Нодар Джин - Повесть о глупости и суете
Надо знать эту семью, сказала мать, чтобы представить ужас происшедшего! Эта семья — оплот наших ритуалов, редкий остаток истлевшего Израиля! Когда Розин приехал в город из Польши во время войны, он уже тогда был богат, но тут он умножил своё состояние, нарожал детей, построил синагогу, жертвовал деньги сиротам, выдал дочерей за учёных женихов, купил всем им по дому и набил их добром плотнее, чем — зёрна в распухшем гранате. Дочки у него все здоровые и красивые, но их не сравнить с Аллой.
К Алле приезжали свататься со всей Грузии, из Москвы, из Киева, из Польши, но она никого не удостоила и взгляда. Заманивали сниматься в кино — тоже нет. Аркадий души в ней не чаял, нанимал ей лучших педагогов, обучил французскому. Алла росла умницей, играла на скрипке, окончила школу с медалью и пошла в медицинский.
Однажды она вдруг стала темнеть в лице, худеть и опаздывать домой. Почуяв неладное, родители поручили её сёстрам разузнать правду. Одной из них она призналась, что влюбилась в юношу, который недавно прибыл в город из Парижа.
Никто дома и не подумал, что парижанин мог быть неевреем. Опасались только, что, подобно большинству французов, он, увы, мог быть атеистом. Велели сестре уговорить Аллу пригласить юношу домой на ужин. В основном — чтобы выяснить его отношение к Богу. Сомневаться в чьей-либо любви к Алле было бы глупо.
Боюсь приглашать его домой, отнекивалась та. Чего бояться-то, подбодрила сестра, человек ведь не из курдской деревни, а из Парижа! А если вдруг выяснится, что в Бога не верит, — тоже не конец: вера в небеса — дело наживное!
Алла расхрабрилась и привела юношу.
После окончания длительного шока, в который Розиных вверг вид юноши, трагизм ситуации обрёл в их глазах глубину библейской коллизии.
Негр!
Дом у Розиных был до этого визита кристально «чистым». Даже грузины не переступали порога — и вдруг такое! Самба Баба! Хуже: да, прилетел из Парижа, но туда, в Париж, примудохался из Заира!
Самбу с воплями погнали из дому, но, прежде, чем броситься к аптечке с каплями, распахнули окна выветривать африканский дух. Алла, однако, окинув спокойным взглядом разбросанное по диванам и креслам родное семейство, дёрнула плечами и произнесла немыслимое: Всех, дескать, вас презираю, и всё пропади пропадом! Ваши деньги, ваши обычаи и ваш наживной Бог!
Наутро Аркадий метнулся в милицию всучать взятку — чтобы выселить Самбу из города. Ему отказали, сославшись на Москву: центральное распределение. Тогда розинские зятья подкараулили заирца, детально избили и пригрозили, что прирежут, как африканского пса, если тот не смотает своих чёрных удочек.
Самба смотал, и, хотя в городе судачили о Розинском позоре, Аркадий с женой благодарили Бога за то, что всё утряслось.
Алла вернулась к учёбе, снова стала брать уроки музыки, а Аркадий хлопотал над планом выдачи её замуж в России, ибо в Грузии никто кроме охотников за его имуществом на неё уже не позарился бы. Сама она, увы, о замужестве по-прежнему не хотела и слышать. Не интересовали её и участившиеся приглашения на свидания, поступавшие от любителей лёгкой любовной наживы. Свою благодарность Богу за наступление покоя Аркадий выражал в пожертвованиях синагоге.
И вдруг — снова беда!
Снова прислали негров! Из того же Заира!
Алла точно с цепи сорвалась: переходила из одних чёрных рук в другие. На виду у всего города, на посмешище всей общины!
Аркадий тайно встретился с неграми, рассчитывая подкупить их и заставить отказаться от Аллиных притязаний.
Те его не поняли: Как же так?! Конец 20-го столетия, беспроволочные телефоны, полёты на Луну, родина победившего социализма — и такая косность?!
21. Нельзя спрашивать что такое любовь
И тогда на помощь пришёл Роберт.
Мать его занималась знахарством, понатаскав в этом и сына. Кроме того в тюрьме, куда он угодил за растление малолетних, Роберт сдружился с ассирийцем Шахбазовым, который писал стихи о чёрной магии и поведал ему об искусстве управления чужими душами.
Этого Шахбазова я помнил со студенческих лет. Он рассказывал всем, будто в одной ассирийской рукописи, которую переводил в куплетах на русский, сказано, что каждая душа, узнав о назначении воплотиться в человека, глубоко об этом горюет. И молит Бога не посылать её в человеческую плоть — место плача, скорби и боли. Но Господь, дескать, неумолим: на то Он и Господь.
