Эрих Кош - Избранное
Опустив руки под прилавок и сжав их коленями, она вся подалась вперед. На скулах у нее выступили красные пятна.
— Знаю! Я тоже кое-кого ищу! — отвечал молодой человек. — Где Марко?
— Твоя фотография была в газетах… На каждом углу висят объявления о розыске. — Женщина говорила почти шепотом.
— Я ищу его уже третий день, — сухо ответил молодой человек.
— Откуда же я знаю, где он!
— Знаешь! Он твой брат. Домой он не приходил.
— Ничего мне не известно. Отойди к полкам. Кто-то идет.
В магазинчик вошли два солдата; они предлагали купить у них сигареты.
— Нет, сегодня, к сожалению, нет! — Женщина отрицательно покачала головой и попыталась любезно улыбнуться. — Сегодня у нас нет денег. Заходите завтра! — добавила она, и солдаты вышли.
— Ну? — снова возвысил голос молодой человек. — Эти меня не опознали. Следующие могут опознать. Я вижу, в лавке дела идут неплохо. Где Марко?
— Не знаю!
— Хорошо, тогда скажешь им, когда они меня здесь обнаружат. Еще кто-нибудь пройдет — я прятаться не стану!
— Слушай, Тончи! — Женщина с мольбой закатила глаза. — Оставьте его в покое. У него жена и ребенок. Я вдова; у меня двое своих на шее; их я кормить уже не смогу.
— У Бореты было трое, и позавчера его расстреляли возле карабинерского участка. А Стевич, а Душан?
— Но при чем тут Марко? — Женщина встала. — Довольно он насиделся в тюрьмах.
— Да, он не виноват… но он был их учителем… и моим тоже. Слушай, каждую минуту кто-нибудь может войти!
Перед магазинчиком разговаривали два унтер-офицера и карабинер, он был не в шляпе, а в обычной фуражке, видимо, находился в увольнении.
— Он заболел, — сказала женщина. Прядь волос упала ей на лицо; она пыталась подхватить ее заколкой и не смогла. — Он очень болен.
— Давно?
— Вот уже три дня.
— Где он лежит? Почему не сообщил нам?
— Где он мог вас найти? Кому сообщать? Тончи, я же тебе говорю… он вам ничем не поможет.
— Люция! — Молодой человек снова вернулся к прилавку, не переставая в упор глядеть на женщину. — Слушай, Люция, я шел рынком, и меня видела жена Мауро. Я долго стоял здесь, у твоего магазина; за мной могут прийти каждую минуту. Где он? Не будем терять времени.
— О господи! — застонала женщина и принялась плакать, вцепившись руками себе в волосы. — Господи, до чего я дожила! Дьяволы… проклятые!
К дверям приблизился карабинер. Молодой человек стоял посреди лавки, уперев руки в бока, и смотрел то на дверь, то на женщину.
У вдовы затряслись щеки, задергались края губ.
— Вон там он, там, — проговорила она скороговоркой. — Проходи, слепа в кладовке… скорее!
— Здесь? — Молодой человек открыл дверцу в левой стене лавки, заставленную стеллажами, и исчез за ней.
Женщина снова села и облокотилась на руку. Она ждала. Карабинер еще постоял, поговорил, потом отодвинулся и исчез. На противоположной стороне улицы через всю стену дома тянулась вывеска «Янчич: — траттория».
За дверцей оказался темный проход; несколько ступенек вели влево по коридорчику. Держа руку над головой, чтобы не стукнуться, молодой человек прошел под низким сводом и очутился в комнате, похожей на тюремную камеру. Зарешеченное окно выходило на задний двор. За маленьким столом сидел человек и что-то мастерил.
Он поднял голову; худой, какой-то потемневший, заросший бородой, в синих бумажных брюках, в майке без рукавов, с глубоким вырезом на волосатой груди, и в фартуке. Обнаженные до плеч руки, сухие и жилистые, дрожали, он опустил на колени предмет, который держал. По шее и по груди стекали струйки пота.
— Садись! — сказал он так, точно давно ждал гостя. — Я знал, что ты придешь. Тебя ищут.
Молодой человек взял низенькую табуретку и присел с другой стороны стола. В углу комнаты валялись какие-то ящики, банки из-под консервов. Решетка на окне была затянута паутиной.
— Борету схватили! — Человек вздохнул. Он тяжело дышал и вытирал пот со лба.
— И расстреляли! — добавил юноша.
— А Мандича?
Юноша отрицательно покачал головой.
— И его поймают. Всех нас переловят.
В комнате было так тихо, словно вокруг все вымерло. Молодой человек нагнулся, взял со стола какой-то предмет и посмотрел его на свет — это был маленький сапожный молоток.
— Что ты мастеришь? — спросил он.
