Лола Елистратова - Бог ищет тебя

По малиновому лицу лионца потекли ручейки пота.

«Сейчас его хватит удар от злости», – подумала испуганная Лиза. Ей стало жалко чудовище, которое страдало по ее вине.

Но Лионель, как паровоз, выдохнул воздух и неожиданно спокойно сказал:

– Удивительно, как можно тратить столько времени на совершенно бесполезные вещи.

– Ну что, пошли? – спросил Дима у Лизы.

– Пошли, – ответила она просто.

Они посмотрели друг на друга.

Кошка спрыгнула с крыльца и направилась к птичке.

Охота началась.

Потом оба повернулись к Лионелю: он опять спал.

– Может, ему плохо? – спросила жалостливая Лиза.

– Да нет, он всегда так. Чуть что, засыпает. Накричится – и сразу спать. Это у него такой способ расслабляться. А вообще-то он трудоголик.

– Какой же он странный! – Лизе хотелось подойти поближе и как следует рассмотреть эту диковинную заводную игрушку, но человек-живот во сне присвистывал, сотрясался, и приближаться к нему было страшно – словно к работающему паровому котлу.

– Да ничего в нем странного нет. Все ясно и просто, однолинейно.

– А я думала, французы другие.

– Какие?

– Ну… тонкие, галантные.

– Всякие есть. И тонкие тоже встречаются. Но только не этот, – Дима взглянул на спящего Лионеля. – Слишком прямой, загубит мне все дело.

При этих словах людоед опять проснулся и, не мигая, уставился на партнера.

– Все, поехали кушать в «Аквариум», рыбка моя, – сказал ему Дима по-русски.

5

ТРИ ЭЛИТНЫХ ВАЛЬСА ДЛЯ ПРЕСЫЩЕННОГО СНОБА

Прорабатывать внутри себя.

Из «Советов исполнителям»

Ресторан «Аквариум» находился на корабле, за Биржевым мостом. Машина подъехала к самому входу: Лиза открыла дверь и с опаской выставила туфельку на мокрую набережную.

Осторожно ступила на трап.

Дима поддержал ее под локоть.

Ресторан был набит до отказа, яблоку негде упасть: праздновалась какая-то вечеринка. По трапам сновали веселые девушки в вечерних платьях.

Столик, заказанный Димой, оказался в самом дальнем углу, у большого иллюминатора. Лиза села напротив, спиной к залу, и стала смотреть на ледоход. Быстрое невское течение завихрялось вокруг корабля, швыряло вперед расколотые льдины, несло их дальше, к морю.

Над черной водой расцветали брызги разноцветных огней: по случаю вечеринки устраивался фейерверк.

Надо же, опять фейерверк.

Официант зажег на столике свечу под стеклянным колпаком и раздал толстые меню в мягких кожаных обложках.

Лионель нахмурился и стал читать.

Дима тоже.

Лиза помалкивала.

– Господи, как же мне все надоело, – зачем-то опять повторил вдруг Дима и бросил меню на тарелку.

– Зачем предъявлять претензии к Богу? Возможно, он так же несчастен, как и мы, – проговорила Лиза, не отводя глаз от окна.

– Это кто сказал?

– Эрик Сати.

– А кто это? – спросил гигантский механизм, с неохотой отрываясь от раздела «Горячие закуски».

– Ну кто… не иначе как композитор, кто же еще, – ответил Дима.

– А чем занимается твоя girl-friend, Димитри? – поинтересовался Лионель.

– Она музыковед.

Людоед покачал головой, словно говорил: «Как можно тратить столько времени на совершенно бесполезные вещи», и снова углубился в меню.

– Это композитор, который придумал музыку мебели, – сказала Лиза. – Ее надо играть, чтобы ее не слушали.

– А…

Лиза могла бы еще сказать: «А еще он написал симфоническую драму «Сократ», потому что Сократ говорил: «Познай самого себя».

Но не сказала.

Как молено тратить столько времени на совершенно…

– Смотрите-ка, – воскликнул Лионель, широко улыбнувшись мелкими гнилыми зубками, – у них есть «Кондриё».

Он тыкал пальцем в винную карту и демонстрировал молодым людям открытую страницу, словно обретенный Грааль.

– Это, конечно же, Кот-дю-Рон? – с подчеркнутым почтением спросил Дима.

– Это не просто Кот-дю-Рон. Это прекрасное и очень редкое вино. Его и во Франции не часто встретишь. Только у нас, в Лионе, на берегах Роны, – Лионель выдержал ностальгическую паузу, пропуская ангела чревоугодия, пролетавшего над столом, и торжественно обратился к Лизе: – Вам нравится лионская кухня, Лиза?

– Я, к сожалению, никогда не была в Лионе, – пропищала Лиза.

