Банана Ёсимото - Она

—  Да я без всяких задних мыслей! Про­сто хотел еще немного поболтать. А воз­можно, это как раз мне одиноко.

—  Ну, раз так, почему бы и нет. — Я сно­ва присела.

—  Сегодня я вот о чем подумал. Ты и вправду не лежала в той клинике. Хотя бы­вать там тебе, возможно, и приходилось.

—  Ты действительно так думаешь? Я то­же пришла к такому выводу, — призна­лась я.

—  Как бы это объяснить... Мне показа­лось, что твое поведение было несколько иным... В общем, не таким, какими должно быть у человека, которому пришлось про­жить там какое-то время, — пояснил Сёити.

—  Почему это? Ты что, разбираешься в подобных вещах? — поинтересовалась я.

—  Дело в том, что я занимаюсь боевыми искусствами. Кое-что знаю о многих вещах по поводу движений человеческого тела.

—  В таком случае откуда я знаю это ме­сто и женщину по имени Кодзима-сан? — спросила я в смятении.

—  Я считаю, что, как и рассказывала Кодзима-сан, тебе, несомненно, приходи­лось бывать в этой клинике, так как твоя мама и директор были любовниками. Мне, как и тебе, не показалось, что Кодзима-сан лжет. Так что лежать ты там ни разу не ле­жала.

—  Видимо, в моей памяти перемеша­лись разные вещи и события. Ну и ладно.

Сёити прыснул смехом:

—  Почему ты так просто сдаешься? Раз­ве это не самое важное?

—  Да, но сейчас для меня важнее всего то, что меня окружает. И если здесь все спо­койно, остальное меня не волнует. Если все принимать близко к сердцу, жизнь стано­вится невыносимой, — улыбнулась я. — А ты, Сё-тян? Отошел после шока от услы­шанных историй о тете?

—  Да, она, конечно, слишком отлича­лась от той матушки, которую я знал, но где-то в глубине души я предполагал нечто подобное, — сказал Сёити.

—  Люди могут меняться в зависимости от среды, не так ли? Изначально была од­ной из сестер-ведьм, а умирала замечатель­ной мамой. Классно...

—  Это тоже далеко от истины. Сколько раз я это слышу, но не знаю, что и ска­зать, — признался Сёити. — Я думаю, что мы очень виноваты перед тобой за то, что так надолго оставили тебя.

—  Но никакой твоей вины в этом нет, — возразила я.

—  Тем не менее я действительно так счи­таю. Мы совершили непоправимую ошиб­ку. Наверняка и я мог сделать что-нибудь. Так что я тоже несильно отличаюсь от ди­ректора клиники. Ведь я воспринимал все, что было связано с тобой, как не мое дело.

—  Ну, тогда мы сейчас же поженимся и вместе создадим прекрасную семью, как тебе? И я хочу родить троих детей, — пред­ложила я.

—  Идет, — согласился Сёити. — Это ужас­но, что я могу сделать так мало для тебя.

—  Это не так, — улыбнулась я. — Одна­ко все уже закончилось. Действительно ни­чего не исправить.

—  Я ничего не знал. Представлял себе, что тебя забрали родственники и что ты живешь у них в безопасности и достатке. А может, мне было проще так думать. Я ве­рил в это и не сомневался, так как с “Конамия” всегда был полный порядок. Одна­ко матушка на самом деле так не думала. Поэтому и раскаивалась потом. Теперь вос­полнить эти пробелы должен я. Если тебе жизнь недодала, это не могло не сказаться и на нашей с матушкой судьбе. На самом де­ле жизнь — очень жестокая штука. Не ска­жешь “моя хата с краю”. Ведь в тот день в са­ду было много общего, что мы делили с то­бой. Я прекрасно помню все, что было тогда. Несмотря на то, что мы перестали видеться...

—  Я тоже. Взгляни.

Я достала из сумки маленькую фигурку.

— Это та самая маленькая статуэтка, похожая на каппа, которую я нашла в тот день в саду. Помнишь?

Обернув фигурку в шелковый лоскут и поместив в мешочек, я всегда и везде но­сила ее с собой. Это было изображение су­щества, сидящего обхватив колени и накло­нив голову, с большими глазами, с клювом вместо носа.

Тетя рассказывала, что изначально на­шли эту фигурку в Китае. Ей она досталась от этнического китайца, живущего за гра­ницей, которого считала своим учителем магии. Однако после того как его не стало, статуэтка служила грустным напоминани­ем о нем. Когда я, отыскав в дальнем угол­ке сада, принесла ее тете, она, улыбаясь, сказала:

— Эта вещь была очень дорога мне. Спа­сибо за то, что нашла ее. Знать, она и впрямь захотела переехать к тебе. Можно я отдам ее тебе на хранение? Если она будет у тебя, поверь, в твоей жизни появится много хорошего. Она немного испачкалась в земле, дай-ка я ее вытру.

Тетя натерла фигурку до блеска и вложи­ла внутрь листок бумаги со своими коорди­натами.

Я все это время бережно хранила ее. Ко­нечно, моя жизнь с тех пор изобиловала сложными поворотами, однако я так и не вытащила тот самый листок и не связалась с тетей, и тем не менее всегда дорожила этим подарком. Хотя она на удивление тя­желая и мне приходится постоянно нати­рать ее, чтобы на ней не появилась патина, я повсюду ношу ее с собой в своей сумке и, когда сплю в незнакомом месте, кладу ее у изголовья.

