Андроник Романов - 1надцать (сборник)
– Ну давай. Развлеки старика.
Я вытащил из кармана айфон, открыл фото и положил аппарат на стол перед Димоном. Секунды три Димон молча таращился в экран, потом ткнул в него пальцами, увеличил изображение.
– Откуда это у тебя? – хрипло спросил он.
– Я же сказал. Из Фейсбука. Какая разница?
– Это моя Алинка… А это, значит, типа ее крымская подруга… Это ведь Вяхеревский сынок?
– А ты уверен что это она?
– Это ее любимый сарафан. Ну да, этого хмыреныша я в то утро видел… Во дворе…
– Так он совсем еще пацан.
– А ты думаешь сколько ей лет? Пацан… Ей самой двадцать один… Вчера, кстати, исполнилось… Вот тебе и история, брат.
Димон встал, шаркая шлепанцами дошел до кухонного шкафа, открыл дверцу, достал бутылку виски и два бокала:
– Поехали в «16 тонн»! Счастье, брат, это, в конце концов, обнаружить, что всю свою жизнь ты был женат на девушке своей мечты, а не жениться на девушке своей мечты, а потом, в конце понять, что она никогда не была девушкой, а такой и родилась – тупой, жадной и похотливой бабой… Поехали, а?
– Сочувствую, но… Извини. Не сегодня, – я поднялся, взял со стола айфон, сунул его в карман – Слишком много событий для одного дня. Пойду. Держись.
* * *Дожидаться лифта не стал, вышел на темную лестницу. На площадке между шестым и седьмым этажами было открыто окно. Я остановился. В небе, над соседней девятиэтажкой висела полная луна. Какое-то необъяснимое разочарование до невозможности продолжения жизни настигло меня вдруг. Я заставил себя прикрыть окно, увидел свое лицо в отражении, подмигнул и криво усмехнулся:
– Вокруг семь с половиной миллиардов людей… А ты думаешь о каком-то там одиночестве.
В кармане зажужжало. Я нехотя достал телефон. Это была смс-ка от Насти: «Я знаю, кто на фото. Ты не поверишь! Я оказалась права!»
Глубина
А вот и он – старый крылатый пылесос с синей надписью «Трансаэро». Поднимаюсь по трапу, вхожу в фюзеляж, в чрево – судя по запаху – сундука для хранения антикварного постельного белья, присыпанного чем-то неожиданно аэрокосмическим. Пузатые телевизоры над креслами подешевевшего от времени бизнес-класса и – свежая блузка стюардессы с легкомысленной пуговкой над пуш-апом. Я ее замечаю сразу.
Монотонно напоминая майского жука, сооружение бежит по взлетно-посадочной, отрывается и зависает на два с половиной часа между Москвой и Симферополем. Все! Три дня ни о чем не думать. Немного переговоров, отчет шефу и полнейшее радиомолчание – ни звонков, ни интернета. Повод наконец-таки выспаться.
Эта, с пуговкой, улыбаясь, косится то ли на меня, то ли на мой темно-синий семисотдолларовый «пармиджани». Хороший костюм – весомый аргумент. Подозвать и вполголоса предложить что-нибудь в меру экзотическое и дорогое – не сидеть же ей, такому ангелу в прямом и переносном, в местной гостинице, в – страшно сказать! – номере для летного состава. Достаточно разбудить ее девичье «А вдруг это он/тот самый случай (нужное подчеркнуть)…», и она кивнет. Главное, как говорит наш главный бухгалтер, совпасть ложбинками и бугорками. Но эта, вроде бы волнующая, фривольность разворачиваться не желает, потому что глаза мои уже закрыты, и я уплываю в ровное гудение турбин.
* * *– Андрей Сергеевич, вы меня слушаете?
– Да, – киваю я, – Простите, много работы, еще этот перелет…
Я стою у окна в симферопольском гостиничном офисе, смотрю туда, где за деревьями и домами должно быть море.
– Я говорил, что протяженность прилегающей береговой полосы – пятьсот семьдесят метров. Дно каменистое, пологое, пляж можно песком засыпать. Фундамент, сами знаете, семь лет стоял. Подрядчиков мы вам обеспечим. Будет шикарный санаторий.
– Отель, – поправляю я.
– Ну да, отель, – соглашается он.
На этот раз я покупаю недостроенный профсоюзный пансионат под Гурзуфом. Не сам, конечно. Моя задача – оценить участок, коммуникации, инфраструктуру и начать переговоры. Если закрою сделку качественно и быстро, как я обычно и делаю, получу обещанный опцион на кусочек активов нашего агентства – пятьсот рублей уставного капитала, офисный стул, стол и, наверное, степлер. Если серьезно, опцион – это доступ к результирующей кормушке. Дивиденды у нас, как говорит главбух, регулярнее зарплаты, и это реальный, если не единственный шанс, не влезая в ипотеку, переехать из хрущевской пещеры в приличную квартиру. Дело, вроде как, не заковыристое – собственник согласен на все, лишь бы платили, конкурентов нет, некому перебить по цене. Конторе – земля под строительство с дальнейшей продажей объекта, а мне – море и три дня на восстановление персональной корпоративной лояльности.
