Ольга Погодина-Кузьмина - Адамово яблоко (журнальный вариант)
— Ты бы предупредил, Витенька, когда приедешь. Я бы пирог испекла, — пробормотала тетка, нарушая напряженное молчание за столом. — А так получается простенько, непразднично.
— Значит, нельзя было, раз не предупредил, — отрезал отчим сурово. — Я не на курорт ездил.
— Ничего, завтра поставлю тесто. С мясом, как ты любишь. А что еще приготовить? Оливье? Люди же придут.
— Я с утра на рынок съезжу, а с кладбища вернемся — этот тебе поможет. Оливье, жаркое с картошкой, нарезку. Список мне напишешь, что купить.
Поймав тень недоумения на лице Игоря, отчим вкрадчивым тоном, не предвещающим ничего хорошего, поинтересовался:
— А у тебя какие планы на завтра? Кино, театр, дискотека? Может, ты наплевал, что твоей матери четыре года?
Игорь молчал, опустив глаза в тарелку. Из-за переполнявшей его любви он и в самом деле забыл про годовщину смерти матери, и теперь его сердце болезненно и виновато сжалось.
— Там, наверное, совсем размокло в такую погоду, — подумала вслух тётка. — Два дня льет.
— Не растает, не сахарный, — ответил отчим, разливая коньяк.
Тётка подняла рюмку.
— Ну, с возвращением, Витенька. За твое здоровье. Слава богу, что всё благополучно. А то мы уже заждались.
— Я заметил, как вы заждались, — зло возразил дядя Витя.
Игорь взял рюмку и через силу проглотил немного жгучей жидкости с карамельным привкусом.
— А у нас всё ничего, — поторопилась успокоить его тётка. — Я всё там же работаю, только один день отдала. Игорь зарплату приносит неплохую. Вроде бы нравится ему, дальше учиться хочет по этой линии. Старается. Начальство его ценит.
Отчим криво усмехнулся.
— Ценит, говоришь?.. Понятно. А сам-то что скажешь?
— Работа как работа, — проговорил Игорь.
— Ну а ты расскажи подробнее. Нам же с Надеждой тоже охота приобщиться. Что там происходит, в мире шоу-бизнеса? Как ты там стараешься?
Игорь видел, как он бережно, по нитке, закручивает в клубок скопившуюся в нем злобу.
— Я пока учусь, — ответил Игорь через силу. — Иногда снимаюсь в рекламе. Одежду показываю… Сегодня был показ коллекции одного модельера. В ночном клубе, поэтому поздно.
— Ну, значит, нашел место в жизни? — повышая голос и взвинчивая себя, продолжал отчим. — Вышел в люди? Вот так — выставляться голым напоказ? Чтоб тебя приценивали, как кусок мяса в магазине?
— Я не хожу голый, — возразил Игорь, начиная задыхаться.
— И почему? Там ведь оно в порядке вещей?
Вилкой размазывая соус по краю тарелки, Игорь молчал. Как всегда во время таких допросов, он чувствовал себя виноватым, слышал предательскую дрожь в собственном голосе, даже когда говорил только правду. Дядя Витя, раскрасневшийся от гнева и коньяка, не сводил с него глаз.
— Как ты съездил, Витенька, расскажи, — заискивающе улыбнулась тётка, отважно принимая огонь на себя. — Интересная страна?
К удивлению Игоря, отчим позволил сменить тему. Наливая коньяк, он кивнул.
— Интересная. Пятый год засуха, продуктов нет, один опиум выращивают. Гуманитарную помощь сразу разворовывают и перепродают. Водохранилище высохло, даже в гостинице воду давали на час-полтора в день. Электричество тоже постоянно отключают. Деньги дешевые, как бумага, а дрова продают на вес, по килограммам.
— А мы всё жалуемся, — тётка покачала головой. — Вот где ужас-то, наверное.
— Как наши ушли, так война не прекращается. Дома стоят полуразрушенные, а в них так и живут семьи с детьми. И просто в железных контейнерах живут, как зверьё. И порядки звериные, испражняются прямо на улицах, в канавы. Женщины выходят из дому все закрытые с головы до пят и в сопровождении мужчин. Иначе камнями могут забить. Считается, что женщина — это тень мужчины.
— А что у них по вере? Мусульманство?
— Ислам. Перед нами французы ехали из Красного креста — подорвались на растяжке… Мы в Москву прилетели как из ада в рай. В аэропорту светло, чисто, в гостинице — горячий душ.
Он выпил и налил ещё.
— Но и у нас, я заметил, чёрных больше становится с каждым годом. Пустили в дом зверьё, а эти твари быстро наглеют. Дальше будем терпеть, они нас на улицах резать пойдут.
— Это точно, совсем хозяевами стали, — вздохнула тетка. — Сама видела, на рынке чёрный женщину ударил. Что она у него перец украла. А она взяла, потому что недовес…
Радуясь, что отчим оставил его в покое, Игорь ещё какое-то время давился вареной картошкой, потом положил вилку.