О-о! Лионская кухня! Это настоящая еда, а не какая-то новомодная ерунда, – зарокотал людоед, направляя обличающий палец-живот на меню: в ресторане «Аквариум» подавались блюда в стиле «fusion», вроде утиной печенки в шоколадном соусе с трюфелями, обсыпанными апельсиновыми цукатами. – Разве так можно готовить…

Человек-живот чувствовал себя в своей стихии и даже пришел в хорошее настроение: улыбался, не спал, заплывшие жиром глазки сияли, источая отличный аппетит. Лиза быстро к нему привыкла и перестала бояться. В конце концов, с ним даже уютнее, чем наедине с Димой.

Она бросила быстрый взгляд на потенциального возлюбленного.

Тот слегка усмехнулся, почти подмигнул.

Присутствие Лионеля словно сближало их. Объединяло, как сообщников.

– Все-таки мне совестно, что я вам не дала поговорить о работе, – сказала Лиза.

Дима только рукой махнул, а потом сказал – уже в который раз:

– Как меня это все достало!

– А когда я был молодым, – продолжал людоед, – у нас в Лионе была замечательная игра. Мы заказывали полный обед и ели его целиком, по порядку: закуска, горячее, сыр и десерт. А потом – хоп! – и начинали все сначала: закуска, горячее, сыр… А потом – хоп! Кто первым ломался, платил за всех.

– Вы выбрали вино, сэр? – спросил подошедший официант.

– Кондриё, – ответил лионский победитель.

– Как-как вы сказали?

Людоед горько покачал головой. О чем можно говорить с людьми, которые не слышали о «Кондриё»? Разве такой стране можно давать кредиты?

– А вы уже бывали в Петербурге, Лионель? – спросила Лиза, надевая шубку перед зеркалом. – Может быть, вас покатать по городу, показать что-нибудь?

– У-у… – растерялся человек-живот.

Это был воспитанный французский живот, не умевший прямо отказывать хорошеньким, хотя и очень худым женщинам.

Как можно тратить столько времени на совершенно…

– Правильно, пойдем покатаемся, – подбодрил его Дима.

Они сели в машину: Лионель – вперед, молодые люди – на заднее сиденье.

– Мы въезжаем на Васильевский остров. Перед вами – Ростральные колонны, – монотонно начала Лиза по-английски.

Дима повернулся к ней и внимательно слушал, словно и не слыхивал никогда о Ростральных колоннах.

– Напротив – здание Биржи…

Лиза сняла перчатку и положила руку на сиденье, немножко ближе к Диме, чем надо было бы. Сейчас он положит свою ладонь сверху.

Сейчас…

Но Дима не двигался.

– Мы сворачиваем на Дворцовую набережную…

Казалось, Лизина рука вот-вот начнет фосфоресцировать от вибрировавшего в ней желания. Коснуться его – коснуться хоть кончиком мизинца…

– А это Зимняя канавка, – Лиза сделала вид, что сопровождает свои слова жестом, и как бы случайно задела Димины пальцы: его рука оказалась холодной, словно неживой.

– В этом канале утопилась Лиза, героиня оперы «Пиковая дама». Вам слышно, что я говорю, Лионель?

– Хр-р-р, – беззлобно ответил людоед с переднего сиденья.

6

БЮРОКРАТИЧЕСКАЯ СОНАТИНА

Играть, не выходя.

Когда, проводив Лионеля, они вдвоем вернулись в «Англетер», Лиза сделала последнюю, отчаянную попытку:

– Может, посидим еще в баре?

– Давайте, – неожиданно охотно согласился Дима.

Но в баре было полно народу, все столики заняты: накануне в гостиницу заехало несколько больших туристических групп.

– Ну, что делать, – сказал Дима. – Пойдем тогда ко мне.

– Пойдем, – тихонечко ответила Лиза и отвела взгляд в сторону. Гостиничный холл зарябил перед ней мелкими пестрыми мазками: сливающиеся в темные пятна спины клиентов за столиками, золото горящего электричества, красные кривые нитки нервного возбуждения. И на фоне этого узорчатого ковра – темный провал обреченности в Лизиных глазах, бледное лицо, словно с полотна Врубеля.

Они поднялись наверх.

У Димы был номер «люкс», с гостиной и спальней. Дверь в спальню закрыта, в гостиной прибрано. Шторы задернуты: ангелов не видно.

– Располагайтесь, пожалуйста, – сказал он. Взял у Лизы шубку и повесил на плечики в прихожей. – Хотите коньяку?

– Хочу.

Может, хоть от коньяка перестанут так трястись руки.

Лиза взяла пузатый бокал в обе ладони, как это делал Андрей, и с сомнением взглянула на золотистую жидкость. Крепких напитков она не пила еще ни разу в жизни.

Правда, и документы она еще никогда ни у кого не воровала.

И мужу раньше тоже не изменяла.

Да ладно, семь бед, один ответ. Она отхлебнула глоточек, мгновенно обжегший непривычное горло, и закашлялась.