Меня в конторе не любят, и есть за что. Я – старший в отделе, на корпоративах не бухаю до хоровых песен и сортирных адюльтеров, в сорок пять в моей шевелюре не больше десятка седых волос, а на моем столе периодически появляются книги с непонятными словами, типа «экзистенциализм» или «викторианская». Все вышеперечисленное в совокупности – отличный способ хронически выбешивать наше пассивно-агрессивное большинство. Но я этого не замечаю. Сознательно. Повторяя про себя, что волка не должно интересовать мнение овец, и все у меня отлично – стратегия, план, инструментарий…
Как-то уж слишком часто я говорю себе это. Особенно, когда вот так стою у окна и будто пытаюсь разглядеть что-то важное за дальними многоэтажками, за всей этой суетой и бегом на месте.
* * *– Эх, Викуся, Викуся…
– Меня Еленой Сергевной зовут.
– Это присказка такая, Лен Сергевна, – я улыбаюсь полной пожилой крымчанке, у которой час назад снял комнату в Гурзуфе.
– А че не в гостинице-то?
– Ну, как-то так. Не хочу.
– Женат?
– Нет.
– Все вы здесь неженатые. Ужинать-то будешь? Или на пляж?
– Так обед ведь?
– Ну, кому обед, а кому скоро ужин, – говорит она, разглядывая меня в упор.
– Пройдусь, – говорю я.
– Поздно придешь – не стучи, вон ключ на крючочке.
– Ага. Спасибо… А что у вас за долгострой за Сельвянкой?
– А… Так это… Дом отдыха строили. Пансионат, – говорит хозяйка и крестится.
– А почему не достроили? Случилось что?
– Ничего не случилось. Разворовали. Где-то тут у меня коврик был. Глянь-ка там, ты-то повыше будешь. Нету? Где же он?..
– Так что с тем санаторием? – спрашиваю я.
– Ой, не приведи Господи, – она снова крестится, – Девочка там пропала.
– Вот как? А что за девочка?
– Шел бы ты, милый человек, гулять. Тебе-то какая печаль?
– Ну как же? Интересно.
– Интересно ему… Настей звали. В прошлом году. Бухонцевой Валентины внучка. Малая шустрая была. В этом году пошла бы в школу. На стройке той и пропала. С подружками в прятки доигралась. Вот. Там, окромя сторожа, никого не было, и тот пьяный спал. Подружки-то вернулись, а Настеньки нет. Так и не нашли. А она-то сирота была. Да… Родители на серпантине погибли. На бабку с дедом осталась. И, вишь, к мамке с папкой ушла, значит. Вот как. А дед того сторожа зашиб. Да… Не поверил… Теперь в отсидке.
– Там, наверное, пляж хороший, раз пансионат.
– Не ходил бы туда. Наши никто не ходит. Нехорошее место.
– Ясно, – говорю я и выхожу в темный студеный коридор.
Вот тебе и санаторий. Теперь понятно, почему нет охотников из местных. Интересно, знает ли шеф.
– Ну а что тебя смущает? В Англии каждый второй замок с привидением.
– Да какое привидение, Сергей Иваныч?! У объекта дурная репутация. Это не Англия. Большой риск.
– Считай, что я тебя услышал. Давай потом. Инженерку смотрел?
– Нет еще, конечно. Когда бы я успел?
– Почему «конечно»?! Полный отчет по электронке, как обычно. Работай… партнер.
И положил трубку.
В институтской общаге у меня был приятель по фамилии Ацкий. Как сказал бы один из моих любимых персонажей – мелкая ничтожная личность. Буквально каждый божий день, не считаясь с обстоятельствами окружающей реальности, он находил способ рассказать мне об очередной воображаемой выходке своей воображаемой подруги, имевшей, однако, несчастье быть срисованной с реального прототипа, который регулярно подвергался его – Ацкого – массированному междугороднему дозвону. Всегда с одной и той же целью – Ацкому, как и любой другой половозрелой рептилии, хотелось взаимности, и он был дотошен до тошноты. Мой шеф – полная ему противоположность. Он – редкостная, обожаемая дамами, бессистемная сволочь, существо с головой, полной дельных идей, находящихся, однако, в каком-то ленивом броуновском движении. При всем при этом мы еще и приятельствуем. Спорить с ним бесполезно. И да – «мне бы тоже хотелось иметь свой дом, комнату с цветами, вазу с пионами». Это Лукреция Лерро. Почему я вспомнил Ацкого? Нужно ехать и смотреть объект самому. С этим намерением я и вышел из дома.
* * *От шоссе пришлось идти пешком хрустящей под ногами щебенкой, туда, куда махнул рукой местный извозчик. Дорога спускалась к морю, огибая гору, покрытую густым лесом. Через четыреста метров за очередным поворотом я увидел приоткрытые, некогда выкрашенные в тон окружающей зелени, а теперь изрядно поржавевшие металлические ворота. За ними начиналось принципиально иное пространство. В контексте окружающего ландшафта строительство казалась грандиозным. От ворот до главного корпуса должна была, видимо, идти двухполосная асфальтовая дорога. Сам главный корпус напоминал остов авианосца в брошенном судостроительном доке. Коробка первого этажа на широкой основе, разросшийся до приличных джунглей парк, вагончики, времянки, скамейки, сетки для просеивания песка, вросшие в бетон ведра, строительная техника, даже два кузовных камаза с разбитыми глазницами фар. Отменное место для съемок дешевых боевиков, игр в прятки и возможности провалиться в одну из коммуникационных дыр.
