Харуки Мураками - Хроники Заводной Птицы
И все-таки я вошел в калитку. Вошел и быстро затворил ее за собой. Была не была! Будь что будет. Если что-то хочет произойти, пусть произойдет. Мне все равно.
Я пересек участок, внимательно оглядываясь по сторонам. Мои теннисные туфли неслышно ступали по траве. В саду росло несколько невысоких фруктовых деревьев, названий которых я не знал, и был разбит довольно большой газон. Но сейчас здесь все так заросло травой, что ничего нельзя было разобрать. Уродливый плющ мертвой хваткой заключил в свои объятия пару чахлых фруктовых деревьев, казалось, скончавшихся от удушья. Кусты османтуса вдоль забора сплошь покрывала какая-то отвратительная белесая плесень. У самого моего уха назойливо зудела крошечная мушка.
Пройдя мимо каменного изваяния, я подошел к белым пластиковым стульям, составленным под карнизом. Самый верхний в этой пирамиде был покрыт толстым слоем пыли, но стоявший под ним оказался не таким запачканным. Я вытер его рукой и сел. Место, где я обосновался, укрывали от дорожки буйно разросшиеся сорняки, и увидеть меня оттуда было нельзя. От дождя защищал козырек крыши. Я сидел, смотрел на участок, впитывавший в себя мелкий дождь, тихонько насвистывал и не сразу сообразил, что вывожу увертюру из «Сороки-воровки» — ту самую, что слушал, когда странная женщина своим телефонным звонком помешала мне варить спагетти.
Я сидел в саду, где кругом не было ни души, глядел на траву и каменную птицу, свистел, безбожно фальшивя, и мне казалось, будто снова наступило детство. Никто не знал о моем укрытии и не мог меня здесь увидеть. Убедившись в этом, я совершенно успокоился.
Поставив ноги на перекладину стула и подтянув к груди колени, я облокотился на них и подпер щеки ладонями. Закрыл на минуту глаза. Вокруг по-прежнему стояла тишина. Темнота под закрытыми веками напоминала затянутое тучами небо, только серый цвет был немного темнее. Время от времени словно кто-то невидимый накладывал на этот фон новый оттенок, чуть отличавшийся от предыдущего. Серый с примесью золота, с добавками зеленого, красного. Я даже обалдел от такого обилия оттенков серого цвета. Странное создание человек: стоит минут десять посидеть с закрытыми глазами, и открывается поразительное многоцветие.
Бездумно перебирая в голове образцы серого цвета, я опять начал насвистывать.
— Эй! — раздался вдруг чей-то голос.
Я испуганно открыл глаза. Наклонившись и вытянувшись вперед, посмотрел поверх сорняков на калитку. Она была открыта. Распахнута настежь. Ясно, что следом за мной в нее кто-то вошел. Сердце сильно забилось.
— Эй! — послышалось снова, и из-за статуи появилась девчонка, загоравшая в прошлый раз в саду напротив. На ней была та же бледно-голубая майка «адидас» и шорты. Она по-прежнему слегка прихрамывала. Не было только солнечных очков.
— Что вы здесь делаете? — спросила она.
— Веду поиски кота, — ответил я.
— Правда? Что-то непохоже. Вы просто сидите и свистите с закрытыми глазами. Так котов не ищут.
Я почувствовал, что краснею.
— Мне лично все равно, — продолжала девчонка. — Но вдруг вас увидит кто-нибудь незнакомый. Подумает, что вы извращенец. А вы правда не извращенец?
— Думаю, что нет.
Девчонка подошла ко мне и после тщательного осмотра выбрала из составленных под карнизом стульев тот, что почище. Учинив ему еще одну строгую проверку, она поставила его на землю и села.
— Что это вы свистели? Совсем никакой мелодии. Вы случайно не педик?
— Да вроде нет. А почему ты так подумала?
— Я слышала, что педики свистеть не умеют. Это правда?
— Понятия не имею.
— Мне вообще-то без разницы — педик, извращенец или еще кто, — заявила девчонка. — Вас, кстати, как зовут? Трудно разговаривать, когда имени не знаешь.
— Тору Окада.
Девушка несколько раз повторила мое имя.
— Так себе имечко, да?
— Как сказать, — ответил я. — Мне всегда казалось, до войны был такой министр иностранных дел — Окада[14].
— Я в этом ничего не понимаю. История мне не дается. Ну ладно. А может, у вас какое-нибудь прозвище есть? Что-нибудь попроще, чем Тору Окада.
Я тщетно пытался вспомнить, было ли у меня когда-нибудь прозвище. Ничего похожего. Интересно, почему?
— Нет у меня прозвища.
— Ну, например, Медведь? Или Лягушка?
— Нет.
— Ну давайте же, — настаивала она. — Придумайте что-нибудь.
— Заводная Птица, — произнес я.
