем добры друг к другу, девочки, – прервала нас мама Эми с водительского сиденья. Эми дулась всю оставшуюся дорогу домой.
После того, как они высаживали меня, я обычно заходила в дом, готовила себе бутерброд, смотрела телевизор и делала домашнее задание. Я выключила звук телепередачи, чтобы суметь расслышать гудки телефона или звонок в дверь, просто на случай если Умма вернется. Без нее дом казался еще более пустым. Мы с Апой ели только пиццу и китайскую еду навынос, и я все время чувствовала усталость. «Пожалуйста, вернись, – просила я, глядя на телефон или на входную дверь и думая, каким образом я могла бы стать лучше, настолько хорошей, чтобы она никогда больше не покинула нас. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста».
Что касается разбитой кружки на кухонном полу, то несмотря на все усилия Апы навести порядок, по прошествии времени мы все равно продолжали находить маленькие керамические черепки то тут, то там. Независимо от того, как внимательно мы осматривались, как тщательно подметали или пылесосили, в углах кухни всегда оставалось еще предостаточно крошечных кусочков зеленой шрапнели, похожих на следы недавней битвы или артефакты исчезнувшей цивилизации.
Глава 5
Настоящее время
На следующее утро я просыпаюсь в ужасном настроении. Я предполагаю, что это из-за алкоголя, выпитого накануне, пока не вспоминаю, что Юнхи сказала мне вчера о продаже Долорес. Я задвигаю эту мысль в самый угол сознания и снова погружаюсь в сон, пока телефонные будильники не начинают кричать разными голосами, требуя, чтобы я проснулась.
Нажав кнопку «Отложить», я сонно чищу зубы, потом замечаю текстовое сообщение от моей мамы – длинную строку на корейском, мелькающую на моем экране. Я не хочу это читать, сидеть и разбирать буквы, пытаясь полностью понять их значение – на что у меня всегда уходит несколько минут – поэтому я этого не делаю. «Если бы случилось что-то срочное, она бы позвонила», – говорю я себе, чтобы попытаться унять спазм в животе, который неизбежно возникает там всякий раз, когда я думаю о своей матери.
Я торопливо выполняю остальную часть своей утренней рутины – ополаскиваю лицо холодной водой, чтобы выглядеть более живой, наношу тоник, сыворотку и всю прочую ерунду, которую Юнхи заставила меня купить год назад, когда настаивала на том, что я не могу просто намазать лицо лосьоном для тела и надеяться на лучшее.
– Мы уже взрослые, – ворчала она, таща меня по торговому центру. – Мы должны заботиться о своей коже.
– Что плохого в том, чтобы мазать лосьон для тела на лицо? Разве мое лицо не является частью моего тела? – запротестовала я.
– Ни в коем случае, – отрезала она, выбирая сыворотки с надписью «Для комбинированной кожи». – Твое лицо – это твое лицо.
– Что значит «комбинированная кожа»? – спросила я идеально накрашенную девушку, снисходительно смотревшую на нас, стоящих перед ней с корзинкой в руках. У нее была кожа цвета свежевыпавшего снега, и ей могло быть сколько угодно лет – на пять меньше, чем нам, или на пять больше. Она протянула руку и опустила мне в корзинку один из их наборов и образец продукта, на котором значилось «Маска для волос».
– Это означает, что кожа одновременно жирная и сухая, – сказала она, протягивая мне зеркало, в котором мои поры казались лунными кратерами. – Например, видите, как блестит ваша Т-зона, но область вокруг носа при этом сухая?
– Лучшее из обоих миров, – пошутила я, но ни она, ни Юнхи не рассмеялись.
Тэ с одобрением отнесся к косметике, которую купила мне Юнхи.
– Значит, предполагается, что, если использовать все это, кожа станет по-настоящему хорошей?
– В том и смысл, – сказала я, листая страничку компании по уходу за кожей и показывая ему яркие фотографии ее многочисленных моделей со свежими лицами и блестящими глазами. – По-видимому, идеальное состояние для кожи – максимально увлажненное. Намазала крем и – вперед.
Меня охватило желание послать Тэ какие-нибудь средства по уходу за кожей как раз в тот момент, когда он уехал в пустыню. Конечно, его кожа иногда будет высыхать, несмотря на, несомненно, контролируемую климатическую обстановку в капсуле, где он и другие стажеры-добровольцы окажутся. Тэ, как и большинство парней, довольствовался минимальным набором средств по уходу за собой, включавший шампунь, который одновременно с этим выполнял функцию геля для душа, – Юнхи была бы в ужасе, – но ему как будто и не требовалось ничего другого. Он всегда казался мне таким привлекательным, что я иногда вообще не понимала, почему он встречался со мной. Это заставляло меня задуматься, что я начала играть не в своей категории, когда дело дошло до отношений с ним. Когда мы появлялись где-нибудь вместе, другие девушки всегда смотрели на меня так, словно не могли поверить в мою удачу. «Я тоже», – хотелось мне им сказать.
Я стараюсь не слишком задумываться о том, как выгляжу в последнее время, поскольку единственные люди, с которыми я регулярно встречаюсь – это мои коллеги, но сообщение Уммы, пришедшее этим утром, заставляет меня чувствовать себя неловко, словно я нахожусь под ее наблюдением. Я изучаю себя в зеркале, отмечая припухлости под глазами. Я вообще-то плохо сплю.
Ожидая, пока сварится кофе, я украдкой бросаю беглый взгляд на телефон, опасаясь, что он затребует от меня слишком многого, если я уделю ему чуточку больше внимания. Я заранее могу сказать, что чтение сообщения от Уммы займет у меня по крайней мере несколько минут.
Родители водили меня в школу корейского языка на протяжении нескольких мучительных лет, прежде чем мы совместно решили, что я перестану ходить туда, где мне все ненавистно. Я ненавидела занятия по субботам, в день, когда все остальные в мире могли как следует выспаться и расслабиться после долгой школьной недели, и меня жутко бесило, что родители Юнхи никуда не заставляли ее ходить, так как она родилась в Корее и свободно говорила на родном языке. Больше всего меня раздражало то, насколько банальные нам давали упражнения, и тот факт, что большинство рассказов и стихотворений, которые нам приходилось читать для развития навыков понимания языка, были о детях с именами типа Миенг и Чулсу, которые собирали опавшие листья или обсуждали выпавший снег. Никто из моих знакомых так не разговаривал. Но я пробыла там достаточно долго, чтобы научиться читать, писать и понимать язык примерно на уровне четвероклассницы, чего в большинстве случаев было достаточно.
