Сантьяго Гамбоа - Проигрыш — дело техники

Силанпа наконец принял сидячее положение.

— А где здесь ванная? — спросил он, пристыженный.

— Там, — показала Кика на дверь. — Если нужна горячая вода, ее надо разогреть на плите.

Силанпа несколько раз плеснул себе на лицо холодной водой, протер мокрой рукой шею и за ушами, и почувствовала себя чуть лучше. Но тут же вспомнил о Монике, и невольно стиснул зубы — он не мог видеть это наяву, ему приснился гадкий сон!

В стене ванной имелось крошечное оконце, глядящее во двор. Через него Силанпа разглядел вдали смутные очертания горных вершин, окутанных облаками, а прямо напротив — вереницу цементных домишек; под проемами подслеповатых окошек висели веревки с бельем, велосипедные колеса, полосатые половики.

— Что это за дерьмовая дыра?

— Баррио Кеннеди, папуля. Не доводилось бывать здесь?

— Заезжал как-то раз… — Силанпа посмотрел на свои часы — два пополудни. — Можно я позвоню?

— Да, конечно, но только если есть монетка в десять песо. Телефон на улице, на углу.

Они выпили кофе, и Кика проводила его до телефона-автомата. Силанпа набрал номер «Обсервадора».

— Эскивель? Это Силанпа!

— Где вас носит, мать вашу! Уже два часа названиваю вам домой! Сегодня на утренней редакционной пятиминутке присутствовал сам Солорсано, а вас нет! Пришлось оправдываться, изобретать уважительные причины вашего отсутствия!

— Уж поверьте, я не сижу сложа руки! В данный момент как раз занимаюсь расследованием дела убитого на Сисге. Мне только нужно еще немного времени!

— Вот приезжайте сюда и объясняйте все главному редактору! Я уже устал быть вашим адвокатом!

Силанпа попрощался с Кикой, отдал ей купюру в пять тысяч песо и пошел ловить такси на авенида-де-лас-Америкас.

По дороге к нему вновь вернулось ужасное воспоминание: голая Моника и Оскар, выходящий из ванной. Желудок судорожно сжался, Силанпа почувствовал, что его сейчас вырвет. Он поспешно открыл окошко и стал жадно вдыхать упругий ветер. Вдруг захотелось рассказать обо всем Гусману, облегчить душу, выслушивая его циничные насмешки. Впрочем, истории любовных измен настолько пошлые и одинаковые, что не волнуют никого, кроме самих пострадавших.

Приехав в редакцию, он первым делом зашел в кафетерий, одну за другой выпил три чашки кофе и приободрился.

— Капитан Мойя просил меня не раскрывать тайну следствия, пока не будет собрано достаточно доказательств. У меня в работе сейчас несколько версий.

Из зала редакции доносилась трескотня пишущих машинок.

— Какие версии? — Солорсано неотрывно смотрел на него, грызя карандаш.

— Я пока еще не могу обсуждать их в открытую.

— Я — заместитель главного редактора по информации, Силанпа! Имею право знать!

— Не могу нарушить слово…

— Я ведь профессиональный журналист, Силанпа. И знаете что? Интуиция подсказывает мне, что здесь нечисто. Мы, конечно, видели фотографии этого посаженного на кол, да только… — Солорсано отвернулся и продолжил, глядя в окно: — Чем больше вы рыскаете в «поле», тем меньше времени проводите в редакции. Вот что меня смущает прежде всего. И я невольно задаюсь вопросом: а может, он просто такой хитрожопый, что решил — пусть, мол, другие тянут лямку вместо него?

Силанпа ничего не ответил, взял свой кейс и молча пошел на рабочее место. Сел за стол, включил компьютер и в ярости признался самому себе, что не знает, о чем писать. Голова болела, хотелось убраться из редакции ко всем чертям, однако он сделал усилие, чтобы взять себя в руки.

Редакция, Богота. — Казнь через посажение на кол на Сисге обещает стать одним из наиболее ужасающих и загадочных преступлений, о которых когда-либо рассказывалось в нашем разделе полицейской хроники. После того как труп жертвы доставили в морг института судебной медицины, его предъявили на опознание многочисленной группе граждан, разыскивающих своих пропавших без вести родственников, но имя убитого так и не была установлено. Образно выражаясь, мертвые продолжают молчать. Смерть уносит все живое, но в данном случае она, похоже, стерла без следа также прошлое и личность покойника, который был человеком тучным, лет около пятидесяти пяти отроду (см. графический портрет), приятной внешности. Но хотя до сих пор не удается узнать, как звали этого мужчину и что привело его к столь трагическому финалу, зато наше воображение способно подсказать нам, каким адским мукам подвергли свою жертву неизвестные палачи, одержимые необъяснимой злобой и действовавшие с преувеличенной жестокостью.

