Харуки Мураками - Хроники Заводной Птицы
— Мальта Кано сказала, что он отыщется. Причем где-то вне нашего дома.
В темноте я почувствовал на себе взгляд Кумико.
— То есть ты ей веришь?
— Начинаю верить.
— Так скоро ты и с моим братом начнешь разговаривать, — довольно произнесла жена.
— Все может быть, — отозвался я.
Кумико заснула, а я продолжал думать о Номонхане. Все солдаты спали. Небо над головой было усеяно звездами, громко стрекотали армии сверчков. Шумела река. Слушая ее течение, я заснул.
5. Страсть к лимонным карамелькам
Птица, которая не могла летать, и высохший колодец
Покончив с завтраком, я сел на велосипед и направился к станции, в химчистку. Хозяин — тощий человек лет пятидесяти, с глубокими морщинами на лбу — слушал оркестр Перси Фэйта, что звучал из стоявшего на полке музыкального центра. Это был большой «Джей-ви-си» с дополнительными выносными динамиками. Рядом высилась целая гора кассет. Оркестр во всем блеске звучания струнных выводил «Тему Тары». Хозяин, насвистывая под музыку, в глубине заведения энергично разглаживал сорочку паровым утюгом. Я подошел к прилавку и, извинившись, объяснил, что в конце прошлого года мы сдали в чистку галстук и забыли получить его. Мое появление в полдесятого утра в этом спокойном мирке было равносильно прибытию гонца с дурными вестями в греческой трагедии.
— Квитанции, конечно, у вас нет? — произнес хозяин каким-то бестелесным голосом, обращаясь не ко мне, а к календарю, висевшему рядом с прилавком. На июньском листе календаря красовался альпийский пейзаж — зеленая долина с привольно пасущимся стадом коров и контрастные белые облака, плывущие на фоне Монблана, Маттерхорна или какой-то другой вершины. Затем хозяин перевел взгляд на меня. При этом на его лице будто было написано: «Лучше бы ты не вспоминал о своем чертовом галстуке!» Взгляд был очень прямой и красноречивый.
— Говорите, в конце года? Ну и ну! Ведь полгода уже прошло. Ладно, пойду поищу, но за результат не отвечаю.
Он выключил утюг, водрузил его на подставку и, насвистывая мелодию из фильма «Лето в местечке», зашуршал чем-то в подсобке.
«Лето в местечке» я смотрел в школе вместе с подружкой. Там играли Трой Донахью и Сандра Ди. Был сеанс повторных фильмов — вместе с «Летом в местечке» показывали «Погоню за мальчишками» с Конни Фрэнсис. Фильм был так себе, но, услышав тринадцать лет спустя в химчистке эту музыку, я понял, что вспоминаю то время с удовольствием.
— Так вы говорите: синий в горошек? — спросил хозяин химчистки. — Фамилия — Окада?
— Да-да, — ответил я.
— Вам повезло.
Вернувшись домой, я сразу позвонил на работу Кумико.
— Галстук нашелся.
— С ума сойти! Вот молодец! — послышалось в ответ.
Прозвучало ненатурально — как у матери, расхваливающей сына за хорошие отметки, — и оставило какой-то неприятный осадок. Надо было позвонить во время обеда.
— Я очень рада. Ты извини, но у меня сейчас на линии один человек. Позвони попозже, в обед.
— Хорошо, — сказал я.
Положив трубку, я взял газету и вышел на веранду. Как обычно, улегся на живот, развернул страницу с объявлениями о работе и не торопясь прочел от корки до корки столбцы, сопровождавшиеся непонятными кодами и значками. Каких только профессий в мире нет! Все в аккуратных рамочках расставлены по своим местам — как могилы на схеме нового кладбища. Но, как мне показалось, отыскать там подходящую работу практически невозможно. В рамочки заключены сведения и факты, правда, отрывочные. Насколько то, что там написано, не противоречит вашим представлениям? Ряды фамилий, знаков и цифр мелко рассыпались по страницам и напоминали развалившийся скелет неизвестного животного, уже не подлежащий восстановлению.
Всякий раз, когда я долго рассматривал страницы с объявлениями, на меня нападало какое-то оцепенение. Что, собственно говоря, мне нужно, куда теперь идти или куда не идти? Ответы на эти вопросы давались все труднее и труднее.
По обыкновению, с верхушки какого-то дерева раздался крик Заводной Птицы. Кр-р-р-ри-и-и… Я отложил газету, поднялся и, облокотившись на перила веранды, посмотрел в сад. Спустя какое-то время птица вновь подала свой скрипучий голос с верхушки соседской сосны. Я всматривался в ветви дерева, стараясь обнаружить птицу, но разглядеть ее так и не смог. На ее присутствие намекали только крики. Это повторялось из раза в раз. Пружина жизни на новый день была заведена.
Еще не было десяти часов, когда начался дождь. Такой мелкий, что понять, есть дождь или нет, можно было, только как следует присмотревшись. Мир существует в двух состояниях: когда идет дождь и когда нет. Где-то между ними пролегает граница. Я еще немного посидел на веранде, настойчиво пытаясь разглядеть эту линию, — она должна проходить где-то здесь.