—  Да, матушка любила посочинять, — сказал Сёити. — Когда она похвалила тебя за то, что ты разыскала эту вещицу, я ужас­но тебе завидовал. Но ты, обычно скупова­тая на мимику и эмоции, как никогда сияла от счастья, и даже я своей детской душой почувствовал, что обязан уступить тебе.

—  И правильно! У тебя ведь было все, а у меня ничего, и поэтому ты должен был отказаться от обладания фигуркой. И все же мне хотелось бы вернуть тебе ее. Она ведь связана с воспоминаниями о матушке, хотя довольно долго служила мне оберегом. По­жалуй, пришло время расстаться, — ска­зала я.

—  Нет, оставь себе. Эта вещь уже цели­ком и полностью твоя. Я ведь завидовал то­гда потому, что был еще совершенным ре­бенком, — объяснил Сёити.

Однако я же размышляла совсем о дру­гом.

Пусть все так, но где я в действительнос­ти находилась некоторое время после смер­ти родителей?

—  Сё-тян, что касается того случая... примерно сколько лет назад это произошло? Сколько мне тогда было? — спросила я.

—  По-моему, лет тринадцать или четыр­надцать. Я перед нашей встречей просмат­ривал тогдашние газеты, поэтому думаю, что не ошибаюсь. Я помню также, что ма­тушка тогда совсем пала духом, слегла, и это было ужасно. Она все повторяла, что, если бы присутствовала там, возможно, смогла бы что-нибудь сделать. Хотя все во­круг не переставали твердить ей: “Да если бы вы с сестрой все еще общались, вероят­но, ты бы тоже погибла. Так что слава богу, что ты жива”. И тем не менее я думаю, что мамина жизнь решительно изменилась по­сле того случая. Она, не зная отдыха, всю себя посвятила домашней рутине. И даже когда умер отец, она по-прежнему продол­жала усердно заниматься повседневными делами.

—  Вот как... значит, примерно четырна­дцать, — задумчиво сказала я.

—  А с твоим так называемым покрови­телем из Флоренции вы сколько лет знако­мы? — спросил Сёити.

—  Мне тогда было лет десять, когда мы встретились. Я оказалась в его доме благо­даря одному человеку, с которым бабушка подружилась, когда училась в Турине. Мне было десять, ему — восемнадцать, это была, пожалуй, моя первая любовь. Хотя мы были совсем детьми, влюбились друг в друга с первого взгляда. До сих пор я не порвала с ним окончательно, он оказывает мне все­возможную поддержку. Он богатый, но при этом очень простой человек. Не женат, и думаю, что серьезных взаимоотношений с девушками у него нет. Сейчас я к нему от­ношусь как к члену своей семьи или покро­вителю.

У него огромная оливковая плантация и полностью отсутствуют какие-либо де­нежные затруднения. Теперь я приезжаю в его дом как к родственнику. Поездка в Италию для меня — это прежде всего от­дых. В сельской местности кажется, что время остановилось и ничего не меняется. Тот дом стал для меня роднее своего собст­венного. А вокруг него почти девственная природа...

Когда произошел тот страшный случай, я как раз собиралась, используя время лет­них каникул, на следующий день наконец отправиться к нему без родителей. Я нахо­дилась в предвкушении этой поездки, но все в один миг рухнуло. Наверняка он тоже приезжал потом, чтобы навестить меня, но я этого не помню. Мы никогда не гово­рим о том времени.

— Если бы можно было сделать так, буд­то ничего не случилось тогда, и все шло, как мечталось, было бы здорово, да? — вздох­нул Сёити. — Что касается меня, то, пожа­луй, было бы только лучше, если бы я не во­рвался к тебе так вдруг, спустя долгие годы, а оставил бы тебя в покое.

— Ну-у, не уверена... Кто знает, возмож­но, нам суждено было когда-нибудь столк­нуться лицом к лицу, и все это только к луч­шему. Я много плачу и мучительно пережи­ваю прошлое, но зато я не одна. К тому же и для тебя, потерявшего маму, это рассле­дование тоже может оказаться очень важ­ным, — предположила я.

На самом деле я практически не помни­ла событий рокового дня.

Думаю, что я тогда точно паковала вещи в своей комнате на втором этаже. Внизу раздавались голоса горничной, мамы, ма­миного брата и других. Спиритические се­ансы обычно проходили раз в три месяца или полгода в столовой нашего большого дома после специальных приготовлений. Столовую затемняли, зажигали только све­чи и вызывали духа, связанного с кем-нибудь из собравшихся. Мне все это пред­ставлялось довольно мрачным и абсурд­ным. Я абсолютно не верила во всяких там духов, и мне жутко не нравилось, что мама, которая все это организовывала, всегда на­пускала на себя таинственный вид, надева­ла черное и становилась очень властной. А еще мне было крайне неприятно, что па­па, совершенно не обладавший подобными способностями, который на деле был, по­жалуй, самым честным и правильным, словно боялся хоть в чем-то противостоять маме и во всем подчинялся ей. Тогда в “Конамия” на подобных сеансах нередко пред­сказывали перспективу той или иной сдел­ки, и так как в реальности дела в компании шли весьма успешно, никаких упреков или недоверия не возникало.