Александр Великин - Санитар
Да посмотри, что делается кругом.!
Вокруг было всякое. Глухие слухи о том, что где-то крадут тыщи, лизали воспаленный ночной мозг, кусали. На подстанции шептались о ка-ких-то счетах в швейцарских банках, о собственных яхтах, подмосковных виллах и дачах на кавказском побережье, перламутровых мерседесах, об оргиях в откупленных на всю ночь ресторанах, о тайных убийствах, о бесчинствах высоких сил. Становилось страшно, и мутилась, роптала душа, жесточала. То, что поближе, было проще. Вздыхал Жибоедов и завидовал Ершику: Вот везун! Король одиноких инсультов! А у меня трое иждивен-цев, и хоть бы что-нибудь! Опять я своим спиногрызам ничего не принесу! И Серый согласно причмокивал: Плацебо! Голяк, значит. Пусто-пусто. И работы с Жибоедовым старательно избегал. Приятельствовать с Жибой пожалуйста! Пивка попить, в Узбечке пообедать. Это было весело. Тогда круто гуляли. Закатывались после суток на весь день, откуда силы брались. Но никто не знал о другом. Как расставив ноги по бокам распластанного в карете псового тела, сидел над ним доктор Серый и сжимал в обеих руках два полноценных денежных комка, извлеченных только что из мокрых псовых брюк, сжимал и просил себя, и уговаривал: Ну! Возьми же! Слабак! Чистоплюй! Возьми то, что тебе причитается! Ах, как нужны были эти деньги! Хотелось, еще как хотелось их взять! Ну да, тогда соперировали отца и неудачно, покалечили. Сделали вторую операцию, после которой три недели на спине, потом будет ясно, останется отец инвалидом или сможет хотя бы без посторонней помо-щи одеваться. Мать Серого была этой помощью, она выхаживала, нянчила, из палаты не вылезала. Дали сотню заведующему, чтоб не орал на мать и не гнал из палаты, чтобы унялся. Полторастапрофессору, из суеверия и чтоб посматривал хоть иногда. Сестре-хозяйке, чтоб было всегда чистое белье, буфетчице, чтобы можно было разогреть домашнее на кухне, не больничным же кормить. Постовым, анестезиологу, санитар-кам. О! Санитаркам много! Когда привезли отца домой, желтенького, тощенького, но счастливого, посчитали. Всегобольше пяти сотен. Мать-перемать! Ах, как нужны были эти деньги! Ну! Возьми же! Страшно? Боишься? Нет, клянусь! И застонал, люто глядел на пса, зажимая крепко комки. Не могу. Будь ты проклят! Сдал все в спецтравме. Верткий при-нимающий в милицейской рубашечке под серым халатом, тот, у которого глаза всегда смотрят в разные стороны, свел их в изумленный, на Серо-го, взгляд, свел, но тут же разъехался глазами, спохватился.
Была еще красная сафьяновая сумочка в комнате с вышивками кре-стом и шелковыми павлинами, где уснула вечным сном седая женщина с голубыми глазами. Задумчиво рассматривал Серый эту сумочку, широко раскрывшую створки на круглом ночном столике, покачивался на шатком венском -стуле, прикидывая, что можно сделать на содержимое крас-ного сафьяеа, плотную аппетитную пачечку. Потом пошел к соседке, та-кой же старой и седой, как умершая. Он ей поверил сразу, еще потому, что не подсматривала в щелочку, как одни, и не делала вида, что ее не касается, как другие. Ушла к себе и дождалась, пока Серый постучит к ней. Он спросил:
Одинокая? Совершенно, ответила старая. Хоронить, стало быть, некому? Мы бы с дочкой похоронили. Не разрешат, наверное. Увезут, мы не родственники. Там деньги, кивнул Се-рый в сторону двери. Заберите. Памятник поставите. И в подробности не вдавался, ушел грустный, уважая себя. Об этом не знал никто. Даже Лиде он ничего не рассказывал. Жибоедов вскоре исчез, уехал куда-то на заработки. И вернулся лишь через два года. Но Серый его уже не боялся.
В Староконюшенный Серый решил съездить после вызова. Брать наряд к дочке с подстанции он не хотел. Зинаида заподозрит ложняк. Не нужны лишние разговоры. В любом случае Катьку он посмотреть дол-жен. Воспаление легких один раз прозевали.
Он выехал в половине седьмого. В дороге рассказал Лебедкину, как заслуженный старик искал кошелек. Лебедкин ответил, что все они такие. Серый усомнился. Лебедкин рассказал про генерала, у которого в армии. был шофером. Как генерал заставлял его у себя на даче картошку са-жать. Я всю картошку в одну яму ссыпал и разровнял, вроде грядки сделал. Генерал еще хвалил, когда приехал, какие грядки получились замечательные! А дальше? спросил Серый. А дальше я демобили-зовался. Без меня урожай снимали!
