Канта Ибрагимов - Сказка Востока
Знает ли Шад-Мульк об отведенной ей роли — некой временной «няньки-матушки-куклы» при фаворите? Прекрасно знает, и все понимает. Она в борьбе, в нешуточной борьбе, которую она искала.
А есть ли у Шад-Мульк хоть какой-то шанс не то что выиграть, а просто выжить? По мнению двора, никакого, и в этом никто не сомневается. Ведь это вроде смазливая простушка, в которую влюбился мальчишка Халиль. Пока это устраивает всех. А сядет Халиль на трон, вслед за властью обзаведется гаремом, и все станет на свои места.
А что делает Шад-Мульк? А Шад-Мульк, действительно, внешне ведет себя как «простушка», тоже влюбленная в Халиля, что немудрено. Но мало кто знает, что Шад-Мульк — это Шадома, девушка благородных кровей, по тому времени прекрасно и всесторонне образованна, в отличие от тех же ханш. А главное, за ее плечами, пусть по времени недолгий, да огромный жизненный опыт: рабства, унижения, насилие, что оставили горький след в ее душе, но только не на теле, лучезарном, улыбающемся всем лице. Ведь она не то что прирожденная, а уже приноровившаяся артистка, которая исполняла любую роль пред любой публикой. И понято, царский двор — это не благодушная отдыхающая публика «Сказки Востока», но и она не в одиночку солирует на авансцене, она искусно заставляет всех подыгрывать ей, так же улыбаться ей в лицо и даже любезничать, потому что она не просто артистка, совсем не кукла. Она кукловод, потому что в ее руках Халиль. И тут не до иллюзий, жесточайшая диалектика жизни — там, где единство, там и борьба противоположностей.
Нынешняя знать, а это зажравшиеся, пресытившиеся особы, избавилась от жесткого, умного и расчетливого, как дед, Мухаммед-Султана. Почти всех устраивает Халиль такой, как есть: мягкий, инфантильный, влюбленный, романтичный, чтобы легче было управлять, то есть жить. Совсем иного хочет Шад-Мульк. Теперь ей нужен Халиль сильный, мужественный, решительный. Наверное, этого же хочет и сам Халиль. Однако природу человека не переделать. И если Халиль слаб, то хотя бы рядом с ним должен быть сильный человек. У Шад-Мульк выбор один, и он кажется невероятным — поставить позади Халиля Малцага.
В это трудно поверить. Но в истории человечества, тем более в борьбе за власть каких только зверств не бывало. А тут, обойденный вниманием летописцев, право, это и немудрено, все было в строжайшей тайне, а не в масштабе грандиозных войн, либо революций и переворотов, да некий историзм был, ибо встретились Халиль и брат Шад-Мульк — Малцаг.
Более своего брата полюбил Халиль известного героя Малцага. А знал ли Халиль, что Малцаг убил его брата Мухаммед-Султана? Конечно, знал. И он этому рад. У Тимура не было братьев, никто не оспаривал с ним престол. Зато были друзья-соратники, но и они были до поры до времени, потом кто за него погиб, кто на кухне остался пожизненно, а кого казнили. Оставил бы Мухаммед-Султан так Халиля? Вряд ли. А если бы оставил, то где-то на задворках истории.
А знает ли кто о налаженной связи между Малцагом и Халилем? Кое-кто знает. Ведь Халиль принц, наследник, фаворит. У него своя свита, своя армия, своя разведка и командиры. Кульминация событий налицо. И тут нет друзей, нет врагов. Есть политика, где допустимо все, что соответствует интересу и расчету. Так и только так действовал и учил всех сам Тамерлан. Так и в интригах, в коварстве, в борьбе, где дозволены были любые приемы, пришел к господству Тамерлан, и иначе не может действовать и его наследство. А Малцаг, опытный воин, полководец, которым восторгался сам Тимур. Теперь он для кого-то уже погиб, для других, кто все знает, просто нейтрализован. А зачем распыляться, не лучше ли иметь такого полководца в своих рядах, тем более что врагов кругом предостаточно, а тюркские воины — уже не те дикари, что выросли в степи, всосав молоко волчицы, и уж точно кобылы. Та старая, легендарная гвардия полегла, добывая Тимуру славу. Нынешнее поколение тюркских воинов — это остепененные роскошью, городами и благами завоеваний отцов сыны, у которых мало мотивации для побед, тем более погибели на чужбине. Так что тайно, под чужим именем использовать Малцага не только можно, но и нужно.
Согласен ли сам Малцаг служить в армии, против которой сам всю жизнь воевал? Конечно же, нет! Это обстоятельство уже обсуждалось, и не раз, не раз Малцаг и Шад-Мульк встречались. То это было чуть севернее Тебриза, в пойме реки Ахара-Чай, куда Халиль и Шад-Мульк ездили на охоту. Было так, что Малцаг приходил и в Тебриз, и они втроем встречались в условленном месте. Малцаг не согласен, а Шад-Мульк, одержимая, сама выехать не может и вновь Малцага зовет. Он всегда мчится на ее зов, благо у него есть пайзца, но теперь и она особо не нужна: люди Халиля под охраной доставляют его в Тебриз. А Шадома не только актриса, она еще и режиссер.