Пока продолжается расследование убийства на Сисге, о котором ваша газета и впредь будет информировать своих читателей, мы напомним вам о другом неопознанном трупе, прозванном «серебряным мальчиком». Это случилось в селении Доллартон на западе Канады в провинции Британская Колумбия зимой 1978 года. Группа лыжников наткнулась на замороженный труп подростка тринадцати лет. Его огромные голубые глаза были распахнуты, оскаленный рот обнажал красивые, ровные зубы. Тут же, естественно, возник вопрос: кто он и что с ним случилось? Однако ни один человек во всей Британской Колумбии не заявлял о пропаже ребенка с похожей внешностью. Весть о неопознанном трупе пересекла страну и докатилась до Оттавы и Монреаля, превратившись в притчу во языцех: кто же все-таки тот красивый мертвый мальчик? На радиостанции и в редакции газет поступали нескончаемые телефонные звонки, приходила лавина писем от женщин, называвших себя матерью погибшего ребенка, однако все эти утверждения оказались ложными. Появилось множество публикаций с вымышленной биографией мальчика, — следователи и их добровольные помощники исчерпали все возможные версии, а тайна по-прежнему оставалась нераскрытой.

И осталась бы таковой, если бы ключ к разгадке не предоставила Валери Нейер, молодая журналистка из газеты «Суар-де-Монреаль». «Серебряный мальчик» — так окрестила его пресса и называла на протяжении восьми месяцев неизвестности — был родом из Швейцарии, и звали его Карл Асперн. За семь лет до описываемых событий он вместе со своими родителями попал в авиакатастрофу. Легкий самолет, на котором они летели, рухнул в районе северных озер. Считалось, что все трое погибли, но, по утверждению журналистки, Карлу удалось выбраться на снег прежде, чем самолет взорвался, и его замерзший труп отлично сохранился. В течение семи лет бурные ветра мало-помалу подталкивали мертвое тело, пока оно не скатилось в небольшую речушку, а та, нырнув под землю, вынесла его на поверхность совсем в другом месте. Так, спустя годы, труп очутился поблизости от Доллартона. Фотографии Карла Асперна, присланные его родственниками из Цюриха, совпадали с внешностью «серебряного мальчика». Журналистка также отыскала регистрационный журнал с записью об авиакатастрофе, в которой погибли его родители. В итоге она доказала, что за семь лет труп Карла переместился на расстояние в 978 километров!

Поодаль на столе секретарши зазвонил телефон, и пронзительный звук болезненно отозвался в голове у Силанпы.

— Силанпа, вас, на второй линии!

На нетвердых ногах он подошел к аппарату — может, это Моника?

— Алло.

— Эступиньян на проводе. Куда вы запропастились? Докладываю: прошлой ночью возобновил контакт с грузоперевозчиком Лотарио Абучихой. Договорился о нашей встрече с ним на сегодня, в шесть вечера, в бильярдной «Каракас».

— Есть что-то новое?

— Он обещал мне подробно рассказать о том рейсе в Чоконту.

— Тогда до встречи!

В заднице так болело, что страшно было идти в туалет, а стоило сосредоточить на чем-либо взгляд, пол начинал качаться под ногами.

Силанпа спустился в кафетерий.

— Почи, у вас не найдется таблеточки алка-зельтцер подлечиться?

— Конечно, дон Виктор, а что с вами, головка бо-бо?

— Еще как бо-бо, Почи, а все потому, что к ней подвесили здоровенные, тяжеленные рога — можешь такое вообразить?

— Неужели?

— Не то чтобы это имело какое-то огромное значение, но голова болит!

— Подождите-ка секундочку! — Почи подошел к кухонной плите, зачерпнул что-то половником из кастрюли и налил в тарелку. — Сначала откушайте мясного бульончика, а потом примете алка-зельтцер. Отходняк сразу пройдет, сами увидите!

Силанпа написал еще две полицейские заметки по сообщениям телеграфного агентства Колпренса, сдал все три странички в номер и отправился ловить такси до Седьмой карреры.

Дома на автоответчике его ждали четыре сообщения от Моники. Силанпа нажал кнопку воспроизведения и сел на диван с открытой банкой «клаусена».

«Виктор, вчерашнее имеет свое объяснение. Позвонишь мне часов в двенадцать? Чао». Затем: «Двенадцать прошло, а ты не позвонил. Показываешь характер? Звонила в редакцию, сказали, тебя нет. Я буду в лаборатории до двух. Позвони мне. Нам есть о чем поговорить». Запись продолжала прокручиваться. «Уже пять минут третьего. Ухожу в консультацию на прием к Лорене. Буду дома примерно в половине четвертого. Надеюсь, ты со мной свяжешься. Приветик». И наконец: «Я дома. На автоответчике куча сообщений, но от тебя нет ни одного. Ты что же, так и не позвонишь мне? Буду сидеть дома и ждать твоего звонка. Хотелось бы увидеть тебя сегодня вечером и все обсудить. Я уже поняла, что у тебя есть характер. Чао».