— Да вот хочу сделать сыну ботинки. Пригодятся потом, — прибавил он, опустил голову и задрожал всем телом. — Городок небольшой, они нас найдут… обыскивают дом за домом.
— Послушай, Марко! Надо бежать… скрыться в горах, пока пройдет облава. — Молодой человек хотел еще что-то сказать, но остановился.
В лавку вошла покупательница, она спросила заколки для волос. Слышно было, как она открыла и закрыла дверь; можно было разобрать каждое сказанное ею слово и даже дребезжание стекла захлопнутой двери. Затем опять наступила тишина.
Молодой человек проглотил слова, которые собирался сказать. Говорить было не о чем; Марко слышал все, о чем он беседовал в лавке. И не отозвался! Значит, не хотел слушать.
— Ну, я пошел! — сказал он, поднимаясь.
Сидевший перед ним человек тоже встал; в одной руке он все еще держал детский ботинок.
— Тончи! — сказал он. — Пожалуйста, не говори, что ты меня здесь видел… если тебя поймают.
Молодой человек на миг задержался, посмотрел на него, затем торопливо прошел по ступенькам, открыл дверцу в стене и резко захлопнул ее за собой. Женщина в лавке опустила руку и уныло обернулась к нему.
— Ну, что я тебе говорила! — злобно сказала она.
Молодой человек, даже не взглянув на нее, вышел из магазина.
Узкая улица была уже вся в тени. Он прошел несколько шагов, отделявших его от угла, остановился, прочел висевшее на стене объявление, прислушался к звуку приближавшихся шагов; это прошел своей дорогой старый рыбак с корзиной на плече. Дойдя до следующего угла, молодой человек свернул вправо, поспешно вошел в маленькую калитку у старого каменного дома, миновал двор, запущенный, заросший сорняками — только старая смоковница тянулась вверх у стены, — и по узкой лесенке поднялся на городскую крепостную стену, за таверной. Отсюда был виден залив, верхушки пальм на берегу и центральная площадь, по которой проходили горожане и солдаты. Здесь, на широкой каменной стене, стояли стулья, вынесенные из таверны; справа, в углу, защищенном от посторонних взглядов, сидел юноша в голубой рубашке. Перед ним на столике стоял стакан с вином. Тут же стояла бутылка, кувшин с водой, два пустых стакана и тарелка с кусками хлеба и сыра.
— Ты запоздал! — сказал парень в голубой рубашке. Тончи взял стул, сел и откинулся на спинку.
— Выпей и закуси! Вода, правда, уже нагрелась, но в таверне полно итальянцев, и Джанни не может принести другой кувшин. Ну что, нашел его?
Тончи кивнул, налил в стакан вина и отпил глоток.
— Теплое! — сказал он, ставя стакан обратно на стол. — Они все углы облепили объявлениями о розыске.
— Бумагу переводят, — ответил его товарищ. — Ты где так задержался?
— У Люции. Дела у нее идут хорошо. Она торгует табаком — скупает у солдат. В лавке все время народ… я никак не мог войти.
— Он там?
— Там, сидит в каморке за магазином.
— Видно, так и просидел.
— Да, дней пять, наверное.
— И она нам ничего не сообщила?
Тончи пожал плечами и взял кусок хлеба с сыром. Товарищ подлил ему вина.
— Ничего.
— Как ничего? А он придет?
— Да я его и не звал.
— Почему?
— Нет смысла. Он все равно не придет.
С моря подул ветерок. Юноша в голубой рубашке взял в руки стакан, но не донес его до рта. Тончи выглянул на площадь.
— Смотри-ка, Мауро! — воскликнул он.
Его товарищ поднялся, перегнулся через стол и увидел на площади маленького часовщика Мауро, который, смеясь и жестикулируя, разговаривал с тремя солдатами в черных рубашках.
— Пускай! — сказал он, снова усаживаясь на стул.
— Рано или поздно он нам за все заплатит.
— Тончи! Что же все-таки случилось с Марко? — спросил он, заглядывая в лицо товарищу.
Тончи постукивал по столу пустым стаканом. Несколько чаек пролетело над ними; тени птиц порхнули через стену.
— Да ничего, — сказал он, разглядывая дно стакана. — Ничего с ним не случилось. Чинит ботинки. Опять вспомнил свое ремесло, жену и ребенка.
Юноша в голубой рубашке отпил несколько глотков.
— Я все-таки не понимаю, — сказал он.
— И я! — сказал Тончи.
Оба некоторое время молчали. Каждый был погружен в свои мысли.
— Ешь! — Тончи пододвинул тарелку с хлебом и сыром и сам взял кусок.
Юноша в голубой рубашке точно не слышал.
— Он же старый товарищ, — сказал он задумчиво.
Тончи кивнул головой.