Халиль, как правитель Тебриза, по традиции живет в «Сказке Востока». Тут же, в тех апартаментах, где некогда была рабыней, расположилась и Шад-Мульк. Она могла бы набраться наглости и провести Малцага прямо к себе, хотя там всегда Халиль. Однако Шад-Мульк замыслила ошеломить Малцага позабытым прошлым, когда и он был рабом, и она, якобы для тайны, назначила встречу в темных, сырых, вонючих подвалах, где, как и прежде, сотни, может, тысячи рабов, как когда-то и сам Малцаг, крутят сутками жернова, обеспечивая жизнедеятельность верхних этажей, — это и есть образ времени, то есть «Сказка Востока».
От воспоминаний, от этих запахов пота, испражнений, рвоты, тоски и смерти, от этого ужаса Малцаг весь побелел, задрожал. Он об этом забыл, он не мог и не хотел это помнить, более знать. А она пришла. Пришла как на деловое свидание, вся в наряде и в блеске.
— Вспомнил нашу жизнь? — почти что бесстрастен голос Шад-Мульк, будто это ей никогда не грозит и не грозило.
— Знал бы, ни за что сюда не пришел.
— Хе-хе. Мир все тот же, мало что изменилось.
— А как там, наверху?
— Той идиллии, подлинной «Сказки Востока», нет и не будет: Тамерлан все цветы срубил. Одна роскошь. И пустота. Тишина! Лишь муэдзин на молитву поет… Ни души. Редко-редко прислуга, как тень, пройдет. Зато здесь еще больше рабов. Тут не Бочек экономит, тут щедро-вороватый казначей, который этих людей как скотину спишет. Помнишь? И мы были в этом ярме.
— Помню, но больше не хочу. Зачем звала?
— Малцаг, — ее глаза в темноте блеснули, как у хищника. — Ты думаешь, что мы уже вырвались из этого рабства, и это нам более не грозит? Нельзя все бросить на полпути.
— Я не буду служить под знаменем Тамерлана.
— Ты будешь служить у Халиля.
— И как ты это представляешь? Ведь меня знают.
— Знали, — она сделала акцент. — И то по имени, но не в лицо.
— Есть и те, кто знает в лицо.
— Ну, к Тамерлану тебя и не подпустят. И еще двое-трое, что тебя еще помнят, будут убраны.
— Мне нельзя, — уперся Малцаг. — Я кавказец, и всю жизнь воевал с тюрками.
— О чем ты говоришь? — злится Шад-Мульк, она уже примеряется к роли царицы. — Под знаменем Тамерлана десятки тысяч кавказцев, в том числе и твоих горцев-земляков. А у Халиля разве не твоя охрана?
— Им можно. Мне нельзя. К тому же я рыжий, безухий — все узнают.
— Ну, уши твои давно никто не видел. А волосы? Посмотри сюда, — она сдвинула платок, раздвинула прядь волос, — видишь, корни все седые. Я крашу волосы, и твои будут черные.
— Нет, — сухо парировал Малцаг.
— Малцаг! — теперь мольба в ее голосе. — Ты оставишь меня одну? Ведь мы в любой момент можем двинуться в Самарканд. А Хромец уже вызвал Халиля, о Китае говорил, видимо туда хочет пойти в поход.
— А где это? На краю света. Нет! Не проси, Шадома, не могу.
— Знаю, все знаю, — со злобой придвинулась она. — Это я потеряла все: родину, родных, и самое главное, вот так, рукой, — она перед его лицом сжала кулак, — вырвали последнее мое счастье на материнство, и поэтому я до конца пойду! А ты! А тебя спас от кастрации Молла Несарт, у тебя нынче семья, дети, и они манят тебя, атрофировали твою способность воевать, бороться до конца.
— Я прекратил борьбу, потому что ты попросила.
— Какая борьба? Всего пять тысяч против двухсот. Ну, убил ты Мухаммед-Султана, да хоть Хромца убей, ну и что?
— А ты что хочешь, что?
— Не кричи! — она осмотрелась. — Я хочу изнутри, до конца изничтожить этих кровопийц!
— Это невозможно.
— Возможно! — злобно шипит она. — Мы в шаге от цели. Дай сполна отомстить.
— Нет. Хватит. Давай вернемся. У нас дети, семья.
— Это у тебя дети, семья. А может, ты ревнуешь к Халилю?
— Это ты ревнуешь меня к семье. А я обязан их вырастить, на ноги поставить.
— И кем они вырастут? Горцами-дикарями? Будут дань тюркам платить, либо воровать. Все равно на обочине истории.
— Замолчи! Я никому дань не платил и никогда не воровал.
— Ну что ты, Малцаг, — тут она его дернула. — Один год. Всего год побудь со мной. Не ревнуй.