Поэтому, уверял Шахбазов, человек рождается против своего желания, живёт против желания, умирает против желания, а душа возвращается вверх и трепещет в ожидании Страшного суда. А раз уж душа любого человека пребывает нехотя, с нею легко войти в заговор. Как и всё сказанное Шахбазовым, я считал это глупой выдумкой, но позже вычитал такое же в Талмуде. Что же касается самого ассирийца, он, кстати, повесился наутро после того, как его отпустили на свободу.
По словам матери, Роберт взялся помочь Розину за крупную сумму.
Раз в день, ранним утром, от встречался с девушкой наедине в своей квартире и, говорят, шептал над ней заклинания с тем, чтобы её душа расторгла договор с сатаной. Вечерами же, в присутствии Аркадия, Роберт умерщвлял в своей мастерской чёрного петуха. Однако прежде, чем полоснуть его ножом по горлу, резник требовал у девушки прижать птицу на мгновение к своей порочной плоти.
— Стоп! — шепнул я матери и шагнул в угол, где над канавкой для стока крови суетились Роберт с Аллой.
— А где Аркадий? — спросил я у него.
Беззвучно шевеля мясистыми губами, он, впрочем, меня не услышал. И не в мою сторону не обернулся. Правая рука Роберта держала за ноги вздрагивавшего петуха, а другая лежала на шее девушки. Алла — с поникшей головой — стояла к нему впритык и посматривала на меня исподлобья.
Мне показалось, что в тепле ладони на её шее и в моём неясном взгляде она учуяла нечто такое, что лежит по другую сторону добра и зла. Зрачки у неё были теперь особенно мутными, но она их не стеснялась — и не моргала. Закончив молиться, резник зубами задрал себе рукава и обнажил заросшие жёлтым мхом мускулистые руки. Потом взметнул петуха в воздух, прижался к девушке плотнее и стал крутить птицу над её головой.
— Зот халифати, зот тепурати… Вот твой выкуп, твоё искупление, — шептал он, пригнув к ней свою голову. — Этот петух будет умерщвлён, а ты очищена! Скажи «амен»!
— Амен! — приговаривала чуть слышно девушка.
После третьего раза резник откинул петуху голову назад, отщипнул пух на горле и, выдернув из передника нож, полоснул птицу по глотке.
Петух удивился: выкатил глаза. Взгляд его остекленел.
Роберт забрал в зубы окровавленный нож и большим пальцем левой руки надавил на рану. Надрез на горле расступился, и из него, задымив розовым паром, выскочил перерезанный конец трахеи. Через мгновение из раны хлынула быстрая струя крови, и резник вскинул птицу на крючок над канавкой.
Девушка не отводила глаз от забившегося петуха и не пыталась укрыться от разбрызгиваемой им крови. Когда птица угомонилась, Алла, побледневшая и скрюченная, направилась к выходу навстречу вернувшемуся со двора отцу.
— Помолилась? — спросил у неё Розин.
— Пока нет, — ответил Роберт и, притянув к себе девушку, медленно, но теперь уже плотоядно обхватил её сзади за горло. Большой палец резника заёрзал в основании её затылка и замер, скрывшись в золотистом пуху. — Давай!
Девушка выпрямилась и задышала громко и часто. Синяя жилка у неё на шее запрыгала, а потом настала пауза.
— Бог мой и Господи, — произнесла она неуверенно, всматриваясь то в пятна остывающей крови на своей груди, то в крупные жилы на волосатой руке резника. — На тебя уповаю, Владыка. Огради меня от зла и приставь ко мне Твоих помощников. Да шествует со мною с правой руки архангел Мишаел, а с левой архангел Габриел, а впереди меня да пребудет архангел Уриел, сзади архангел Рафаел, а над головою моею да витает Дух Твой Святой.
— Амен! — согласился Роберт.
— Не поможет и это! — бросил мне на прощание Розин.
Он оказался прав.
Через несколько дней, на свадьбе брата в отцовском доме, кто-то рассказал мне, что у Розиных случилась беда: пропала младшая дочь Алла, а Аркадий тронулся и лежит в больнице.
Вернувшись в город ещё через три месяца, я узнал, что Аркадия пока не выписали домой поскольку никто не решается сообщить ему о смерти жены.
От Аллы не было ни единого слуха. Одни поговаривали, будто её убили, другие — что она покончила с собой. Утопилась, дескать, в реке, как топились из-за любви в старых романах. Шептали даже, что сёстры и зятья погнали её из дому, но об этом молчат.
Год спустя, незадолго до отъезда в Америку, я ужинал в грязном ресторане при московской гостинице «Южная». Зазвал меня туда коллега с категорическим именем Карл Ворошилов. Это имя он компенсировал физической неприметностью. Так же, как неприязнью ко мне возмещал неуспех у женщин.