— Спасибо. Можно, я пойду?
— Пойдешь? — вдруг вскинулся дядя Витя. — А что, неинтересно? Или так устал от своей работы? Ты хоть понимаешь, откуда я приехал?.. Что из этой мясорубки не каждый возвращается?.. Или как? Лучше бы на мине подорвался? Этого ты хотел? Смотреть в глаза!
— Не хотел, — пробормотал Игорь, не поднимая головы.
Отчим стукнул кулаком по столу так, что зазвенела посуда.
— Я сказал — смотреть мне в глаза!
Его лицо побагровело, белки налились кровью. Но, глядя на него, Игорь с удивлением осознал, что не испытывает привычной паники. Только отвращение и подступающую к горлу дурноту. Он почувствовал, что и дядя Витя подспудно ощущает в нем эту перемену и начинает нервничать, словно человек, потерявший дорогу в темноте.
— Значит так, смотри и слушай, — продолжал отчим, всё еще сжимая кулак. — Про свою работу блядскую забыл. Приказ не обсуждается. Я сам ухожу из подразделения. Так что больше командировок не будет. Завтра поедем на кладбище, придут гости, и я поговорю насчет дальнейшего. Может, лучше тебя и правда отправить в этот призыв, сразу, как исполнится восемнадцать. Послужишь в нашем округе, получишь водительские права. Заодно дурь из головы выбьют.
— Как, Витенька, ты уходишь из подразделения? — искренне удивилась тётка.
— Перевожусь в запас. Может, преподавать. Хватит по войнам мотаться. Когда повысят, по деньгам будет не меньше.
Тётка закивала.
— Ну и правильно, и хорошо. Здоровье дороже. Что они, деньги — и так проживем.
Она хотела взять тарелку Игоря, но отчим кивком головы заставил её сесть на место.
— Что ты прыгаешь вокруг него? Сам помоет. Слуг нет.
Игорь поднялся. Спиной чувствуя его взгляд, стряхнул остатки картошки в ведро, ополоснул тарелку и пробормотал:
— Спасибо. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Игорек, — негромко отозвалась тётка.
В своей комнате Игорь открыл окно, закурил. Тучи разошлись, на небе высыпали звезды, мелкие и острые, как осколки стекла. Глядя на них, Игорь подумал о Георгии Максимовиче, который где-то в далекой Швейцарии сейчас спит, или пьет вино, или вот так же смотрит в небо. Ещё в машине Маркова он почему-то уверился, что уже не сможет доказать свою невиновность, что Георгий даже не станет слушать его оправданий. И думать об этом было так же тяжело, как о дяде Вите, который снова явился, чтобы сломать и раздавить все надежды, которыми Игорь в последнее время жил.
Он вспомнил: небесные тела, двигаясь в космосе по своим орбитам, издают прекрасный звон, эти звуки постоянно воздействуют на нас… Почему тогда человеческая жизнь устроена так нелепо и несправедливо?..
Дядя Витя пришел в середине ночи. Он вошел бесшумно, в носках, постоял какое-то время у кровати, сдерживая дыхание, затем осторожно лег.
Он долго лежал без движения, а Игорь, с гулко стучащим сердцем, пытался дышать глубоко и ровно, притворяясь спящим, хотя оба знали, что он не спит. Потом отчим придвинулся ближе и осторожно дотронулся до него. Постепенно прикосновения становились уверенными и грубыми, но Игорь продолжал изображать глубокий сон.
Затем реальность исчезла. Повинуясь обратному отсчету, который вел дядя Витя, Игорь уменьшился в двенадцатилетнего мальчика и забыл всё, что будет с ним позже. Он лежал в постели с высокой температурой, мать ушла на работу, а дядя Витя монтировал фильм на компьютере. Нужно было выпить порошок, и отчим высыпал лекарство на ложку, а Игорь проглотил, и когда дядя Витя раздевал его, он никак не мог проснуться и закричать, как бывает во сне, когда нужно бежать, а ты не можешь пошевелиться.
Дядя Витя уже хрипло и жарко дышал ему в затылок, когда наступила очередь жестокой фантазии, которой Игорь всегда отдавался в этот момент. Перед его глазами быстро, но очень подробно разворачивался виртуальный мир компьютерной игры. В этой игре он вставал и сбрасывал отчима с дивана, бил кулаком в лицо и ногой в живот, а потом выхватывал из-за пояса свои космические бластеры и расстреливал дядю Витю с двух рук. Кровавые мозги и внутренности расплескивались в воздухе красивыми алыми брызгами.
После судорог агонии отчим ещё минуты две лежал рядом, восстанавливая дыхание. Потом он встал и ушел. Игорь перевернулся на спину и, одной рукой вытирая текущие по лицу слезы, другой начал ласкать себя, пытаясь представить прикосновения Георгия Максимовича, мысленно отрывая и комкая страницу памяти, хранящую образ дяди Вити.