Лебедкин напомнил, что сегодня по телевизору показывают послед-нюю серию. Серый слышал, что всю неделю идет какой-то фильм, и вче-ра краем глаза, когда был у Стрижака, видел кусок. Как будто главный герой решал, сознаваться ему в том, что по его вине не выполнен план, или не сознаваться. По всему было видно, что в последней серии он со-знается. Подтверждала это и героиня, уж очень она была хорошенькая. Лебедкин сказал, что развели туфту на четыре серии, чтобы побольше отхватить денег. А ты не смотри! ответил Серый. И чужие деньги не считай. Всем надо заработать. Это верно! одобрил Лебедкин. Но ве-чером все равно делать нечего! Водку теперь не очень попьешь. Остается телик смотреть. Но фильм, доктор, в самом деле хреновый! Разве на-чальник сам должность бросит? Никогда я в это не поверю! Если уволят его, положим, не справился или за взятки, дело другое! Все это на дура-ков! Ну, ты с высшим образованием, ты, может, больше понимаешь! Ладно придуриваться, ответил Серый. Я такой же пролетарий, как и ты! Лебедкин всегда был склонен к анализу. Это он когда-то, после шуточки с трюльником,, по пути с того вызова, слушая, как Жибоедов вы-говаривает Серому за то, что тот пыжится, сказал: Ты, доктор, не оби-жайся! Ты мелкий служащий. Цена твоя такая трюльник! Это в боль-нице врача еще как-то уважают. А тебя всякий может послать к мате-рям. Потому что ты Моспогруз, грузи быстрее и вези дальше! Одна радость, сказал Витька, что вызовов не будет до девяти! Это была истинная правда. Самодеятельная скоропомощная статисти-ка доказала, что в час, когда идет по телевизору очередной сериал, по-ток вызовов сразу смолкает. Поэтому скороломощники любили, когда се-рий побольше. В Скатертном, в сером шестиэтажном доме, куда был вызов, какой-то небрежный не закрыл наверху лифт. Серый закинул голову, 'безнадеж-но посмотрел на черную кишку, свисавшую в шахту, потыкал в рубино-вую кнопку и поплелся, громогласно задевая неповинным Ящиковым о железные гнутые балясины, отмеряя полновесные старорежимные эта-жи, ругаясь не то чтобы вслух, но вполголоса. Дверь с поклоном и при-глашающим жестом открыл карликовый старик в белой сорочке и черном галстуке. Серый прошел мимо его предупредительности, слушая ухающие удары сердца от десяти пролетов, и продолжал негодовать по поводу лиф-та и себя, до сих пор не бросившего курить, что выразилось в том, что он брякнул ящик об пол и бурчал. Старик протянул руки, чтобы принять шинель, но Серый ворчнул: Я сам! Шинель повесил на крючок и, во-лоча ящик, пошел за стариком в глубь сумрачной, пещеристой комму-нальной квартиры.
В высокой пятиугольной комнате с лепным потолком и дубовым, крупными шашками, паркетом было тепло и пахло пыльным старым жильем. Стоял посередке под белой скатертью круглый стол на слоновьей ноге, над ним опустилась на длинных цепях бронзовая люстра, затканная полупрозрачным газом, чтобы лампочки не резали глаз, буфет дремал высокий, не мрачный готический, а мещанский, домашний, из которого, открыв стеклянные дверцы, вынимают графинчик водочки к обеду, в про-стенке между итальянскими прекрасными окнами шли важные башенные часы, у каких бывает басовый бой, и в углу столик поместился с красивой лампой под абажуром, и рядом шведские книжные шкафы, с пуговками, за которые нужно браться, если хочешь поднять стекло и вытянуть с полки какую-нибудь из книг, волнующе вспыхивающих позолотой. За шкафами из белых подушечек старушка подняла виноватое лицо. Она будто винилась, что побеспокоила, что будет жаловаться, что она такая квашня. Что в конце концов не может встать и налить Серому кофе и на-резать бутерброды. Серый обернулся и увидел старика. Тот топтался pst-дом с вафельным сложенным полотенчиком. Серый увидел его просящую улыбку и понял, что не решается он предложить руки вымыть грозному Моспогрузу. Угадал Серый и другое, по суетливости и страху стариков, что крепко им, видать, доставалось от Моопогруза, угадал частые и ноч-ные вызовы, ночной желтый свет, помятые ночные лица скоропомощников, не очень радушные, досадливые, грязные шинели, скинутые на стулья, громкие голоса, упреки, гром железного Ящикова в ночной тишине, узнал и себя среди шинелей. И Серый осторожно поставил ящик на газетку, вдвое подстеленную на обеденном столе, и бережно принял из рук стари-ка полотенце. Печально улыбнулся старику и повертел руками, где, зна-чит, вымыть. И, сдерживая тяжелую поступь башмаков, пошел мягко за стариком в ванную. Вызывали скорую сегодня, рассказывал старик, по-ка Серый мыл руки, заслоняясь, чтобы не было видно, какая серая вода стекает в раковину. Приехал молодой человек, симпатичный, растороп-ный. И немного шумный, сказал Серый. Да, ответил старик растерянно, немного шумный. Сказал, что поднялось давление, ну что ж, это частень-ко случается, сделал укол, стало получше, а потом Анна Львовна попы-талась встать, но очень закружилась голова, и очень побледнела. И сей-час очень голова кружится, не может подняться, боится. Ничего, ничего, сказал Серый, вытирая руки и испытывая желание красной своей поморо-женной пятерней погладить несчастного старика, не волнуйтесь. То, что случилось, Серый понял, как только вернулись в комнату и старик показал ему блюдечко с пустыми ампулами. На блюдечке ампу-лок было две, а носиков отбитыхтри. Сунул, прохвост, в карман одну ампулку, заметая следы, а про носик забыл! Серый быстро замерил дав-ление. Точно, упало. Аминазин сделал, зверь! И судя по величине носи-ка и по тому, как Анна Львовна ворочает языком, словно ее парализова-ло, два кубика. Зверь, зверь! Было бы кому! Часто скорую вызываете?спросил Серый.
