Ирина Мамаева - Ленкина свадьба
Интересно, что день на третий баба Лена не утерпела, напросилась вечерком с Лариской к Насте поговорить с космоэнергетиком. Увязалась за ними и Ленка.
Пришли, расселись. Космоэнергетик без тени смущения или неловкости начал разговор.
— Надо делать прокачку энергии, — он обвел собравшихся долгим многозначительным взглядом: было очевидно, что никто из них делать этого не умеет —
пояснил: — Делается она так: представляете себе поток энергии — вроде столба, который идет из космоса и проходит в ваше тело через макушку, — он показал куда конкретно. — Выходит из копчика, идет в землю, а в области коленей от него часть отщепляется, идет снова вверх, окутывая вас, как коконом, входит снова в макушку. А второй поток энергии вы получаете от земли. Он входит в вас через копчик и выходит через макушку в небо. Часть над макушкой отщепляется, идет вниз, тоже окутывает вас, как коконом, собирается обратно в районе коленей и входит в копчик. Понятно я говорю? Встаете дома или в поле на чистом ровном месте и представляете себе эти потоки, пока не почувствуете. Все негативные воздействия на ваше тонкое тело нейтрализуются, грязь вымывается, аура восстанавливается. Защита ваша восстанавливается. Кокон вокруг вас — это ваша защита, — он снова внимательно оглядел присутствующих.
Бабки восхищенно молчали: они мало что поняли из его речи. Ленка слушала с интересом.
— Выходите в поле — и делаете прокачку. И так каждый день. И никто уже вас не сглазит, всякая темная сила обойдет стороной. Хорошо еще фиги показывать. Умеете фиги показывать?
Бабки удивленно молчали: решили, что ослышались.
— Фиги! Ну! — космоэнергетик сложил фигу и продемонстрировал присутствующим. — Фига отпугивает ненужные и вредоносные сущности. Как заметили чужеродную сущность — так сразу ей фигу показывайте.
— Это каку-таку — чужеродную сущность? — осмелилась переспросить баба Лена.
— Ведьму, например.
— Это что ж, нам всем теперь Тоське фиги показывать?
— Ну да… — растерялся космоэнергетик, — можно и Тоське. Фига любую вредную энергию отражает, и Тоськину, стало быть, тоже отведет.
Баба Лена хотела было что-то уточнить, но встряла Настя:
— Ты, милок, скажи, как лечиться-то, какие заговоры от хворей читать, а? Давление скачет, ноги ночами болят — спать не можу, а?
— В каждом человеке скрыты огромные возможности, — тотчас начал космоэнергетик, — надо уметь ими пользоваться. Все они сокрыты в нашем подсознании. Стало быть, надо обращаться к подсознанию. Перед сном села на кровать и обратилась к своему подсознанию… Есть листок записать?
Настя вскочила, засуетилась, но бумагу и ручку нашла.
— Итак, записывай: “я обращаюсь к своему подсознанию” — три раза, “прошу помочь мне справиться с болезнью” — называешь болезнь, потом три раза благодаришь — “благодарю свое подсознание за помощь”.
Лариска тоже старательно записывала текст для себя.
— А креститься надо?
— Можно и перекреститься, — разрешил космоэнергетик.
— А как ваша наука к богу относится? — спросила баба Лена.
— Христианство — древний и очень мощный институт с сильным энергетическим воздействием… — но баба Лена перебила:
— А бог-то, бог?
— Вы хотите услышать, ставим ли под сомнение его существование? Нет, не ставим. Более того, вся полезная, белая энергия берется нами — целителями, последователями тех или иных методик — от бога.
Баба Лена согласно закивала: все — от Него.
— Поэтому в церковь надо ходить обязательно. Зря ты Лариса в бога не веруешь и в церковь не ходишь. Пока не будет твое сердце Ему открыто, мне одному не справиться с твоими болячками.
— Да я верю, верю, — испугалась Лариска, — только…
— Вот! — обрадовался космоэнергетик. — “Только”! Именно “только”. А верить надо без “только”, без условий, то есть верить — и все. Услышала как-то одна баба, что “вера горы сдвигает”, и обрадовалась. У нее как раз на пути к дому горка была, которую обходить приходилось каждый день. Вот она перед сном помолилась, попросила господа убрать эту горку. И спать легла. Утром просыпается — и сразу к окну. А гора, как стояла — так и стоит на своем месте. Бабка рукой махнула: а, говорит, я так и знала… Вот такая и у нас у всех часто вера. Оттого и ничего не можем мы. Не только другим — себе помочь.
В дверь постучали.
Ввалилась Манька. Обалдела немного от такого скопления народу, не сразу, но нашарила глазами Настю — к ней шла — заныла:
— Настя, одолжи денег, а? — но в ноги упасть и заплакать не решилась.
