Банни Гуджон - Девственницы
Радужные краски контейнеров не гармонировали с пестрой раскраской баркаса, неуверенно продвигавшегося к верхнему шлюзу. Узкий баркас под названием «Зевака» нанимали на выходные на пристани Палмерстона в Нортхэмптоне. Пожилой человек в кепке с козырьком работал румпелем и выкрикивал указания своей толстой жене, которая пыталась отпереть ворота шлюза длинным ключом.
Тот подождала, когда баркас зайдет в шлюз и ворота закроются, и опустила в воду обе банки. Они ушли под воду, громко булькнув и заполнившись коричневой мутной водой. Тот вынула из банок почти все водоросли, оставив по одному завитку в каждой, и поставила обе банки на дорожку. Потом она села рядом с Кисалом на скамью у железнодорожного моста, пересекающего канал. Надо подождать, пока баркас не пройдет шлюз и не проплывет под мостом; только потом рыба выйдет из укрытий под ивами.
— Папа собирался взять нас покататься по каналу на каникулы, — сказала она, — а мама хотела поехать в Бенидорм. Это в Испании.
— Я знаю, где это. Ну и как там?
— Мы не поехали.
— Почему?
Тот взяла сачок и заглянула в нейлоновую сетку — проверить, где шов. Надо, чтобы он был снаружи. Если ловишь колюшку и шов внутри, он может пропороть ей брюхо. Так было в прошлую субботу; пришлось ловить еще одну рыбку. И семь-то штук поймать нелегко, а уж восемь колюшек отняли целый день.
— Почему вы не поехали? — снова спросил Кисал, доставая сандвич в фольге и пластиковую бутылку с апельсиновым напитком «Сейнзбериз», перелитым из большой бутыли.
— Потому что папа уехал.
— Куда он уехал?
— В Америку. Чтобы играть на трубе. Но он вернется.
— Когда?
— Не знаю. Может, на той неделе. Или в мае. Я заключила сделку с Богом.
— Какую сделку?
Тот посмотрела на Кисала снизу вверх:
— Можно мне прийти к тебе домой на чай?
Он вытер носок своей теннисной туфли о гравий.
— Мне не разрешают никого к себе приглашать.
— Да ладно! Иначе я не расскажу тебе о сделке.
— Если не расскажешь, я не дам тебе сандвич. — Кисал взял сверток в фольге и отодвинул на противоположный край скамьи.
— Да я и так не хочу твоих вонючих сандвичей с карри, — сказала Тот. — А если ты мне не дашь сандвич, не получишь сачок.
Она помахала пожилым супругам на баркасе, которым удалось благополучно пройти шлюз. Баркас медленно продвигался под узким мостом. Толстуха помахала ей в ответ.
Кисал вытер нос рукавом и что-то невнятно пробормотал.
— Что ты сказал? — спросила Тот.
— Я сказал, они не с карри. — Он развернул фольгу, достал сандвич и чуть сдвинул верхний кусок хлеба.
Тот нагнулась, чтобы понюхать коричневую начинку, и Кисал ткнул ее сандвичем в нос.
— Фу! Не люблю карри! — сказала Тот.
— Это не карри. Лизни-ка!
Тот вытерла кончик носа пальцем и облизала его.
— М-м-м! Шоколадная паста! — воскликнула она. — Я думала, индийцы не любят шоколадную пасту.
Кисал откусил кусок и кивнул:
— Шоколадную пасту все любят. Она… ее все любят, как подарки… и чистые простыни.
— И новые носки, — сказала Тот.
Кисал кивнул:
— Ладно, я спрошу маму, можно ли тебе прийти к чаю. Ну, что за сделка?
— Я заключила сделку с Богом, что, если я буду семь суббот ловить по семь колюшек, он не позволит папе уехать в Америку.
— Но ты ведь сказала, что он уехал.
— Он уехал до того, как мы подготовились. У меня было всего семь колюшек, так что ничего не вышло. Мы не уладили все детали.
«Зевака» благополучно выбрался из-под моста, и толстуха перешагнула с берега на узкий мостик баркаса.
— Пошли рыбачить, — сказала Тот.
Она села на краю дорожки и опустила сачок в воду. Кисал сел рядом с ней.
— И все-таки он вернется, — сказала она. — Бог ведь меня не надует, верно? — Она покосилась на мальчика. — А в Индии тоже есть Бог?
Кисал откусил кусок сандвича.
— Да, наверное. А что ты сделаешь с рыбой? Отпустишь?
Она поводила сачком по поверхности темной воды.
— Не-а. Принесу в жертву. Раздавлю кирпичом. Придется — ведь это для Бога. В Бенидорме козлов сбрасывают с высокой колокольни. Ты знал?
— Что такое колокольня?
— Не знаю, но она высокая.
Тот увидела жирную коричневую колюшку, которая тыкалась в противоположный берег почти на поверхности воды.