— Заводная Птица? — переспросила девчонка и уставилась на меня, раскрыв рот. — Это еще что такое?
— Заводная Птица, — сказал я. — По утрам, сидя на дереве, она подкручивает пружину нашей жизни.
Девчонка опять пристально посмотрела на меня.
— Я только что это придумал, — вздохнул я. — Эта птица каждый день прилетает к нам и кричит с соседнего дерева: Кр-р-р-ри-и-и… Но ее пока никто не видел.
— Хм! Ладно. Раз так — буду звать тебя Заводной Птицей. Тоже язык сломаешь, но все же гораздо лучше, чем Тору Окада.
— Спасибо.
Девчонка изменила позу: уселась на стул с ногами и уткнулась подбородком в колени.
— А тебя как зовут? — поинтересовался я.
— Мэй Касахара. Мэй… это от месяца май.
— Ты родилась в мае?
— Чего спрашивать? Вот было бы смеху, если б я родилась в июне, а меня вдруг назвали Мэй.
— И то правда. Как я понимаю, в школу ты так и не ходишь?
— Я долго за тобой наблюдала, Заводная Птица, — проигнорировала мой вопрос Мэй. — Из комнаты в бинокль видела, как ты вошел через калитку. У меня всегда под рукой маленький бинокль, чтобы наблюдать за дорожкой. Ты, наверное, не знаешь: здесь разные люди ходят. И не только люди. Животные тоже. А что ты здесь делал все это время, пока сидел один?
— Да ничего особенного, — сказал я. — Думал о прошедших днях, свистел.
— Ты какой-то чудной, — заявила Мэй Касахара, грызя ногти.
— Вовсе нет. Все люди так поступают.
— Может быть. Но кроме тебя, никто не ходит специально для этого к соседям, в пустой дом. Если делать нечего, то думать о прошедших днях и свистеть можно и в своем саду.
В ее рассуждениях была железная логика.
— Ну как? Нобору Ватая еще не вернулся домой? — спросила Мэй.
Я покачал головой:
— А тебе после нашей встречи он на глаза не попадался?
— Коричневый, полосатый, кончик хвоста чуть изогнут? С тех пор я тоже его ищу, но что-то не видно.
Мэй вытянула из кармана шорт пачку «Хоупа», прикурила от спички. Сделав несколько затяжек, посмотрела мне в лицо:
— Слушай, у тебя волосы не выпадают?
Я непроизвольно провел рукой по волосам.
— Да не здесь, — сказала девушка. — У лба. Тебе не кажется, что они растут чересчур высоко?
— Как-то не замечал.
— Зато я заметила. Вот здесь ты и начнешь лысеть. Волосы будут отступать все выше и выше. Вот так. — Мэй крепко схватила себя за волосы, оттянула назад и показала мне открывшийся белый лоб. — Обрати на это внимание.
Я дотронулся до волос на лбу. Вроде их действительно поубавилось. А может, только воображение. Мне стало немного не по себе.
— Ты говоришь: обрати внимание. А что, по-твоему, надо делать?
— Здесь ничего не поделаешь, — сказала Мэй. — Против облысения нет средств. Человек, которому судьба облысеть, все равно облысеет, когда придет его время. И ничем это не остановишь. Вот говорят: чтобы не было лысины, волосам нужен хороший уход. Но это все неправда. Самое настоящее вранье. Сходи на вокзал Синдзюку[15] и посмотри на бродяг, которые там спят. Ни одного лысого не найдешь. Думаешь, они каждый день моют голову шампунем «Клиник» или «Видал Сэссон»? Или втирают какой-нибудь лосьон? Косметические фирмы что хочешь скажут, чтобы выкачать деньги из таких, как ты.
Ее слова произвели на меня впечатление.
— Твоя правда, — сказал я. — И откуда ты столько знаешь о лысинах?
— Я уже довольно долго подрабатываю тут по соседству в одной фирме, где делают парики. В школу я не хожу, свободного времени — навалом. Заниматься приходится анкетами, опросами и прочей ерундой. Поэтому я все про лысых знаю. У меня полно об этом всякой информации.
— Хм!
— Но знаешь, — продолжала девчонка, бросив на землю окурок и наступив на него, — в этой фирме строго запрещено говорить «лысый» или «плешивый». Вместо этого нужно сказать «у человека фолликулярные проблемы». «Лысый» — это дискриминационный термин. Каково, а? Я как-то ляпнула «человек без растительности на голове», так они там чуть с ума не посходили. «Шутки здесь неуместны, девушка». Они все такие серье-е-езные. Во как. Люди вообще ужасно серьезные.
Я достал из кармана карамельку, бросил ее в рот и предложил такую же Мэй. Она покачала головой и вынула из пачки новую сигарету.
— Послушай, Заводная Птица! Ты ведь безработный? Ничего еще не нашел?