— Вот еще, — обиженно взвизгнула Настя, — самой есть нечего!
— Маня, — бабе Лене стало стыдно за нее перед космоэнергетиком, — ну что ты…
— А ты у меня простыни грязные видела? Нет, ты при всех скажи, видела? А занавески?
— Хотите, я вам одолжу? — и космоэнергетик протянул ей купюру.
— Дай вам бог здоровья! Спаси бог! — Манька торжественно взяла деньги, церемонно раскланялась и гордо удалилась.
Космоэнергетик, как ни в чем не бывало, снова заговорил о боге. Про Евангелие, про заповеди, про церковные таинства. Но говорил не от сердца, а как урок в школе рассказывал. Ленка была разочарована: что-то — то самое, особенное, про нее и Юрку, что она хотела услышать, ей не сказали. И Ленка потихоньку сбежала.
Глава 12
Всю неделю Юрки не было видно. Ломчик, забегая периодически на ферму к Любке, сообщал: Юрка рыбачит, Юрка правит крышу, Юрка ушел за грибами. Сердце у Ленки замирало.
Да и Любка как-то отдалилась от нее. Дело известное: Любка по-взрослому встречалась с Ломчиком: у Любки появился парень.
Один раз Ленка, правда, встретила Юрку. Все в том же “Голливуде”. Он поздоровался, спросил, как дела, как телята. Рассказал, что Муста, кажется, снова жереба, подмигнул Ленке, рассмеялся просто от хорошего настроения и поспешил дальше. У Ленки потом весь день сердце пело.
Но дни, несмотря на это, тянулись долго, очень долго. Даже удивительно было, что суббота все-таки наступила.
Вечером, часов с пяти, Репа с Митькиной на мотоцикле демонстративно гоняли по деревне туда-сюда. Митькина была в короткой юбочке, которая временами уж совсем неприлично задиралась, и все ее длинные загорелые ноги представали перед многочисленными наблюдателями во всей красе.
— Разъездились, — проворчала Любка, когда они проскочили мимо них с Ленкой, обдав выхлопными газами, — ляжки вывалила — и рада по уши, — у самой Любки ноги были кривоваты от рождения и коротких юбок jyf никогда не носила.
Уже почти подошли к клубу, как с ревом и треском к ним лихо подкатил Ломчик:
— Привет, девчонки! Любка, я тебе… про тебя стих сочинил!
— Че? — Любке показалось, она не расслышала.
— Стих, стих! Как Аркаша! — Ломчик слез со своего “ижака”, достал из кармана мятую бумажку и встал в подобающую позу, — вот. Сто процентов, гениальная поэзия! Прочитать?
— Прочитай, пожалуйста, прочитай! — попросила Ленка за Любку и замерла в ожидании.
— Читаю, — предупредил Ломчик. — Вот… Или нет, надо поссать сначала сбегать.
Бросил мотоцикл и спустился в канаву. Когда он вернулся, Любка недовольно протянула:
— А подальше отойти не судьба была? Что за привычка — справлять нужду тут же, рядом?
— Не ворчи, Любка, — Ломчик снова вытащил бумажку, но стоял в нерешительности. Закурил.
— Читай, Вася, читай, — снова встряла Ленка.
— Ну хорошо. Так и быть. Читаю:
Я иду по дороге сырой,
Что-то не видно Любашки больной.
— Ой, Ломов-то форсит, речь говорит! — по дороге на велосипеде ехала Анька-мелкая, — встал осередь деревни и нюгайдает1!
1 Нюгайдает — гнусавит.
Ломов рассердился:
— Едешь мимо — и едь! Ты сначала ездить научись! Ты ваще, как едешь? Ты в какую сторону педали крутишь? — и успокоился только когда Анька-мелкая, запутавшись в ногах и педалях, съехала в канаву.
Ломов снова принял нужную позу:
— Весь момент испортила. Так, сначала:
Я иду по дороге сырой,
Что-то не видно Любашки больной.
Ленка бежит и кричит во дворе:
— Я ее вижу — лежит вдалеке!
Бросились мы по дороге сырой
К нашей Любашке больной-пребольной.
Вот, запыхавшись, склонились над ней:
— Пока еще дышит, давай-ка скорей!
Любка встает, негодяйка такая,
И говорит: Щас как дам нагоняя!
Массажкой Елене по лбу настучала
И мне для прикола…
— Ну, тут, правда, не совсем литературное слово… хм-хм… накатала, одним словом… — Ломчик даже покраснел, то ли от усердия, то ли от стеснения, — ну, как тебе?
— Почему это я — больная? — подозрительно спросила Любка.
— Ну, блин… понимаешь… я это… хотел сказать, что ты — особенная… То есть стихи, ведь они сами как-то получаются. Я вроде и не это хотел сказать… Сто процентов — не это!