— Держи меня за ноги! — приказала она, вытягивая сачок как можно дальше. До рыбки сачок не дотянулся, но Тот не теряла надежды. Кисал держал ее за ноги, а она выжидала. — Нельзя преследовать рыбу, — прошептала она. — Надо понять, куда она плывет, и дождаться ее. — Она крепко сжимала в руках рукоятку сачка. Наконец, рыбка вильнула назад и угодила прямо в розовую нейлоновую сетку. Тогда Тот вытянула сачок из воды, осторожно вынула из него рыбку и выпустила ее в банку из-под варенья. Осталось поймать еще шесть.
Они съели половину сандвичей и допили оранжевую газировку. Кисал оказался не очень удачливым рыбаком; в его банке плескался одинокий гольян размером не больше мизинца. Но они ловили в дружелюбном молчании; слышался только плеск воды о берега канала да отдаленный гул машин на шоссе.
Кисал почесал рукояткой сачка босую ногу.
— Тот, — сказал он, — можно спросить тебя кое о чем?
— Ага.
— А ты не рассердишься?
— Нет. Давай спрашивай!
— Ты сумасшедшая?
— Конечно нет! А что?
— Мама говорит, ты сумасшедшая.
Тот изумленно воззрилась на Кисала:
— Почему?
— Потому что у тебя припадки. У нас была тетя в Калькутте, и у нее случались припадки. Она была полоумная.
Тот посидела секунду-другую, а потом шлепнула по воде сачком, спугнув стайку камышниц, плывших в тень под мостом.
— Передай своей маме, что я не сумасшедшая. Вот Симус О'Фланнери — он сумасшедший. А у меня только иногда бывают припадки. Понял?
Кисал кивнул:
— А что, если у тебя вдруг случится припадок?
— Прямо сейчас?
— Ага.
Она вытащила сачок из воды и положила на землю.
— Сейчас не будет, потому что я приняла таблетку вместе с овсяными хлопьями, и еще одну приму вечером, за ужином. — Она вынула из кармана пластмассовую бутылку, встряхнула ее и поставила на землю, рядом с банкой, где плавали рыбки.
— Да, но все-таки… Как бывает, когда припадок?
— Похоже, как будто у меня во рту монетки, а потом звуки становятся то громче, то тише. Иногда я падаю. А больше я толком ничего не помню.
— Правда не помнишь?
— Иногда я писаю в штаны. Но не каждый раз.
— Фу!
— Я не виновата. Это все припадок.
— Знаю, — кивнул Кисал. — Я шучу. — Он скатал фольгу в шарик и бросил через дорожку в мусорный бак у скамьи. — А что мне делать — я имею в виду, если у тебя случится припадок?
— Надо звать мою маму, но сейчас мы слишком далеко ушли.
— Так что же мне делать? — снова спросил он.
— Папа говорит, надо сунуть мне в рот карандаш, чтобы я не прокусила язык, но это только когда большой припадок, а у меня их уже много лет не было.
— Но у меня нет карандаша. Только ручка, и это моя самая лучшая ручка.
Тот огляделась:
— Можно взять рукоятку от моего сачка. Но сначала проверь, нет ли в сетке рыбы.
— Что в твоих таблетках? — спросил Кисал. — Моя мама сказала…
— Мне НАПЛЕВАТЬ, что сказала твоя мама. Это она сумасшедшая, а не я.
Камышницы снова сбились в стайку; пять утят подплыли к матери, и все они проплыли под мостом.
— Что сказала твоя мама? — спросила Тот.
— Моя мама сказала, что это влияет на сердце.
— Что влияет?
— Эпилепсия.
— Глупость какая! В Индии принимают таблетки?
— Нет. Мама сказала, варят рис в молоке и скармливают его свинье.
— Что-о?! Любой свинье или какой-то особой?
— Не знаю. А потом свинью убивают и засовывают в большую печь. Потом вынимают у нее желудок, смешивают с вином и пьют.
— Фу! Гадость!
— Еще можно смешать особые травки с соком, сделанным из коровьих лепешек.
Тот потрясла головой:
— В Индии эпилептиков не любят, да?
— Некоторые занимаются йогой.
— Что такое йога? Вроде йогурта? Моя мама ест йогурт. Йогурт с орехами.
— Нет, йога — это упражнения, когда ты сидишь скрестив ноги и немного наклонившись. Можно, если хочешь, заниматься под индийскую музыку.
— Нет, лучше я будут принимать таблетки, — сказала Тот. — А что такое «влияет на сердце»?
Вдалеке загудел поезд. Он издал один свисток, низкий, жалобный. Через какое-то время гудок повторился; во второй раз он звучал протяжнее и пронзительнее. Тот попятилась и приложила ухо к кирпичной кладке моста. Она была еще сырая и липкая после утреннего заморозка. Тот потерла ухо.
— Через кирпичи чувствуется, как проходит поезд, — сказала она.
Кисал положил сачок на дорожку и тоже встал под арку моста рядом с ней, склонив голову и приложив ухо к кирпичной кладке.