Непонятно, чем занять время, оставшееся до ленча: то ли пойти поплавать в наш муниципальный бассейн, то ли отправиться на дорожку искать кота. Глядя на моросящий в саду дождь, я раздумывал, какой из вариантов выбрать.
Бассейн или кот?
В итоге победил кот. Мальта Кано заявила, что в наших местах его больше нет. Но в то утро у меня возникло непреодолимое желание отправиться на поиски снова. Охота за котом уже стала частью моей повседневной жизни. Кроме того, если Кумико узнает, что я опять его разыскивал, она будет довольна. Я надел тонкий плащ, решив обойтись без зонтика. Влез в теннисные тапочки, положил в карман плаща ключи от дома и горсть лимонных карамелек и вышел на улицу. Пройдя через сад, я уже положил руку на стену, собираясь перелезть, как услышал телефонный звонок. Застыв в этой позе, прислушался, но не смог разобрать, где звонят — у нас или у соседей. По моим наблюдениям, стоит выйти из дома, как все телефоны начинают звучать одинаково. Я махнул рукой, перебрался через преграду из блоков и очутился на дорожке.
Через тонкие подошвы теннисных тапочек я чувствовал, какая мягкая под ногами трава. Стояла необычная тишина. Я замер, сдерживая дыхание и прислушиваясь, — но никаких звуков не доносилось. Телефонные звонки прекратились. Ни птичьего крика, ни шума улицы. Небо сплошь затянуто серым цветом. В такие дни облака, казалось, поглощают звуки на поверхности земли. И не только звуки, но и многое другое. Например, чувства и ощущения.
Засунув руки в карманы плаща, я по узкой дорожке добрался до заброшенного дома. Он по-прежнему стоял на месте, вокруг было тихо. Двухэтажный дом с наглухо заколоченными ставнями мрачно возвышался под нависавшими серыми тучами. Он напоминал грузовое судно, наскочившее в бурю на скалы и брошенное экипажем. Если б не подросшая со времени моего последнего визита трава, можно было бы предположить, что время остановилось здесь по какой-то неведомой причине. Трава ярко зеленела после лившего несколько дней дождя, источая первобытные запахи, роднящие все, что пускает в землю корни. В самой середине этого травяного моря в той же позе, что и в прошлый раз, стояла каменная птица, раскинув готовые к полету крылья. Но в воздух ей, конечно, не подняться. Это было ясно и мне, и ей. Птица обречена стоять тут и ждать, пока ее не увезут куда-нибудь или не разобьют на куски. Другой возможности покинуть сад у нее нет. Здесь лишь порхала над травой маленькая белая бабочка, появившаяся на свет с опозданием, когда сезон бабочек уже прошел. Своими неуверенными движениями она напоминала человека, забывшего, что ищет. После пяти минут бесплодных поисков бабочка куда-то сгинула.
Посасывая лимонную карамельку, я оперся о проволочную сетку и поглядел в сад. Никаких признаков кота. Вообще никаких признаков чьего бы то ни было присутствия. Место напоминало застоявшийся водоем, течение в котором остановила какая-то могучая сила.
Вдруг показалось, что за спиной у меня кто-то есть. Я обернулся, но никого не обнаружил. На другой стороне дорожки виднелась лишь ограда и маленькая калитка, у которой в прошлый раз стояла девушка. Но теперь калитка оказалась закрытой, и участок за забором был пуст. Сыро и тихо, пахнет травой и дождем. А еще — моим плащом. Под языком перекатывалась наполовину растаявшая лимонная карамелька. Я глубоко вздохнул, и все запахи соединились в один. Еще раз огляделся — вокруг по-прежнему никого. Хорошенько прислушавшись, я разобрал доносившийся издалека глухой рокот вертолета. Кто-то летал над облаками. Звук удалялся, и скоро над округой снова повисла тишина.
В проволочную сетку, окружавшую участок опустевшего дома, была вделана калитка, тоже из сетки. Я толкнул ее, и она легко отворилась, словно приглашая войти. «Ничего страшного, все очень просто, заходи — и все», — зазывала калитка. Однако вторжение на чужой участок, даже если на нем стоит лишь пустой дом, — нарушение закона. Чтобы понять это, нет нужды обращаться к познаниям в юриспруденции, которые я накопил за восемь лет. Если кто-нибудь из соседей заметит меня в заброшенном доме и, заподозрив в нехороших намерениях, сообщит в полицию, те тут же примчатся и учинят мне допрос. Я скажу, что разыскиваю кота; он пропал, и за ним приходится рыскать по всей округе. Полицейские станут выяснять мой адрес, чем я занимаюсь. Придется признаться, что я безработный. Это наверняка вызовет у них подозрения. В последнее время полицейские стали страшно нервными из-за террористов-леваков. Они втемяшили себе в голову, что по всему Токио разбросаны подпольные склады, где леваки прячут винтовки и самодельные бомбы. Может статься, начнут звонить на работу жене, чтобы проверить мои слова. Если дойдет до этого, Кумико, боюсь, страшно расстроится.
